Ведьмак из Большого Киева (сборник)
Шрифт:
— Этот берег важнее, — убежденно сказал Ламберт. — Тут комбинат, а за лиманом только маяк да склады.
— Вот-вот! Склады этим палеоблинам интереснее всего.
— Да хрен с ними, со складами, — вздохнул Ламберт. — Ну попрут метанол… Все равно ведь попрут, не думаю, что даже наша сборная команда сумеет этому помешать. А если диски на этот берег сунутся, стопудово быть беде. Тут живые, тут химия кругом, скрубберы, отстойники. Если порезвятся здесь — будут трупы. Причем, если химия по округе разольется, трупов будет много и сразу, и в будущем. Так что…
— Переправу
— Не-а. — Ламберт беззаботно помотал головой. — Надо по дальним пирсам пошариться, там вроде какие-то катерки стояли. А за во-он теми выгородками я даже гребную лодку видел.
— Нет там лодки, — донеслось из темноты. — Фильтраторы на закате увели.
Голос ведьмаки, конечно же, узнали.
— Ишь ты! — хмыкнул Ламберт с укоризной. — Подглядываешь? Выходи давай. Вот пальнули бы в череп, не глядя, кто это, что тогда? Все едино мы тебя давным-давно заметили.
Возможно, Ламберт и заметил Валентину, все может быть. Геральт, в принципе, чувствовал, что в округе присутствуют живые, но не ожидал, что так близко.
— Давным-давно, ага, — ехидно сказала девчонка, выходя на свет. — А ничего, что я только-только пришла?
— Вот на подходе мы тебя и срисовали, — невозмутимо парировал Ламберт. — Топаешь громко. И сопишь. Чего нужно-то?
— Мне — ничего, — ответила Валентина. — А вам, кажется, нужно на тот берег.
— А есть идеи?
— Зачем идеи? — усмехнулась Валентина победно. — Есть катер.
— Ну, веди, — Ламберт с готовностью сунул ноутбук в сумку и взялся за саквояж с остатками оборудования.
«Какая-то она уж больно шустрая для шестнадцатилетней, — подумал Геральт с неясной тревогой. — Даже для сироты».
— А диск-то, который мы в будочке оставили, тютю, — доверительно сообщила Валентина. — Я на двери замок хотела навесить, чтоб не сперли, а там уже пусто. Или это ваши забрали?
— Не наши, — сухо ответил Геральт и мысленно развил недавнюю мысль: «И она не только чересчур шустрая, но и неправдоподобно много знает. И вообще, ведет себя как тридцатилетняя, не моложе…»
Стоп! Ну конечно же!
Геральт резко выбросил руку, сцапал девчонку за шиворот и приподнял, одновременно разворачивая лицом к себе.
— Сколько тебе лет на самом деле? — жестко спросил он.
В тоне Геральта не содержалось угрозы. Но на заданный таким тоном вопрос невозможно было не ответить. Девчонка молчала.
Ламберт, успевший оторваться на пяток шагов, давно остановился и с интересом взирал на происходящее. Со стороны он мог показаться более добрым, чем Геральт. Но если Геральт начинал действовать, смешно было надеяться на помощь Ламберта. Валентина это сразу поняла.
— Сколько. Тебе. Лет. А? — тихо и раздельно повторил вопрос Геральт.
Неожиданно девчонка всхлипнула, слабо дернулась, но не пытаясь освободиться, а как-то безнадежно и обреченно, словно рыбина в давно вытащенной на берег сети.
— Трид… Тридцать шесть…
Нечто подобное Геральт и заподозрил минуту назад.
— Погоди-погоди, — оживился Ламберт, переступив с ноги на ногу. — Тридцать шесть? Ты лонгер, что ли?
— Не знаю! — опять всхлипнула Валентина. — Наверное! Мать мне ничего не говорила…
Геральт тотчас разжал кулак, отпуская ворот комбинатской спецовки. Девушка-лонгер покачнулась, едва не потеряв равновесие, но все же устояла на ногах.
Сирота-лонгер. Не знающая, что она лонгер. А ведь это, шахнуш тодд, жесточайший пресс на психику… Ей пятнадцать, а выглядит она едва на десять, но при этом твердо знает, что она человек, а не долгоживущая эльфка или орка. У сверстниц давно грудь с попой округлились и парни сверстниц с удовольствием по углам тискают, а она внешне остается ребенком. Ей двадцать, половина подруг (если у нее вообще есть подруги) уже замужем и детей нарожали, а она сама все еще ребенок и особых сдвигов в сторону физического взросления незаметно. И только после двадцати пяти начинается то, что сведущие живые называют гормональным всплеском…
Н-да. Нужно быть очень сильной, чтобы все это выдержать и не сломаться.
Как бы там ни было, Геральт не собирался извиняться.
— Что еще ты от нас скрыла? А? — спросил Геральт, лишь слегка уменьшив нажим.
— З-зачем мне от вас что-то скрывать? — ответила Валентина тихо.
— Откуда мне знать — зачем? — Геральт мрачно смерил ее взглядом. — На вопрос о возрасте ты соврала и глазом не моргнула.
— Вы бы не поверили. Да и не привыкла я изливать душу перед каждым встречным.
Геральт чуточку напоказ оскалился:
— Ты потребовала от меня ведьмачье слово, женщина-лонгер. Поэтому знай: если будет нужно, ты изольешь перед нами душу до самого донышка, вывернешь наизнанку, выжмешь до последней капли, а потом снова вывернешь, изольешь и выжмешь. Умеешь брать чужое слово, умей и свое держать. Еще раз соврешь нам, потом не жалуйся. Поняла?
— П-поняла… — Валентина втянула голову в плечи и поправила съехавший на глаза картуз.
— Ну, раз поняла, тогда изволь объяснить, какого рожна ты за нами подглядываешь? Ночь на дворе, живым спать пора. Особенно если они выглядят как дети. А?
Ламберт очень к месту ехидно хихикнул. Валентина подняла на Геральта влажные от слез глаза и сказала:
— Я хочу вырваться отсюда. Я хочу этого лет двадцать, если не больше. Очень хочу. Ты моя единственная надежда, ведьмак.
— А что тебе мешает собрать манатки и выйти за проходную? Только не говори, что тебя не пропускает охрана — на берег лимана ты как-то выбираешься.
— А куда я пойду? К кому? Я не знаю жизни за пределами комбината, а из сети многое не выудишь. Читаю я много, но понять эту жизнь не в состоянии. Далеко я уйду, как думаешь? Долго протяну? Где окажусь на следующий день — в рабстве на конопляной плантации или в сточной канаве с перерезанным горлом и истерзанным телом? Я уже уходила. Дважды. И оба раза не было в мире живой счастливее, чем я, когда мне удавалось вернуться на комбинат целой и почти невредимой.