Ведьмак из СПб
Шрифт:
– Вот и вся благодарность старику, – хмуро усмехнулся Лясун Лешукович, но тут же сменил гнев на милость: – Ладно, топайте давайте. К слову, даже подскажу, куда – к баснописцу.
Поздняков благодарно прикрыл веки.
– Только, Коленька, обещай – вреда Ефимке не причинишь!
– Разумеется, господин Боровой. Разумеется!
Попрощавшись с лешим, Николай чуть ли не вприпрыжку направился в сторону Главной аллеи. Волков поспешил следом.
– Куда мы так торопимся, Николай?
– К баснописцу, тебе же сказали, – зло прошипел тот – все добродушие
– Что?.. Как?.. Я?.. – на секунду растерялся Волков, но тотчас же собрался. Голос его приобрел стальные нотки: – Николай, следи за языком. Ты не старше меня ни по возрасту, ни по званию, чтобы так общаться – оставь этот тон Зарецкому. Я с самого начала спросил: кто осведомитель? И если бы ты нормально объяснил, что это уважаемый тобой леший, а не нечисть, место которой – в глухом лесу, я бы и общался как подобает.
– То есть, – побагровел Поздняков, – я еще и виноват?
– Получается, так.
Николай засопел, в глубине души понимая, что он действительно оплошал – нужно было изначально поведать новичку об особенностях «коммуникации» с лешим, а не нагонять загадочности своим «увидишь».
– Ладно, проехали, – наконец выдавил он и остановился: – Пришли.
Макс огляделся. Они находились на небольшой площадке, окольцованной решетчатым забором. В центре площадки высился массивный памятник: сидящий на камне мужчина, задумчиво замерший над книгой. Под скульптурой, на постаменте, в окружении целой своры басенных животных, значилось: «Крылову. 1855».
Судя по всему, место это пользовалось популярностью – туристов на площадке было немало. Сменяя друг друга, они входили в закуток, смотрели на памятник, фотографировались на его фоне... и шли дальше по своим туристическим делам.
– А вон и Ракита. – Подбородок Николая дернулся в сторону скамеек.
На одной из них, читая журнал, сидел дедушка лет семидесяти. Низенький. Щупленький. Курносый. На вид – безобидный, похожий на персонажа то ли детской сказки, то ли советского мультфильма. Конкретнее Макс вспомнить не мог.
Рядом со скамейкой – по песчаному покрытию – возил игрушечный самосвал мальчишка с выцветшей на солнце шевелюрой. Одет он был по последней моде семидесятых: кожаные сандалии с носками, однотонные голубые шорты, пестрая рубаха с длинным рукавом и панамка морячка с аббревиатурой «ВМФ» – Военно-морской флот. На шее – алого цвета, завязанная узлом косынка.
Поздняков уверенным шагом направился к деду с внуком.
– Ракита! – не доходя несколько метров, окликнул он.
Дедушка, оторвав взгляд от журнала «Здоровье», прищурился, стараясь понять, кто его зовет. Судя по всему – понял: щеки его заметно побледнели, на лбу выступил пот.
– Н-николай, – прозаикался он. – Рад в-видеть.
– Выражение твоего лица, Ракита, намекает мне, что мы пришли по адресу, верно?
Ракита закивал и отложил журнал в сторону.
– Ефимка, – позвал он, –
Мальчишка, оставив самосвал валяться на песке, послушно подошел.
– Вот, Ефимка, посмотри на этого дядю, – между тем продолжил говорить Ракита. – Видишь? Дядя здесь для того, чтобы наказать тебя за ночную выходку и забрать в питомник.
Глаза мальчишки – которому на вид было лет шесть или семь – моментально наполнились слезами. Всем телом прижавшись к ноге деда, он замотал головой, едва сдерживаясь, чтобы окончательно не расплакаться.
– Не забирайте меня, я больше не буду, правда, – всхлипывая, залепетал он. – Никогда впредь не стану баловаться, честно, только не отдавайте в питомник, ну пожалуйста...
На последнем слове Ефимка все-таки не выдержал и разрыдался.
– Точно не будешь? – шагнул к мальчику Поздняков. – Прекращай ныть и отвечай!
– Не буду! Точно! Честное пионерское! – давясь слезами, пообещал тот.
– Ну что ж... – Николай сделал вид, что задумался. – Хорошо, Ефим, я тебе поверю. Один-единственный раз! Под ответственность деда. Но еще одна такая выходка...
– Понял, что тебе дядя сказал, чуня ты бестолковая? – Ракита отвесил внуку подзатыльник. – То-то же! А теперь беги играть! – И, когда мальчишка резво ускакал прочь, покаялся: – Простите, товарищи, за доставленное неудобство. Не углядел за сорванцом. Стоило лишь ненадолго отвернуться, как... – Он устало вздохнул.
– Ничего, Ракита, бывает. Дети – они такие. С шилом в мягком месте, – снисходительно улыбнулся Поздняков и повернулся к Волкову, который молчаливо наблюдал за этой сценой: – Пойдем.
– В смысле – пойдем? – не понял тот. – А оформить нарушение? А объявить строгий выговор... э-э, опекуну? И то и другое – с занесением в личное дело?
– Иногда, Максим, можно ограничиться и устным предупреждением, – не согласился с Волковым Поздняков. – Особенно если нарушение, скажем так, не причинило здоровью потерпевшего тяжкого вреда. Ну подумаешь, Александрову кожу на шее слегка прокусили, тоже мне проблема! – Николай вдруг наклонился почти к самому уху напарника и прошептал, чтобы Ракита не услышал: – А еще ты представляешь, сколько будет бумажной волокиты из-за одного малюсенького проступка? Вот тебе самому охота заполнять кучу форм и бланков? А ведь Сидоров заставит! Ну а так скажем, что провели воспитательную беседу, составим короткое объяснительное письмо, и все дела.
– Хорошо, я понял... – вроде как согласился Макс и посмотрел на играющего вдалеке Ефимку: – Только с одним условием: я хочу узнать, кто он? Увидеть его сущность.
– Что, прямо здесь?! Сейчас? Зачем?
– Так интересно же!
Поздняков вздохнул и, вплотную придвинувшись к Раките, о чем-то коротко с ним переговорил. После чего направился к единственному выходу с площадки – «разворачивать» туристов.
– Ефимка, беги сюда! – позвал Ракита. И когда мальчишка подошел, велел: – Стой спокойно, дядя на тебя просто посмотрит.