Ведьменыш

Шишкин Олег Анатольевич

– Что здесь творится… – пролепетал Николай. – Зачем им…

Договорить он не успел. Раздался свистящий звук, и на всех экранчиках один за другим стало возникать одно и то же схематичное изображение шарообразного аппарата.

Свист сменил писк, затем металлический грохот. Шар запустил двигатели – до того самого, слышанного ими еще на дороге пугающего звука, накренился и, сорвавшись с места, резко взмыл в небо.

Глава четвертая

Вот тебе и бабушка…

«Строго

секретно.

В штаб ВВС.

21 июня

Время – С 18.00 до 18.17

Визуально наблюдался неопознанный летающий объект, по форме напоминающий шар. Он совершил несколько круговых движений по небу. Затем скрылся в сторону Челябинска-70.

Тот же объект наблюдался постом ГАИ, расположенным на шоссе рядом с частью, о чем сотрудниками милиции было сообщено на КПП.

Капитан И.Бузин

Сверено с рапортом дежурного.

Начальник в/ч 25840 полковник

Г. Шершень».

1

Тамара Васильевна Просвирина никогда не летала на самолетах, и ее жизнь была никак не связана со звездами.

Звездочки, правда, украшали клеенку, покрывавшую стеклянную полочку в туалете. На ней и стояла та самая жуткая банка: на дне лежала густым слоем обычная сода, а на ней – рельефно засохший кровавый плевок с коричневатыми зубами.

Зубы ли это были?

Да, самые настоящие зубы, хотя и похожие на обмылки.

Стенки банки покрывали белесые разводы. Рядом стоял граненый стакан с нагло торчащим роговым старушечьим гребнем, меж зубцами которого застряли длиннющие седые волосы.

Еще ближе, но тут же, на стеклянной полочке, неумело приделанной к зеркалу, скособочился помятый и порядком уже просроченный брикет порошка «пресноводной губки бодяги». На упаковке еще можно было разглядеть место и давнишнюю дату, продавленную грубым шрифтом: «Поронайск. 1959 г.».

В стакане стояла и зубная щетка с подгнившей почерневшей ручкой, будто прижженной йодом, а рядом валялся давнишний крем для лица в полностью выдавленном тюбике, навечно оставленном лежать среди всего этого старушечьего добра.

Каждое утро Тамара Васильевна подымала свое усохшее тело и, словно воскресшая мумия, вытянув перед собой дрожащие руки, шкандыбала в туалет.

В зеркале ее встречало сморщенное уставшее личико, всклокоченные после сна волосы, сизый нос с фиолетовыми прожилками капилляров – сетчатых, тонких ниток, расплывавшихся в красных мельчайших точках.

Но что ж тут поделаешь, если время ее прошло и осталось только дожить отмеренное до того последнего мига, когда уж хочешь не хочешь, а надо будет…

О красоте она не думала. Утренняя гигиена не доставляла ей удовольствия. А любование перед зеркалом было просто привычкой, простительным обезьяним рефлексом, который не получилось изжить.

Заведенный порядок ежеутренне продолжался делом, не совсем обычным. Но это дело Тамара Васильевна считала своим долгом, служением и данью высшему закону бытия.

Скрупулезно, с видом озабоченной зубной врачихи, бубня себе под нос, она осматривала хлебницу. И обнаружив там зачерствевшую горбушку или кусок недоеденного плесневелого хлебца, совала их в желтоватый, скукоженный целлофановый пакет. К концу месяца он наполнялся и, бывало, даже рвался на швах.

Верящая в дурные приметы, Тамара Васильевна никогда не выбрасывала хлеб в помойное ведро и назойливо твердила снохе, приходившей к ней делать уборку: «Хлеб в ведро бросать нельзя. Нехорошо это. Грех большой! Говорят, если выбросишь – голод будет. Или еще чего. И ты, Зиночка, никогда так не делай».

Вот потому-то в день, когда целлофановый мешок бывал полон, Тамара Васильевна брала эмалированную миску и долго-долго размачивала огрызки батонов, разбадяживая вязкую массу, мяла мамалыгу и только тогда, когда та превращалась в единую желтую жижу, вываливала в унитаз. Теперь она могла успокоить себя тем, что обманула примету и хлебушек ушел из дому не через помойку.

Сноха считала Тамару Васильевну чудной, но и сама была не менее заковыристой породы.

Выйдя замуж за сына Тамары Васильевны, она прожила с ним недолго. Тот пил, дрался, ругался с соседями и в конце концов загремел в тюрьму за попытку кражи «носильных вещей».

Мотивы преступления были всем понятны – Сережка, подвыпив, решил раздобыть денег в соседнем доме. Взял самодельные отмычки и вскрыл дверь первой попавшейся квартиры. На его беду, у «жертв» шел день рождения дочери, народа в доме было немало. Они всей семье повалили Серегу и вызвали милицию.

Связанного и шального, его поместили в «обезьянник», а затем, навесив еще и чужих грехов, отправили в Мордовию.

С этого, собственно, и началась Серегина тюремная биография.

А его Зинка, любимая женщина, начала пить и путаться с Сережкиными дружбанами, со всей этой неприятной для Тамары Васильевны сволотой.

2

Сердобольная Зина навещала Тамару Васильевну раз в две недели, набивала холодильник и снова исчезала.

Молодуха работала поварихой вахтовым методом. Ее забрасывали на вертолете в тайгу на нефтебуровой участок в Чердынь. Ишачила порядочно, что зимой, что летом. Но не жаловалась. Зато уж когда возвращалась, могла позволить себе несколько дней. И позволяла. В подпитии она наведывалась к свекрови за душевной беседой.

Зина знала, что жизнь у той была не сахар, врагу не пожелаешь. Тамара Васильевна нет-нет, да и вспоминала жесткие послевоенные времена, когда вся семья с голоду пухла.