Ведьмин камень
Шрифт:
...Я поднялась в свою комнату и набрала номер телефона, который мне дал дядя Сережа. На другом конце ответили почти сразу:
– Капитан Удовиченко слушает.
– Леонид Максимович? Здравствуйте. С вами говорит журналистка Казакова. Сергей Дмитриевич должен был предупредить вас...
– Да, он звонил, я в курсе. Чем обязан?
– Хотелось бы поговорить о деле Лютиковой, которое вы ведете.
– Пытаетесь накопать материальчик на статью?
– Вообще-то да. Я получила задание в редакции найти интересный
– Думаете, в деле Лютиковой все так интересно? Уверяю вас – суровая проза жизни, ничего больше!
– Ну, Леонид Максимович, можно мне все-таки там покопаться? Дело в том, что за последнее время не случалось ничего такого... из ряда вон выходящего. А статью скоро сдавать. Что мне делать?
Я говорила капризно-кокетливым тоном, и сердце мужчины дрогнуло. Пожалел-таки бедную девушку.
– Хорошо, подъезжайте, что ж с вами делать! Попробую вам помочь...
– Спасибо!
Меньше чем через час я подходила к кабинету номер одиннадцать, на двери которого висела металлическая табличка «Следователь капитан Удовиченко Л.М.». Я постучала, и мужественный баритон ответил из глубины комнаты:
– Да, да!
Капитан Удовиченко оказался довольно приятным внешне мужчиной лет тридцати с небольшим. Он сидел за средних размеров письменным столом, заваленным бумагами, папками, ручками, коробками со скрепками и прочими такими нужными следователю канцелярскими принадлежностями. Леонид Максимович поднял на меня глаза и посмотрел пристально. Мне стало даже не по себе под его пронзительным взглядом. Чего это он на меня так уставился? Дырку во мне хочет проглядеть? Я смутилась и залепетала:
– Еще раз здравствуйте. Я журналистка Полина Казакова, приехала вот ...
– Полина, ты?!
Я просто опешила. На каком основании он мне, совершенно незнакомому человеку, «тычет»?
– Ты что, не узнаешь меня?
Капитан Удовиченко вдруг рассмеялся. А я стояла в дверях все еще в недоумении.
– Вижу, что не узнала! Богатым, значит, буду. Да ты проходи, чего дверь караулишь? Боишься, украдут?
Он снова рассмеялся, демонстрируя мне свой белозубый рот, а потом сказал:
– Вспоминай! Институт. Отделение юриспруденции. Поток... Группа...
Я чуть не подпрыгнула:
– Леня! Неужели ты?!
– Сам себе удивляюсь.
– И как ты здесь?
– Как видишь – капитана недавно дали.
– Молодец. Ты сразу – сюда работать?
– Почти.
– Семья?
– Да, женился, и ребенка родили. Дочке Дашутке третий год пошел. У родителей жены живем. А ты как? С чего это вдруг в папарацци подалась? Кто-то из наших говорил, что ты вроде на кирпичный завод устроилась юрисконсультом... или что-то в этом роде?
Я на секунду замялась: сказать Леньке правду или не стоит? С одной стороны, он свой, учились вместе, в параллельных группах. С другой стороны, все-таки он – мент. У них своя правда, свой взгляд на жизнь. Кто его знает, как он поведет себя? Я решила пока промолчать.
– Да вот знаешь... судьба как повернула...
– Бывает, – попытался успокоить меня бывший однокурсник. – Я вот тоже, думал адвокатом буду или нотариусом, а сижу вон где!
– А что, нормально! Отдельный кабинет, – я оглядела стены и мебель, – следователь – это же хорошо!
– Пойдет! – Леонид махнул рукой. – Ну, расскажи еще что-нибудь о себе. Пять лет ведь не виделись. Замужем?
Терпеть не могу, когда знакомые задают мне этот вопрос. Спросить, что ли, больше не о чем? Сейчас скажу, что хожу в холостяках, – и сразу начнется: ой, да как же это ты?! Почему до сих пор?.. Но тут я вспомнила, что сама первая спросила Леню о семейном положении, и притихла.
– Пока не собралась...
– А что так? Женихов хороших нет? Так я тебе с этим помогу. У нас в отделении двое неженатых, а еще один разведенный. Майор, всего тридцать девять. Правда, двоим детям алименты платит. Познакомить?
– Как-нибудь в другой раз.
– Ну, как знаешь. Тогда ставлю чайник.
– Может, не надо? Я ненадолго...
– Что значит «не надо»? У меня по расписанию – чай. С плюшками, между прочим. Здесь, в буфете напротив, такая вкусная выпечка! Руки мыть пойдешь?
Мы пили чай из больших несуразных кружек. Вообще-то я такие терпеть не могу. Мне нравятся маленькие аккуратные чашечки из фарфора или фаянса, из которых мы с дедом пьем чай и кофе. А такие кружки на пол-литра с большими массивными ручками больше похожи на орудие убийства: при желании ими можно и прибить.
– Так о чем писать будешь, папарацци?
– Хотелось бы о том случае с обваренной женщиной. – Я взяла с тарелки еще одну плюшку.
– Мм, – промычал Леня с набитым ртом, – не о чем там писать!
– Как это не о чем? – удивилась я. – Такой серьезный случай! Женщина ведь погибла.
– Пока не о чем. Расследование только ведется.
– Ты что, еще ничего не узнал?
– Узнал, но мало. Понимаешь, Полин, сын погибшей уверяет, что его мать обварил ее брат. И мотив вроде бы есть: квартира. Брат устраняет сестру и живет себе припеваючи в квартире один со своей возлюбленной. Но у того – алиби. И тут ничего не поделаешь.
– Подожди, но ведь алиби Солдатенкову сделала его сожительница? Разве она не заинтересованное лицо?
– А откуда ты знаешь фамилию подозреваемого? Я тебе ее не говорил.
Леня посмотрел на меня удивленно.
– Один наш стажер писал заметку об этом деле. Он передал мне материал.
– А-а... Нет, Полин, дело не только в его сожительнице. Эта мадам Раневич мне самому, честно говоря, не нравится. Какая-то она скользкая, что ли. Чересчур кокетливая, жеманная. Терпеть таких не могу. Но ее показания мы проверили: соседка по коммуналке подтвердила, что именно в этот момент Раневич с ее хахалем были в своей комнате. А они живут как кошка с собакой, я имею в виду эту Эвелину и ее соседку. И уж если враг подтверждает их алиби, тут поневоле задумаешься.