Ведьмин огонь
Шрифт:
— Нет, опять не о том, — не сдавалась она. — Я говорю: покинуть эти холмы и перебраться в иные земли.
— Зачем? — удивился Джоах и даже на мгновение застыл с красным яблоком в руке, внимательно разглядывая сестру серьезными зеленоватыми глазами.
Елена набросила лямку корзины на плечо:
— Не знаю.
Корзина показалась ей вдвое тяжелей. Никто не понимал ее здесь.
Неожиданно брат громко рассмеялся.
— Ты чего? — доверчиво обернулась сестра, предвкушая хорошую шутку.
— Ах, как тебя легко надуть, Елена, — на лице брата была лишь насмешка. —
Елена нахмурилась. Так значит, сад еще не поймал брата в свою ловушку!
— Дай мне коня и меч — и следа моего не найдешь! — продолжал Джоах, и глаза его затуманились несбыточными мечтами.
И под старыми яблонями сестра и брат обменялись понимающими улыбками.
Тут по саду разнесся звук колокола, собиравшего работников на обед.
— Ну, вовремя, — сказал Джоах, ловко спрыгивая на землю: — Я уже изрядно проголодался.
— Ты всегда голодный, — усмехнулась Елена.
— Я расту.
И брат говорил правду. С прошлого лета Джоах очень изменился, на следующей неделе ему должно было исполниться четырнадцать. Будучи всего на год старше Елены, он стал теперь выше на целую голову, и при этой мысли Елена с трудом подавила в себе желание посмотреть на свою грудь. Остальные девочки в округе уже давно раздались вширь и ввысь, в то время как она и раздетая была все еще похожа на мальчика. Их с братом даже часто путали, поскольку у обоих вились рыжие кудри, кое-как завязанные сзади в конский хвост, сияли зеленоватые глаза, горели румянцем высокие скулы и блестела обожженная солнцем кожа. Правда, ресницы у Елены были подлинней, да и носик поменьше, но в ловкости и силе она почти не уступала брату: Одинаковая работа в саду и на поле с самого детства превратила их почти в близнецов.
Однако впереди у Джоаха была работа на ферме; ему предстояло присоединиться к людям тяжелого физического труда. Грудь мальчика раздастся, руки нальются силой, плечи станут квадратными. И никто больше, никогда не спутает ее с братом. Елена все-таки посмотрела на свою грудь и жарко подумала, что уж скорее бы .
— Ну, что, налюбовалась своими яблочками? — рассмеялся брат и кинул в нее недозрелым яблоком. — Тогда пошли.
Елена подобрала яблоко и бросила в убегающего брата. «Пошел ты!» — хотела огрызнуться она, но, как обычно, рассмеялась и смягчила ответ:
— Я, по крайней мере, не торчу перед зеркалом, когда никто не видит!
На этот раз покраснел Джоах. — Я не… То есть я не хотел…
— Иди домой, Джоах.
— А ты?
— Моя корзина еще полупуста. Мне, наверное, лучше еще поработать.
— Я могу перекинуть тебе кое-что из своей, у меня и так через край. Станет поровну.
И, хотя Елена знала, что брат хочет помочь ей совершенно искренне, она вдруг ощутила досаду:
— Я и сама могу добрать, — на сей раз слова прозвучали даже более едко, чем ей хотелось.
— Ладно, я только старался помочь.
— Скажи маме, что я вернусь еще до заката.
— Только
— Знаю, слышала. Кто-то наверняка просто захотел баранинки. Все будет в порядке, Джоах.
Какое-то время мальчик колебался, но голод взял верх, и, помахав рукой, он направился за яблони к дому. Очень скоро его скрыла густая листва, и, спустя несколько секунд, не стало слышно даже шагов.
Елена снова взобралась на лестницу и притянула к себе наиболее густо усыпанную плодами ветвь. Вдалеке поднимались к небу дымки Винтерфелла, городка, спрятавшегося глубоко в долине. Девочка долго следила за ними, пока они не слились с облаками над долиной, откуда ветер уносил их уже к самому океану. Ах, если бы она могла полететь с ними!
И тогда в ее памяти снова всплыл отцовский голос: «Ты вечно витаешь где-то в облаках, Елена ».
Вздохнув, девочка опустила взгляд и поплотнее прижалась к лестнице, чтобы лучше держать равновесие. Что ж, такова ее жизнь. Обхватив ветку обеими руками, она снимала яблоки и через плечо бросала их в корзину. Опытные пальцы на ощупь определяли, достаточно ли спел плод, чтобы его сорвать, ловкая кисть отрывала ножку, и скоро все спелые яблоки, что висели вокруг, оказались в корзине.
Но от работы у девочки вдруг заныли плечи и даже спина. Правда, Елена не останавливалась и, отмахиваясь от наседавших мух, перебралась еще на ступеньку повыше, к новым ветвям. Она действительно решила набрать полную корзину еще до заката.
Но скоро боль в плечах перешла на живот. Елена попыталась переменить позу, думая, что и живот у нее заболел от неудачного положения, но неожиданно ее пронзила такая резь, что девочка едва не упала, успев все же схватиться обеими руками за лестницу.
Сузив от боли глаза, она села на ступеньку, ожидая, когда пройдет приступ. А боль все не проходила. Правда, последние несколько дней такие приступы, хотя и намного слабее, у нее уже бывали. Елена никому не говорила об этом, объясняя для себя тем, что, наверное, просто объелась дикими ягодами. Пора их сбора была коротка, а девочка так любила эти красные сладкие плоды, и сопротивляться желанию наесться ими, даже несмотря на боль, не имела силы.
Тяжело дыша сквозь стиснутые зубы, Елена терпела, и скоро боль переросла в тупую и тянущую. Девочка села поудобней, упершись лбом в ладони, и приготовилась терпеть дальше.
Но на мгновение подняв голову, чтобы вдохнуть побольше воздуха, вдруг увидела перед собой такое, что на время забыла даже о боли. Золотой вечерний свет проникал сквозь густую листву, замирая на глянцевитых боках крупных яблок, бывших размером едва не с маленькую дыню. Ах, как мама любила класть эти яблоки в свои дивные пироги! Даже отец будет доволен, если она наберет таких яблок!
Но как их достать?
Взобравшись еще на ступеньку — на высоту, куда отец никогда не разрешал ей подниматься, — она протянула к ним руки, и ее пальцы уже коснулись шелковистого плода, висевшего ниже всех.