Ведьмин род
Шрифт:
– Я познакомил Дафну с мамой, обе остались очень довольны, потом мы вместе ходили к маме на лекции, по студенческим билетам. Это… не то чтобы любовь, но у меня было чувство, что я делаю нечто очень, очень правильное. Что я изменяю мир для этой девчонки, у меня-то по рождению есть все… и я должен делиться с теми, кому меньше повезло. Дафна светилась, летала, пригласила меня на спектакль, где была занята со своим училищем. Но, что совершенно закономерно, через пару дней она узнала, кто мой отец… и сбежала.
Он говорил легко, без тени обиды
– Испугалась, – сказала Эгле. – Что… она не состояла на учете?
– Состояла. – Мартин аккуратно вписался в крутой поворот. – И как раз мой отец ее ставил на учет за год до нашей встречи, причем со скандалом, с побегами, со спецприемником… Проблема Дафны оказалась не в том, что она ведьма, а в том, что у нее был отчим-мерзавец. Все это я узнал много лет спустя, разумеется.
– Какой кошмар, – пробормотала Эгле.
– У меня волосы дыбом, как вспомню, – просто сказал Мартин. – Эта сволочь, ее отчим, запугивал ее и стыдил, забивал голову дрянью, чтобы девчонка не сопротивлялась. Ты, мол, ведьма, ты похотливая сучка, если кто-то узнает о нашей связи, тебя все проклянут… Прости, Эгле, меня явно не туда занесло, а начал ведь с лебедей. Извини.
– Но… ей ведь помогли? – тихо спросила Эгле.
– Побочный эффект инквизиторского учета, – Мартин ухмыльнулся. – Работая с ней, отец мгновенно понял, что здесь что-то не так, и расколол ее, как он умеет.
– Пытал?!
– Ну что ты, – Мартин посмотрел укоризненно. – Побеседовал. Вытащил проблему на поверхность, раздал пинков ответственным лицам, все забегали как подорванные – прокуратура, опека, директриса хореографического училища… К моменту нашей встречи ее отчим уже год как сидел в тюрьме, Дафна жила в общаге, и, кажется, психотерапия худо-бедно сработала, потому что мне-то она показалась нервной, немного странной, но веселой и обаятельной девчонкой… не сломленной. Но вот моего отца она видеть не желала, не потому что он Великий Инквизитор, а потому, что она знала, что он знает. Она даже слышать о нем не могла. Обо мне тоже.
– И… как у нее сложилась потом жизнь? – Эгле почувствовала, как мерзнет правая ладонь, и принялась растирать ее левой.
– Нормально сложилась. – Мартин сбавил скорость, оглядывая склоны вокруг. – Балериной не стала, но занялась бизнесом, успешно, и вышла замуж… А главное – инициацию так и не прошла…
Он принюхался, раздувая ноздри, и остановил машину у обочины:
– Так, Эгле. Ты ничего не хочешь мне показать?
Она не знала, хочет ли найти в лесу это место – или, наоборот, желает, чтобы оно спряталось от инквизитора, ушло под землю, под корни жухлой травы. Ее память не хранила деталей; Эгле помнила только, как, спасаясь от палачей, Ивга высадила ее на обочине… Вышвырнула, если честно. И погнала машину вперед, уводя за собой погоню, оставив Эгле просьбу на прощание – спрятаться и выжить…
– Где-то здесь, – она неуверенно огляделась. – Выше по склону.
Верхушки сосен, жадно тянущихся к серому небу. Обвитые мхом, будто драпировкой, красноватые стволы. Вечнозеленый кустарник вдоль дороги. Мартин смотрел по сторонам, на его лице не было умиления горожанина, оказавшегося в живописном и диком месте. Он был сосредоточен, как футбольный вратарь, чья команда успешно атакует, и угрозы воротам нет – но в любой момент может начаться контратака.
– Может, не будем искать? – малодушно предложила Эгле. – Может, там уже ничего…
– Точно есть, – он шевельнул ноздрями. – Идем- идем, только под ноги смотри.
И он направился в лес, легко ступая, неслышным охотничьим шагом, и Эгле ничего не оставалось делать, как догнать его и пойти рядом.
– Значит, по местным поверьям, отправить в этот лес сиротку за хворостом означало убить ее? – спросил Мартин на ходу.
– Это сказки. – Эгле осторожно шагала, боясь подвернуть ногу, потому что тонкий слой снега скрывал под собой и корни, и камни, и острые коряги. Высокая жухлая трава покачивалась, хотя ветра не было. Еле слышный скрип в кронах да хруст снега под ногами только подчеркивали слежавшееся безмолвие.
– Эта трава как волосы мертвой великанши, – сказала Эгле, чтобы нарушить тишину.
– А умерла она после визита в парикмахерскую, – пробормотал Мартин без улыбки. – Где ее варварски обработали пергидролем…
Он остановился и снова принюхался:
– Я почему спросил про сиротку: здесь очень явный… ведьмин дух. Как на месте массовой инициации. Гипотетическая сиротка, если она неинициированная ведьма, не успеет ничего понять – прилетит, как мошка на огонь… Не так давно одну такую штуку залили бетоном.
– Ивга думает, – пробормотала Эгле, – что их можно сколько угодно заливать бетоном. Эти «штуки» всегда возвращаются. Появляются, исчезают. Ридна – земля ведьм…
Она остановилась. Кажется, ее воспоминания остались здесь, на поросшем лесом склоне, и теперь Эгле вошла в них, как в туман.
Сто лет прошло. Нет, всего-то чуть больше недели. Эгле металась по лесу, Мартин в тот момент был смертельно ранен, Ивгу уже догнали на дороге убийцы из «Новой Инквизиции»… Было плохо, тяжело, страшно, безнадежно. А потом вдруг стало тепло и светло. Запели тонкие голоса, и открылось будущее, и Эгле сделалась кем-то другим, кем не была прежде…
Мартин уже шел вперед, вверх по склону, и было страшновато смотреть, как он шел – хищно, будто зверь по следу. Никаких сантиментов по отношению к этому месту он не испытывал; Эгле сжала зубы – и догнала его.
Земля была неплотно завалена хворостом. Мартин раскидал ветки за пару секунд. Открылась круглая площадка с рельефной спиралью на известняке: миллионы лет назад здесь было море, в нем жила улитка размером с грузовой автомобиль и, околев, оставила на дне ракушку-сифон. Вот ее отпечаток.