Ведьмин век
Шрифт:
Федора не слышала его мыслей. Она просто уныло смотрела в стол, и в конце концов Клавдий успокоился и махнул на нее рукой. В конце концов, не все ли равно, что она о нем думает? Пусть лучше воображает, что он польстился на молоденькую — так ей будет легче пережить. Так ей удобнее понимать.
Они неприкрыто готовили его низвержение. Они уже почти поделили роли; напуганные войной с ведьмами, грозящей окончиться далеко не в пользу человечества, они все равно не забывали делить кресла. И на пост Великого Инквизитора теперь претендовал грузный Фома из Альтицы — он-то лучше других знал, что делать, ухватившись за еще теплые от чужих рук бразды
Чуть повернув голову, Клавдий смотрел в окно. На ползущие над городом дымы; если ее схватят неинициированную, еще останется надежда отыскать ее потом в тюрьме. Если она успеет пройти обряд…
Клавдия передернуло, он с большим трудом вернул на лицо маску безразличия. Всех действующих ведьм ныне уничтожают на месте. Без суда и следствия. И сжигают тела; он, Клавдий, сидит и слушает этот град завуалированных оскорблений, а рыжую Ивгу где-то там уже ведут, возможно, на казнь…
Как обычно, сказал черный барельеф на Дюнкиной могиле, изваяние женщины, которая могла быть кем угодно — и Дюнкой, и Ивгой, и даже его давно умершей матерью. Как обычно — ты никогда не замечаешь того, кто рядом. Ты преспокойно хлопаешь ушами, пока цель твоей жизни жалобно кружит рядом, пытаясь попасться тебе на глаза. У тебя всегда множество занятий. То экзамены в лицее, то новое пришествие матки… А потом ты спохватываешься, кричишь, зовешь… Тщетно. Ты замечаешь это только тогда, когда его уже нет…
Он с усилием опустил на стол судорожно сжатый кулак. Оратор — Фома из Альтицы — был, кажется, неприятно поражен его несдержанностью; он решил, глупыш, что реакция Великого Инквизитора вызвана его очередным обвинением. Клавдий улыбнулся, молча прося извинения; дорогой Фома, если бы все было так просто. Если бы ты знал, Фома…
Глупец. Подобрал сокровище, долго таскал с собой, хранил среди монет и стеклянных бусин — и наконец потерял, выронил через прореху в кармане, а поди-ка дотянись теперь до локтя, чтобы его укусить…
Интересно, кто из собравшихся знает о его последнем распоряжении. Всем оперативным группам, всем ищейкам и патрулям выдано предписание изловленных рыжих ведьм доставлять лично Великому Инквизитору. Обоснование — ведьма-матка должна быть именно рыжей…
Как он радовался этой своей придумке. Ну комар же носа не подточит; теперь затея кажется ему по-детски наивной и бессмысленной. В условиях жестокой войны — кто же будет тащить действующую ведьму во Дворец Инквизиции? Лучше ее сразу убить — а если матка, тем лучше, зачем матку таскать, ее сразу же и уничтожить, пусть только попадется…
Сегодня утром привезли одну. Крашеную, с розово-алыми волосами. С неглубоким колодцем, но отменно злую, в колодках; отправляясь на казнь, она вопила пророчества о всеобщей гибели, конце света и воцарении матки…
Клавдий только сейчас заметил, что в кабинете стоит тишина. Причем уже несколько минут; и все смотрят на него. Торжествующе. Смятенно. С сочувствием. С вопросом. Обвиняюще. Один только Выкол из Бернста — равнодушно.
Чего от него ждут? А, отречения. Сейчас, по их сценарию, он должен подняться и глухим голосом произнести формулу об отставке. Заявить о своей неспособности дальше выполнять обязанности Великого Инквизитора по причинам… А, все равно, по каким причинам. По причинам всеобщего бардака и сбежавшей рыжей ведьмы.
Он поднялся.
Федора только теперь посмотрела ему прямо
— Господа… Я внимательно выслушал ваши отчеты.
Так, шепоток среди собравшихся. Назвать требования о низвержении «отчетами» можно было либо с перепою, либо с бо-ольшим подтекстом.
— Собственно говоря, именно так и должны идти дела в связи с пришествием матки… Не так давно я имел об этом разговор с его сиятельством герцогом.
Так, шепоток и переглядки за чужими спинами. К чему клонит Старж, всем известно, что герцог на дух его не переносит…
— Его сиятельство полностью одобрил мой план действий… О чем и была написана вот эта замечательная бумага.
Он извлек листок жестом фокусника. Ксерокопию; подлинник давно был заперт в сейфе. Мало ли что — вдруг кто-то из темпераментных кураторов вздумает разыграть сцену из старинной мелодрамы, с последующим разрыванием ценных бумаг…
— Я прочту, если не возражаете… «Мы, герцог Вижны Стефаний Седьмой, полностью одобряем генеральный план, предоставленный Нам господином Великим Инквизитором Вижны Клавдием из рода Старжей… И потому скрепляем собственноручной подписью договор о моратории на кадровые перестановки в высшем эшелоне Инквизиции, конкретно — на смещение со своей должности Великого Инквизитора Вижны. Срок моратория будет определен успехами в ходе подавления агрессии ведьм»… Личные подписи: Стефаний Седьмой, Клавдий Старж. Государственная печать.
Он помедлил. Не стал смотреть — дал возможность слушателям овладеть собой. Не стал пользоваться правом сильного и разглядывать их потрясение. Их замешательство, бессильное возмущение, их слабость и страх.
Власти всех времен желали подчинить себе Инквизицию. И все Великие Инквизиторы всех времен противостояли этому желанию. А Клавдий Старж взял да и использовал его в своих интересах.
Вот теперь он точно не отмоется. Он должен либо победить, либо пойти под трибунал. Либо одолеть матку, либо…
Он поднял глаза.
Фома из Альтицы был лилов. Он был такого нездорового цвета, что Клавдий забеспокоился — не хватит ли его удар. Люди такой комплекции очень подвержены…
— Ну, ты даешь, — громко и совершенно бесстрастно объявил Выкол, куратор Бернста, «железная змеюка». — Все, господа, получили по шеям, сливайте воду, сушите весла… И беритесь-ка за работу. Матку ловите, мать ее…
Фома молчал. Молча шевелил губами.
— Это вам так не пройдет, Старж, — глухо сказал Вар Танас, куратор Ридны. — Вы предали Инквизицию — во имя собственной задницы…
Клавдий вскинул голову.
Не потому, что эти слова так уж его задели — просто хотелось выплеснуть куда-то накопившееся раздражение, беспокойство и тоску. Причем выплеснуть не на голову референта, бездарно и зло — а с некоторой пользой, красиво, расчетливо.
— Моя задница передает привет вашим мозолистым седалищам… Мне, к вашему сведению, глубоко плевать на Инквизицию. Пусть погибнет Инквизиция — но вместе с маткой; я предал Инквизицию — прекрасно. Потом придете плюнуть на мою могилу. А сейчас я хочу убить матку, и ваши кадровые игры мне не помешают, вот хоть голышом пляшите. Мне плевать на ваши амбиции; будьте добры работать, а значит, убирать дерьмо, причем проворно, а иначе в нем же и потонете… Все — по рабочим местам. Кто ослушается малейшего приказа — будет смещен в двадцать четыре часа и отдан под Виженский трибунал. Я сказал.