Ведьмина доля
Шрифт:
Хуфия скользила впереди, гордо расправив плечи, а за ней, свиваясь из развивающегося темного одеяния, шли… пятеро. Полукругом, отставая на пару шагов. Одна обернулась, и с морщинистого лица на меня посмотрели пустые глазницы. Тени. Мир теней.
— Быстрее, ведьма, — нежить обернулась. — Ты здесь долго не протянешь. Сюда приходят умирать те, кто на краю.
…и те, кому не за что уцепиться в мире живых.
Я ускорилась, оглядываясь. И одна из теней, снова обернувшись, кивком указала на кристалл сталагмита. Присмотревшись, я споткнулась. На кристалле сверкали белые искры,
Тусклое сияние из низкого прохода и ледяная арка, расписанная морозными завитками. Я пригнулась и скользнула в следующую пещеру. Выпрямилась и замерла. В груди стало тесно и жарко, к щекам прилила кровь. А нежить уже стояла за моей спиной, перекрывая выход.
— Узнаешь? — пропела она, склонившись, и по моей левой руке поползла ледяная змейка серебристой крови. — Смотри, — стиснула мои плечи, царапая кожу костями сломанных пальцев. — Смотри, изменчивая, — и ее кровь ручейками потекла по моей спине.
Лес кристальных сталагмитов, бугристое ледяное возвышение у стены — оплавленный трон в черных пятнах крови. И лица. Повсюду — мои лица. Повсюду — я. Та я, которая…
…летит над угрюмыми алтайскими ущельями и бархатными долинами, и лишь путеводная нить суровой Катуни серо блестит далеко внизу.
…дремлет на верхней полке под стук колес в покачивающемся вагоне поезда, а за окном расцветает весна, зеленея свежими листьями и робкими побегами мать-и-мачехи.
…голосует с рюкзаком на снежной трассе, и вокруг — ни души, только крупные хлопья метели. И внезапный свет неоновых фар в кромешной тьме.
…провожает закат, сидя на красной черепичной крыше, и величественные пражские соборы обгорелыми силуэтами чернеют на ванильном небе.
…путешествует и…
На оплавленном ледяном троне появилась фигура. Жесткое лицо с заострившимися чертами, холодные синие глаза, мрак во вздувшихся венах левой руки. И сгустки тьмы вокруг силуэта вращались как спутники планеты, оставляя в воздухе орбитальные черные круги. И лица под троном, рельефными древнегреческими масками опоясывающие возвышение, — мои живые лица… Я закрыла глаза, не выдержав пытки. Под босыми ногами горел лед, в обнаженные руки впивался холодный ветер.
— Узнаешь? — прошелестела хуфия. — Это ты, девочка. Ты и твои смерти. Твои трупы. Мертвые тела тех, кем ты могла бы стать. Ты не убиваешь живых, как велит тьма. Ты убиваешь себя. Каждый раз, когда темный «уголь» требует смерти и жертвы, ты хватаешься за свет — и убиваешь кого-то в себе. Кладбище упущенных возможностей. Склеп загубленных надежд. Некрополь несбывшихся мечтаний. Вот что ты такое, изменчивая. Вот что у тебя внутри. Лед и смерть. Работая в Кругу, ты убила в себе всё, о чем мечтала. Всех, кем могла бы стать. И заморозила свою душу. И надолго ли тебя хватит?
Я задыхалась. Хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. В груди разрасталось жжение. Да, у меня давно есть только обязанности…
— Ты, конечно же, не хотела, — протянула она с фальшивым сочувствием. — Знала, что тебя ждет. Убегала со всех ног, прочь от Круга и ведьминой доли. Но, куда бы ни приходила, где бы ни пряталась, всегда оказывалась наедине с собой. Что, ты плачешь, изменчивая? Не плачь, девочка, это жизнь. Мы все хороним себя заживо. Каждый день подчинение требованиям, правилами и условностям убивает в нас тех, кем мы могли бы стать. И кто-то борется — и хоронят его, а кто-то подчиняется — хоронит себя сам.
Лица мельтешили безумным калейдоскопом. Хочу… назад, в дорогу… Прошлое пахло соляркой и шаурмой, мелькало хвостами дорог и стучало в ушах колесами поездов. Солнечными днями и звездными ночами. С рассветами входя в незнакомые города и с закатами уходя в новый путь. И там — только я и мои желания… Прошлое лишало воздуха, засасывало черной дырой…
— Прочь!.. — зашипела нежить, и костлявые пальцы больно впились в мои плечи.
Я тряхнула головой, разгоняя наваждение. Серая в черную полосу кошка сверкнула зелеными глазами и потерлась тощим боком о мою ногу, обхватила щиколотку хвостом. Ангелина… Я судорожно втянула носом воздух, вспоминая. Я сама выбрала Круг. Обернулась, резко сбрасывая со своих плеч руки нежити. Ни Совесть, ни Ответственность, ни любая другая движущая сила не удержат ведьму в Кругу. Ведьмина доля — это судьба, но Круг — это добровольный выбор.
— А как насчет тех меня, которые появились? — поинтересовалась сухо.
Ангелина склонила голову набок и довольно прищурилась. Призрачная фигура на оплавленном троне потускнела, бледнея, и на правом локтевом сгибе полыхнуло маленькое солнце, разгоняя пещерную тьму, меняя «сюжеты» в ледяных сталагмитах.
…послед у «малиновки». Чертовски тяжелый случай. Одной рукой вытягивать остатки силы, второй — снова и снова заводить замирающее сердце, впихивать в умирающее тело глоток воздуха. И слезы усталости и счастья. Справилась.
…по крышам с Кысом наперегонки с ветром. Звенящий хохот над пустынными улицами, росчерки падающих звезд, лунные тени под ногами.
…гневная тетя Фиса и сконфуженный мастер Сим. И я — между ними. То убеждая, то угрожая, то умоляя, то упрашивая… Подпись на патенте, и радость в золотых бесовских глазах. Радость и облегчение. Теперь он дома.
…рыжая девушка у фонтана, кидающая в мутную воду монетки. Солнечное тепло ускользающей осени — веснушками на заплаканных щеках.
Да, и это…
— И это — тоже жизнь, — заметила я тихо и подхватила кошку на руки, прижимая к груди горячее тельце. Однако я замерзла… — И эта жизнь — ценнее эгоистичных «хочу». Что тебе нужно? — внимательно посмотрела в стылые глаза. — Чтобы я ушла из Круга? Чтобы сбежала, оборвав все связи? Чтобы некому было спасти меня от тебя? И чтобы позволила убивать, пряча в своей тени? Одной жизни мало, да? — крепче обняла урчащую Ангелину, прячась за ней, как за щитом, и криво улыбнулась: — Брейся, нежить. Ведьма или я. Точка.