Ведьмина охота
Шрифт:
— Дай уехал в Китай. Получишь после утреннего приема лекарств.
— А ты мобилку получишь, когда дашь циклю. Тебе известна взаимосвязь денег и стульев?
Ненавижу воскресенье — это день посещений и передач, а мне некого ждать. Больница находится в стороне от трассы, и, если нет собственного автотранспорта, посетителям приходится от села топать сюда пешком километра четыре, поэтому родственники навещают больных редко и такие посещения становятся праздничными событиями. Во время этих встреч некоторым больным под расписку родичей позволяют на время покинуть стены больницы. На их месте я бы ни за что не вернулась обратно. В большинстве же случаев встречи с родственниками проходят скоропалительно, в специальной комнате, и
— Иванна!
Оборачиваюсь — темноволосая медсестра Соня уже приняла смену и переоделась в коротенький белоснежный халатик, который не скрывает, что лифчик она не носит, у нее и без него груди крепкие и упругие. Ее лицо дышит свежестью и здоровьем, в карих глазах постоянно поблескивает искорка задора и юмора. Она резко отличается от других медсестер дружелюбием и уважительным отношением к больным, которые отвечают ей тем же. С недавних пор у нас с Соней сложились дружеские отношения, в основном благодаря журналистике.
Соня закончила медучилище и, поработав здесь с годик, пришла к выводу, что медицина — это не ее. Она поступила в педагогический институт на заочное отделение, где проучилась два года. Но учителем она себя также не видит и мечтает о журналистике. Узнав о моей прежней профессии, она прониклась ко мне глубокой симпатией. После ужина забирает меня в процедурную, и за чаем с вкуснятиной, которую она приносит из дому, мы ведем долгие беседы.
Странно, что она пришла, — ее смена завтра. Если бы я об этом знала, то не стала бы проводить переговоры с Магдой. Мобильный телефон Соня дала бы мне без проблем. Вот только при ней говорить с Егором я не решилась бы.
— Наконец приняла! — Соня громко выдохнула, словно закончила тяжелую физическую работу. — Эта дура Божена в прошлый раз устроила мне приемку, так я ей сейчас показала, что тоже не лыком шита! — По выражению ее лица догадываюсь, что она хотела было добавить пару крепких словечек в адрес медсестры, но сдержалась.
— Молодец, Соня, с такими людьми иначе нельзя. С ними можно бороться только их методами. Поменяться на сегодня сменой чья была инициатива?
— Моя. Договорилась в газете, что во вторник принесу статью, поэтому рассчитываю на твою помощь ночью. Ты как?
— Без проблем и с удовольствием.
— Пошли в столовую, угощу хорошим кофе. — Соня вытаскивает из кармана халата пачку молотого бразильского кофе и дает мне вдохнуть его аромат, просто одурманивающий.
Мне вспоминается сладковато-ядовитый запах джунглей, поход с Мануелем через тропические дебри, наша ночевка у ревущих порогов и то, что я тогда была в него немного влюблена. А сейчас я его ненавижу!
Столовая пуста, я присаживаюсь за столик, а Соня идет в кухню за чайником и заодно приносит полную тарелку печенья. Заливаем молотый кофе в чашках кипятком, и, пока он настаивается, Соня рассказывает, как идет работа над задуманной ею статьей. После прошлой смены Соня вечерами работала над ней, рассчитывает, что ее напечатают в районной газете. Она уверена, что на этот раз не ошиблась в выборе жизненного пути, и не сомневается, что в недалеком будущем начнет работать на новом поприще — в журналистике.
— Иванна, ты молодец, что подкинула идею написать об истории здания больницы. Я нашла массу интересного и чувствую, что вытяну даже на целую серию статей.
— Да ты что! — Пробую кофе: крупинки еще не полностью осели, но аромат напитка завораживает, и я пью, делая нетерпеливые мелкие глоточки.
Соня достает из сумочки несколько листочков бумаги.
— Интересно не само здание, а род Лянцкоронских, его прежних владельцев. Оказывается, каменецкий староста, граф Предслав Лянцкоронский, стал первым казачьим гетманом на Украине. Он сумел из разрозненных казачьих отрядов создать целостную воинскую структуру.
— А как же «Песня про Байду», где говорится о Дмитрии Вишневецком? Вроде его считают основателем Войска Запорожского?
— Именно Предслав Лянцкоронский получил добро польского короля Сигизмунда на создание казачьего войска для охраны южных границ Речи Посполитой, по обе стороны Днепра. Первоначально оно было малочисленным, чуть больше двух тысяч казаков. Последующие гетманы прославились не только воинскими походами, они вносили свою лепту в создание Войска Запорожского, но так оно стало называться позднее. — Соня заметно разгорячилась, ее глаза засверкали, словно она сделала важное историческое открытие. — Так, гетман Ефстафий Дашкевич разделил казаков на сотни и полки, структуру казацкого войска выстроил по примеру древнеримских легионов. Историки до сих спорят, кого считать первым гетманом: Лянцкоронского или Дашкевича. Гетман Евстафий Рожинский учредил двадцать полков, в две тысячи казаков каждый, и дал им имена городов, из них Киевский был первым. Полки он разделил на сотни, которые тоже носили имена городов и местечек; во всяком полку определил быть полковникам и сотникам, которые, будучи выбраны казачьим «товарыством», оставались до конца жизни в своих чинах. А Дмитрий Вишневецкий за свое кратковременное гетманство особенно ничем себя не проявил и вскоре с частью казаков ушел служить царю Ивану Грозному, пока тот окончательно не спятил после смерти жены Анастасии, уверенный в том, что ее отравили. Вот тогда Вишневецкий вернулся и построил казачью крепость на Хортице, а гетманом в то время был Венцеслав Хмельницкий.
— Похоже, ты здорово подсела на историю казачества, — вклинилась я в повествование. — По-моему, эта тема уже столько раз освещалась в прессе, что, пожалуй, даже приелась читателю.
— Да ты что, Иванна! — возмутилась Соня. — Разве может однозначно освещаться то, что полно загадок и противоречивых суждений? Взять хотя бы гетмана Венцеслава Хмельницкого. Был ли он предком знаменитого гетмана Богдана Хмельницкого или только однофамильцем? А знаменитый Байда-Вишневецкий из школьных учебников? На самом деле история его жизни не совсем такая. Когда он был уже настолько стар, что от слабости не мог ни садиться на коня, ни даже ходить, молдавские бояре предложили ему стать их правителем. Но это оказалось обманом: Байда-Вишневецкий был схвачен и отправлен в Константинополь. Там по приказу султана Сулеймана I после жестоких пыток его казнили — подвесили за ребро на крюке, и он провисел несколько дней. Стойкость, с какой он держался, поразила турок, как и его умение хулить их веру. Есть версия, что у него вырезали сердце и съели, чтобы получить часть его мужества.
— Фи! — скривилась я. — Неужели турки были каннибалами? Кстати, Сулейман I, муж Роксоланы, был очень просвещенным правителем, хотя и жестоким.
— В те времена он не мог быть другим.
Решаю сменить тему разговора на более мне интересную:
— Сегодня дежурным врачом заступает Мартин Леонидович?
— Нет, с ним поменялся Феликс Маркович.
— Бр-р! Сегодня узнала, что Маркович занимается вскрытием трупов и что больничный морг теперь очень популярен.
— С больничным моргом, точнее часовней, где он располагается, связана жуткая мистическая история. Если с первой статьей все получится, то эта история станет темой для следующей.
— Что за история?
Дверь в столовую открылась, и внутрь заглянул санитар Богдан. Он старше Сони, у него довольно смазливое лицо, переодень его в платье, и от женщины не отличишь. И характер у него непредсказуемый. За ним закрепилось прозвище Богдана, которое его ужасно злит. Закончив медучилище, он долгое время работал в областной больнице медбратом, но в чем-то сильно провинился, так что ему пришлось вернуться в свое село, находящееся поблизости. В психиатрическую больницу он смог устроиться только санитаром. Увидев нас беседующими, Богдан осуждающе покачал головой и вошел.