Ведьмина звезда. Книга 1: Последний из Лейрингов
Шрифт:
– Мне все равно. – Фримод мотнул головой. Первая жена оставила ему сына и наследника безусловно благородной крови, которому сейчас уже исполнилось пять лет, и в дальнейшем он мог распоряжаться собой, ни на кого не оглядываясь. – Если ты сама захочешь…
– Ты ослушаешься матери? – Хлейна глянула на него, подняв брови, отчасти задорно, отчасти недоверчиво. Мысль об этом ее позабавила, но большого доверия не вызвала. – Я не хотела бы стать причиной вашей ссоры. Но чем больше ты прославишься, тем меньше права у нее будет мешать тому, чего ты хочешь…
– Хлейна! – Обрадованный Фримод протянул к ней руки и хотел обнять, но она снова отступила назад, мягко, как кошка, и ее большие глаза насмешливо предостерегали: не забывайся, все еще впереди!
– Хлейна! – В знак покорности Фримод
– Я хочу… – Хлейна прислонилась лбом к коре березы и закрыла глаза, словно советуясь с деревом.
Нет советчика лучше чистой белой березы. В ней – свет, проясняющий мысли и желания смущенной души. Она поможет понять, чего ты хочешь, и даст сил для нового дела, но… Намерения твои должны быть чисты и честны. Оставь все то, что изжило себя, и она укажет тебе новый путь. Внутренний свет…
Прижимаясь лбом к гладкому кусочку коры между черными глазками, вдыхая тонкий, жестковатый запах березы, Хлейна всматривалась в глубины своей души, и оттуда на нее смотрело лицо Хагира – такое ясное и четкое, как будто он стоял перед ней и глядел на нее, как вчера на пиру – с недоверчивым восторгом. И в душе ее стало так тепло, такое горячее, живое счастье затопило грудь, что Хлейна крепко обняла березу обеими руками, как лучшего друга, как залог будущего счастья.
– Я слышу… я чувствую… дыхание любви, – не открывая глаз, прошептала она, и Фримод вытянул шею, стараясь разобрать ее слова. Но она обращалась не к Фримоду, а к самой Фрейе, что смотрела на нее из небесных палат. – Я хочу, чтобы моя любовь изменила мою жизнь, оживила меня и принесла нам счастье – мне и тому, кого я люблю… И я ничего не побоюсь, ничего не пожалею ради моей любви.
Сказав это, Хлейна оторвалась от березы, шагнула прочь и вдруг побежала со всех ног в глубину березняка. Она сказала правду, правду о себе, и если кто-то не так ее понял, то сам виноват! Ей хотелось побыть наедине с землей, с ветром, с шепчущими деревьями. Грудь Хлейны была полна могучего, свежего, прохладного ветра, ее переполняла сила, от которой хотелось бежать и бежать, едва касаясь ногами высокой травы; березы вставали на ее пути, но она пробегала мимо, а они, бессильные догнать, тянули руки-крылья ей вслед. Она летела через священную рощу, не боясь помять траву и задеть ветки: разве могут боги рассердиться на нее сейчас, когда в ней – дух самих богов, Бальдра и Фрейи? Она бежала, не помня себя, как будто только бег был ее естественным состоянием, ее несла волна нечеловеческой мощи, сходной с мощью ветра: мягкой, неуловимой, но проникающей в малую щелочку. Она ощущала родство со всем тем, что живет лишь в движении – облаками в небе, морскими волнами, ручьями, бегущими к морю, соком под древесной корой…
Она хотела убежать от невольного обмана, и он ее не догнал; она забыла и Фримода ярла, и Гейрхильду, и Гельда, и даже Хагира. Она не помнила рода человеческого, она была как та ольха, из которой богам еще только предстоит сделать первую женщину. Нет, она – тот дух, который Одину, Локи и Хёниру только предстоит поймать и вдохнуть в древесное тело, что бессильно лежит на морском песке, и тогда дерево станет женщиной, первой на земле женщиной, земным подобием Фрейи, способной любить и быть любимой… [12]
12
Имеется в виду миф, изложенный в «Старшей Эдде»: три бога нашли на побережье ясень и иву, из которых сотворили мужчину и женщину, дав им жизненное тепло и души.
Добежав до самой опушки, Хлейна резко остановилась, будто дальше ей не было дороги. Так морская волна замирает, докатившись до берега… Хлейна обняла последнюю березу, замерла и вдруг разрыдалась. Сердце безумно билось, как птица, что вольно летела и внезапно оказалась в сетях. Она чувствовала себя
Но что-то в ней изменилось; наряду с чувством трудности земного существования Хлейна ощутила и другое: судьба ее меняется, все станет не так, как было. Старое уходит, и белые березы дадут ей сил для нового… Какие-то глыбы земного бытия сдвигались прямо у нее над головой, прямо в этом прозрачном воздухе, под ясным небом ранней, едва пробудившейся осени. Ее сумасшедший бег через священную рощу оторвал ее от привычного, и душа Хлейны трепетала, желая новой дороги и боясь ее, как может желать и бояться только человек, привязанный к привычному и притом вечно жаждущий нового.
Когда Фримод ярл объявил матери о своем решении отправиться в поход на «этого мерзавца Вебранда», фру Гейрхильда, против всех ожиданий, не стала спорить. Она лишь посмотрела на сына долгим взглядом, потом сказала:
– Увидим, много ли людей захочет с тобой идти. Этот Вебранд – опасный человек. Знаешь поговорку: пример одного – другим наука?
– Не к лицу тебе, мать, бояться, что я уступлю какому-то оборотню! – бодро усмехнулся Фримод ярл. Он понял намек на печальную участь Стормунда, который тоже очень хотел встретиться с Вебрандом, но для себя ничего подобного не ожидал. – Кроме отца-волка ему нечем похвалиться, а я ведь веду свой род от конунгов! Многие люди в Морском Пути могут подтвердить, что моя удача пересиливает удачу моих врагов! И впредь будет так! Ха! – Он рассмеялся, вспомнив один из своих прежних походов. – После того как тот бьяррский бог гнался за мной по лесу и рушил по пути все деревья, каким-то полуоборотнем меня не напугаешь! Вот увидишь, это дело нам прибавит чести, а Вебранда навсегда лишит зубов! Это будет славная песня! А людей мы наберем. И задолго до Середины Зимы этот тролль дождется гостей, которые ему совсем не понравятся!
– В другой раз не будет приглашать к себе гостей против их воли! – крикнул Гьяллар сын Торвида.
Фримод ярл обещал подарить ему новый шлем взамен возвращенного Гельду, и Гьяллар снова чувствовал себя героем в блеске славы. Как счастлив тот, кому мало надо!
Гейрхильда промолчала.
– Будет очень хорошо, если твой сын поможет Хагиру и будет с ним в дружбе! – вполголоса убеждал ее Гельд, благоразумно не открывая, что сам и был источником этого опасного замысла. – Хагир сын Халькеля – почти последний из Лейрингов. Из мужчин, кроме него, остался только Свейн сын Свейна, но ему всего семнадцать лет. И он на целое поколение младше, потому что его отец, Свейн Шелковый, был троюродным братом Хагира и двоюродным племянником Халькеля Бычьего Глаза… Ну, ладно, тебе это ни к чему! – Гельд спохватился, сообразив, что фру Гейрхильду не занимают подробности родословной Лейрингов. – Я хочу сказать, что надо же уметь смотреть вперед. Если твой сын не слишком наделен этим умением, то доблесть ведет его по той же дороге, которую выбрал бы и разум. На Квиттинге очень недовольны фьялльскими грабежами. Может случиться и так, что квитты поднимутся против Торбранда конунга. И Хагир уж наверное окажется не в последних рядах. Он может когда-нибудь стать даже новым конунгом квиттов. И знатности, и доблести ему для этого хватит. И он будет в немалом долгу перед Фримодом ярлом. Чем бы дело ни кончилось, вам оно только прибавит славы и уважения.
– А до тех пор, пока Хагир будет биться за звание конунга, мой сын будет в опасности! – хмурясь, отвечала Гейрхильда. – Да и Вебранд не так прост, как они думают. Ты знаешь, как я не хотела, чтобы мой сын встретился с ним…
– Он будет не один, – напомнил Гельд. – Хагир – не просто еще один человек, это еще одна удача. У полуоборотня не хватит удачи одолеть их двоих. Может быть, судьба помогает тебе избавиться от тревоги: это тот самый случай, которого ты ждала. Морской Путь будет навсегда избавлен от Вебранда.