Ведьмина звезда. Книга 1: Последний из Лейрингов
Шрифт:
Прошел уже месяц после осеннего равноденствия, когда однажды под вечер от моря прибежал рыбак и принес весть, от которой тревожно и сладко бьются сердца на всех просторах Морского Пути. Корабль во фьорде! Побросав дела, все жители Рощи Бальдра и окрестностей сбежались к берегу.
Солнце садилось за горы в глубине полуострова; по алой дорожке, которую уходящая Суль бросила на спокойные морские воды, шел «Дракон», а за ним, по бокам и чуть позади, и оба других корабля. Не хватало только попутного ветра, чтобы кораблям расправить паруса и явиться во всей красе, но и без того три «морских змея», узкие и длинные, с высокими резными штевнями и дружно взлетающими рядами весел, с цветными щитами над бортами,
Три корабля поплыли к сараям; люди бежали по берегу и шумно приветствовали их, свободные от весел хирдманы кричали и махали руками в ответ. Фру Гейрхильда в лучшем ярком платье стояла на возвышенном выступе над корабельным сараем и была похожа на богиню Фригг, что приветствует своих сыновей в Валхалле после битвы с великанами. Рядом с ней стояла Хлейна. В красном платье и со множеством золотых украшений, блестевших под меховой накидкой, она казалась прекрасна, как земное подобие вечерней зари, залившей небо.
Во всей толпе на берегу Хагир заметил только ее. Чем короче становился путь до Рощи Бальдра, тем полнее завладевали им мысли о Хлейне, те мысли, которым он так старался не давать воли, но которые не отступили совсем даже перед курганом мертвого оборотня. Теперь, когда беспокойство о Стормунде благополучно разрешилось и осталось позади, он, точно спохватившись, вспомнил, что прошел мимо не менее важного. День ото дня ему все больше хотелось увидеть Хлейну. Последней ночью он почти не спал: глаза сами то и дело открывались, проверяя, не близится ли рассвет и не пора ли трогаться в путь. Сам Фримод ярл, которому отчаянно не терпелось похвастаться перед матерью подвигами и добычей, не ждал возвращения домой с такой силой, как Хагир. Роща Бальдра и ему представлялась родным домом, даже больше – истинным домом, потому что в нем ждала его часть собственной души.
Но радости скорой встречи мешала память о пророчестве умирающего оборотня. «То, к чему ты страстно стремишься, станет твоим проклятием», – сказал тот, и Хагир казнил себя за то, что не успел раньше этих слов отрубить волку голову. Хагир не мог отделаться от убеждения, что оборотень говорил о Хлейне – к чему же еще он так страстно стремится, как не к ней? Сама она не может стать проклятием, не может причинить никому зла, но их счастью слишком многое мешает. В стремлении быть вместе они смогут натворить не меньше бед, чем Хедин и Хильд. Он, Хагир, беден, его ждет война с фьяллями. Фру Гейрхильда никогда не отдаст свою приемную дочь такому человеку. Свататься – только понапрасну опозорить свой род. Да и Фримод ярл не обрадуется: в соперничестве из-за девушки Хагир наверняка потеряет поддержку, которая ему так нужна ради той же войны…
Когда он думал обо всем этом, ему хотелось сжать голову руками, чтобы она не разлетелась на куски. Он должен забыть о Хлейне… избегать ее… Но эти благие решения были пустыми словами, и Хагир, не имевший привычки себя обманывать, прекрасно это понимал. Душа его тянулась к Хлейне, ум отталкивал от нее; два противоречивых потока рвали Хагира пополам, и к тому времени как «Волк» вслед за «Драконом» вошел во фьорд Бальдра, он так ничего и не решил. Будь что будет… А при виде толпы на берегу даже это безответственное упование забылось, растворилось в нерассуждающем блаженстве – сейчас он будет рядом с ней…
Она стояла на буром каменном выступе над корабельным сараем. Вокруг нее толпился народ, на берегу кричали люди, корабль ткнулся в берег, и его несли на сухое, не дав приплывшим даже спрыгнуть… Хагир ничего не видел, не в силах оторвать глаз от Хлейны. Ее тонкая фигура дрожала и расплывалась, словно его глаза застилали слезы, и Хагиру мерещилось, что на буром выступе скалы стоит не
Фру Гейрхильда, сияя от гордости за сына и от радости, приветствовала Фримода ярла и протягивала ему золоченый «встречальный» рог со свежим пивом; Хьяльмвина дочь Арнхарда, одна из самых знатных соседок, принесла рог для Гельда, и он, учтиво улыбаясь, благодарил ее; Бьярте тоже дали рог с пивом, но она, едва завидев своего мужа, выронила рог прямо на камни и под общий смех устремилась к Стормунду, махавшему ей руками с корабля и что-то оравшему о победе над оборотнем.
Хагир наконец сошел с «Волка», самым последним. Хлейна медленно шла к нему по песку, на вытянутых руках держа изогнутый рог с красивой серебряной оковкой. Люди перед ней расступались, Фримод ярл напрасно дожидался от нее хотя бы взгляда, фру Гейрхильда спохватилась, что ведь она задумала по-другому: угощать Хагира назначалось Хьяльмвине… Поздно. Хлейна опять все сделала по-своему, тихо и незаметно, как весенний ручей, что так или иначе непременно промоет себе путь к морю.
Хлейна подошла почти вплотную и протянула рог Хагиру. Он хотел взять его, накрыл руки Хлейны своими и так застыл, забыв, что еще надо сделать. Они молча смотрели в глаза друг другу, Хлейна улыбалась ему радостно и со скрытым торжеством, точно выиграла какой-то заочный спор. Обоих грело чувство обретенной цельности после ущербности и тоски в разлуке. Хотелось что-то сказать, но любое слово, приходящее на ум, казалось пустым, неуместным, ненужным.
– Мы привезли тебе подарки, – сказал наконец Хагир, веря, что все остальное она поймет без слов. – Много всякого…
Попроси она сейчас Дракон Памяти – он отдал бы, не задумываясь и не жалея. Она – самое драгоценное, она – единственное, что имеет смысл…
– Мне ничего не нужно! – с тихим восторгом ответила Хлейна. – Я ждала только тебя!
За полночь в усадьбе Роща Бальдра продолжались шум и веселье, словно сегодня уже йоль, а в большом доме горели очаги и факелы, так что было светло и дымно. Пир продолжался с самых сумерек, от шести барашков остались одни кости, а рога одного из них пьяный Стюре приспособил к своей голове и плясал между очагов, изображая колдуна. Гости покатывались со смеху, стучали чашами и кубками. Многие уже лежали на сене под столами.
Бергвид сын Стюрмира, приодетый в новое платье и с золоченой лентой на лбу, которая несколько скрадывала позор по-рабски коротких волос, сидел на почетном месте, но почти ничего не говорил. Фримод ярл уже рассказал, кто он такой, и все гости разглядывали «конунга квиттов» как диковину. Фру Гейрхильда пока ничего особенного не сказала, кроме самых общих вежливых приветствий: такую новость стоило как следует обдумать.
А победный пир мало подходил для принятия важных решений. Возле дальнего от дверей очага стояла Хлейна, румяная, усталая от всяческих переживаний и смеющаяся. На ее шее красовались три или четыре золотых ожерелья и десяток цепочек, так что она едва выдерживала эту тяжесть; на каждой руке сверкало по пять-шесть золотых обручий, пальцы были унизаны перстнями так густо, что почти не сгибались. Девушка вся блестела и сверкала в бликах пламени; «мечта Фафнира», как сказал о ней Гельд. Рядом с ней Фримод ярл, пьяный и счастливый, ворошил рукой в мешке с мелкими золотыми украшениями, захватывал в горсть сколько поместится и осыпал Хлейну золотым дождем.