Ведьмино отродье
Шрифт:
Опять никто не выступил. А кое-кто и вовсе лег на снег и отвернулся…
— Р-ра! — засмеялся Хват. — Р-ра! Р-ра!..
Как вдруг Вожак резко шагнул к нему! И Хват тотчас шагнул ему навстречу! И даже ты хотел было шагнуть… Но Хват, не глядя, сбил тебя в сугроб, рявкнул:
— Сидеть!
Ты замер. Хват и Вожак стояли, изготовившись, стояли… Казалось, никогда это не кончится; Л-луна, владычица Луна, спаси! Ведь я… Ведь он…
Вожак вдруг сел и примирительно оскалился. Сказал:
— И ты садись.
Хват
— Старик, не забывайся. И ты, и я — мы одна кровь. Зачем это тогда?
— И я о том: зачем?!
— Но это ты и я — свои, сородичи. А он кто?
— Р-ра! — рявкнул Хват. — И он такой же, как и мы!
— Но ты ведь знаешь…
— Да, не меньше твоего! И что с того? Он, посмотри, совсем еще никто! И я беру его к себе. И выращу. Здесь выращу, в Лесу. И обещаю — вы не пожалеете!
Вожак, нахмурившись, долго молчал, а после, осмотрев собравшихся, спросил у них:
— А вы что скажете? Кончать?
Никто не отвечал. Тогда Вожак спросил:
— Так что, оставить?
Снова промолчали. И все они смотрели на тебя, но ты не видел в их глазах ни зла и ни добра, ни любопытства — ничего! Один только Вожак смотрел насмешливо… И он же и сказал:
— Тогда ты сам это решишь, глупый тощий щенок. Р-ра! Встань! Ко мне!
И ты… смело вскочил! А что?! С тобою рядом стоял Хват — такой большой, решительный и сильный; и он еще и подтолкнул тебя! И ты…
— Р-ра! — закричал. — Р-ра! Р-ра! — и кинулся, как мог, на Вожака, и впился бы…
Но он, конечно, ловко отскочил и сбил тебя — играючи. А ты сразу вскочил — и вновь к нему! Упал — и вновь!
— Р-ра! Р-ра! — насмешливо кричал Вожак. — Спасите! Убивают! — и бил тебя, и бил. Вожак не сильно бил, но точно, прямо по ноздрям, и слезы брызгами летели во все стороны, и боль была невыносимая, и падал ты…
И вновь, и вновь вставал! Кидался! Рвал его! Вся пасть твоя уже была в его оторванной шерсти, но вот до его горла ты никак не мог добраться!
А он — бац тебя, бац! В нос! По глазам! В нос! В нос!..
И ты упал. Лежал, в глазах было темно, ты чуть дышал…
А он, Вожак, встал над тобой и, ко всем обращаясь, сказал:
— А что?! А ведь неплохо! Так?
Хват засмеялся — так! А остальные снова промолчали. Тогда Вожак гневно сказал:
— Так! Так, я говорю! Видали, он каков? Вот то-то же! Никто б из вас на это не решился, а только он, этот жалкий щенок! Вот он каков! А посему его… Вставай! Чего лежишь?! — и тут он больно пнул тебя под ребра.
Ты поднатужился и встал. Тебя сильно шатало. Ты был весь в крови. Кровь очень сильно пахла. Вожак склонился над тобой и начал ее слизывать. Слизал, шумно сглотнул, потом неспешно повернулся к ним, всем остальным, и сказал:
— Вот этот вот нахальный сосунок — он теперь наш, только наш! Вы поняли меня? А то, что было раньше, то… Ну, в общем так: кто будет зря болтать, тот после очень пожалеет! А ты… Эй, Рыжий, слышишь? Ты — наш сородич, рык. Хват — твой отец! Понятно?
Ты кивнул… И вдруг спросил:
— А мама? А где моя мама?
— Р-ра! — заревел Вожак. — Я все сказал. Иди!
И Хват сказал:
— Пойдем, сынок, не спорь.
И ты пошел за Хватом.
Хват жил один в последнем справа логове. Вот он привел тебя туда, лег и прижал тебя к себе. Немного подождав, тихо спросил:
— Тепло?
Было тепло. Но страшно. Ты снова заскулил, стал спрашивать, где мама.
— Придет, — ответил Хват. — Когда-нибудь. Да ты не плачь! Ведь я с тобой. Я — твой отец, — и тут он принялся вылизывать тебя. И напевать. И обещать, что скоро потеплеет, сойдет снег, ты вырастешь и станешь сильным, смелым…
Пришла весна. Ты немного подрос. Хват водил тебя по Лесу, учил брать след, лежать в засаде, петь гимны, обходиться без еды, лечиться травами, спасаться от огня… А после как-то раз он вдруг спросил:
— Кто я?
— Как кто? — не понял ты.
— Ну… кто я для тебя?
— Отец, — ответил ты. — А кто же еще?
Хват усмехнулся, помолчал, потом тихо — и явно с опаской — спросил:
— Но ты ведь слышал, что они болтают?
— Да, слышал, — сказал ты и весь похолодел, — но я им не верю. Ты мой отец. Мать не пришла с Тропы. Она была красивая и добрая… — и замолчал; ты очень волновался.
А он тогда опять, теперь уже настойчиво, спросил:
— А больше ничего не помнишь? Ну, отвечай! Чего же ты?
И ты… сказал:
— Мать говорила, что отца убили. Но ты ведь жив!
— Да, — тихо сказал Хват, — да, жив. Но я — это второй твой отец. А был еще и первый…
Вверху шел дождь. Дождь — это хорошо, дождь поит Лес, дождь помогает… Р-ра! А ты, уже едва ли не в слезах, подумал: так неужели правда то, когда они болтают, что ты здесь, в Выселках, чужак, что полукровка, что…
— Нет, — сказал Хват, будто почуял твои мысли, — ты не бойся. Тот, первый твой отец, был чистокровный рык. Но преступил Закон… После оправдался кровью. Его потом с почетом унесли. А мать действительно погибла на охоте. Вот я и взял тебя к себе. Теперь ты мне как сын. Нет, просто сын!
И так оно и было. Вы вместе с ним охотились и вместе голодали, и на Совете выступали заодин. И потому когда через два года пришел тот страшный день, когда Хват лег и приказал, чтоб все сошлись, и все сошлись и, помолчав, и посмотрев, как оно есть, стали уже говорить, что надо бы это кончать… Ты не сдержался и заплакал. Все засмеялись и заулюлюкали, и обступили вас, и начали выкрикивать позорные слова и костерить тебя, а ты, не в силах отвечать, молчал…
Вожак вдруг закричал:
— Прочь! Р-ра! Глупцы!