Ведьмино отродье
Шрифт:
— Я ждал тебя. А ты… Почему ты молчишь?
— Я… я потом скажу, — глухо ответил Рыжий.
— Да-да, конечно! — подхватил Сэнтей. — Чего это я сразу на тебя налетел? Пойдем!
И отпустил его, и поманил за собой. Они прошли через читальный зал. И вот вновь та же комната: напольные часы, шкаф на замке, конторка, книги. Но, главное, как здесь светло! И то неудивительно — в такой маленькой комнатке горели сразу пять светильников по девять свечек в каждом; теперь, при нынешней разрухе, это немыслимая роскошь! Да и сами светильники были из бронзы, а бронзу на рынке берут хорошо. Подумав так, Рыжий
— Мне кажется, ты голоден. Садись.
Рыжий не спорил, сел. Сэнтей поставил перед ним большую вазу с фруктами, подал горячего гур-ни, потом еще подлил и угостился сам, потом он предложил салат из грибных листьев ло, политых пряным соусом. Р-ра, ну и ну! Интересно, откуда он все это взял? И сколько, интересно, заплатил?.. А вкусно как! А аппетитно, р-ра!.. И все-таки странно: Сэнтей ведь никогда прежде не был падок до разносолов, а тут вдруг… Р-ра! Надо спросить, но как бы между прочим, вскользь…
Однако мастер, как всегда, опередил ученика: спросил — совершенно обыденным тоном:
— Ну и как движется трактат?
— Какой трактат? — насторожился Рыжий.
— Тот, над которым ты работаешь, — все тем же спокойным, обыденным тоном ответил ему Сэнтей. — Ты ж по ночам не спишь. А если брат не спит, то, значит, он работает.
— Но…
— Что?
Рыжий смутился. Тогда Сэнтей склонился над салатом и, наколов на вилку большой сочный лист, опять спросил, не поднимая головы:
— Так что же, брат?
— Но… я не брат! — тихо, но весь дрожа от гнева, возразил ему Рыжий.
— А почему это?
Сэнтей старательно жевал, смотрел на Рыжего. В его глазах не было ни удивления, ни гнева, ни смущения… вообще ничего. Учитель просто ел салат и ждал, когда его ученик ответит ему на вопрос, вот и все. Да и потом, он, что ли, вызывал тебя к себе? Нет, это ты сам, по своей собственной воле, пришел к нему. Пришел, чтоб получить совет. Ну так чего тогда юлить, чего не договаривать? И Рыжий нехотя ответил:
— О том, что я уже не брат, что я изгнан из Башни, мне объявил мастер Юрпайс. И я не имел никаких оснований не верить ему. Он обосновал это решение. Да и к тому же он ссылался на тебя, учитель.
— Да? — и Сэнтей недобро усмехнулся. — А я… Я разве, лично я, говорил тебе об этом? Я, — и он встал, резко повысил голос: — Я - это я! И то, что я тебе сейчас скажу… Я — именно я, а не какой-нибудь Юрпайс, и уж тем более не Дрэм, не Эн, не кто-либо другой! Лишь только то, что лично я тебе скажу сейчас или когда-либо потом — только это закон! И это закон не только для тебя, но для всей Башни. Запомнил?!
Рыжий подавленно молчал. Еще бы! Он в первый раз видел Сэнтея в таком гневе!
Но тот вдруг резко сел и проворчал:
— Прости, погорячился! — и опустил глаза, задумался.
Вот и опять, как это часто бывало и раньше, Сэнтей молчал, а Рыжий терпеливо ждал. Шло время. Тикали часы. Слезинка воска покатилась по свече, упала и застыла, помутнела. А вот еще одна. Еще…
Сэнтей вдруг поднял голову, сказал:
— Я знал, что все равно, чего бы они тебе там не наговорили, ты обязательно придешь ко мне. И потому не торопил, не звал тебя. Я… просто наблюдал, — он улыбнулся. — Не сам конечно же. Но те, кому это было вменено в обязанность, постоянно сообщали мне, что по ночам твое окно всегда горит. А раз горит — ты, значит, с нами, в Башне. И я был рад. И ждал. И всем другим велел ждать, ну и… по возможности… помогать тебе, чем можно, поддерживать. Но незаметно, то есть так, чтобы это никоим образом не насторожило тебя, не обидело, не отвлекло от работы… Вот только от какой работы? Как называется твой труд?
Рыжий немного помолчал, собрался с духом и ответил:
— «Трактат о Южном Континенте».
Сэнтей не удивился. Он вообще ничем не выдал своих чувств, а вновь налил себе гур-ни и, отхлебнув глоток, сказал:
— Божественный напиток! Сто сорок трав и девяносто пять кореньев. Дарует ясный ум и укрепляет память.
Рыжий прищурился, почувствовал подвох. Сэнтей же тем временем как ни в чем не бывало достал из вазы яблоко, долго рассматривал его… и положил обратно. Сказал:
— Так, говоришь, о Южном Континенте. Но на Земле, насколько мне известно, есть только один континент, Северный… — и испытующе замолчал.
— Да, — кивнул Рыжий, несколько осмелев, — да, раньше все так считали. Но я не думаю, чтобы Создатель был так нерачителен, что выделил для суши только одну шестнадцатую часть планеты.
— Мысль интересная, — кивнул Сэнтей. — И смелая. И я бы даже так сказал: весьма скандальная. Так что, я думаю, нет лучше темы для какой-нибудь дешевой развлекательной газеты или для пьяного унтер-офицерского застолья. Но приходить с таким вот… гм… известием ко мне, посвященному пятого уровня… Зачем, друг мой? Ты ведь прекрасно знаешь, что я не сплетник и не охотник до шумных сенсаций. Я — просто брат, я ученый. Я в Башне!
Теперь Сэнтей уже открыто, гневно улыбался. Ему было смешно. И в то же время его душил гнев.
— Но почему?! — воскликнул Рыжий. — Я, что ли, не прав? Или…
— Не знаю! — резко оборвал его Сэнтей. — Ты запросто, как будто о каком-то своем закадычном дружке, рассуждаешь о Создателе, о его замыслах, легко берешься их оценивать… А я так не умею. Не смею! Мне кажется, что рассуждать о том, чего нам не дано постичь, просто бессмысленно. Так, трата времени, забава для ума, и не более того. А я — ученый. Зачем ты шел ко мне? Витийствовать? Хвалиться своим смелым словом? Тогда иди в костярню. Нет денег на вино, так я их тебе дам. Не в долг, а просто так, за твои прошлые заслуги. Прямо сейчас. Вот погоди, — и с этими словами он действительно потянулся к тумбочке…
— Нет! — выдохнул Рыжий.
— Что?! — крикнул Сэнтей.
И вновь — глаза в глаза! Глаза учителя и…
Да, ведь так оно и есть. Была идея, были доказательства. А воплощение… Да, можно, запершись, сидеть у себя в комнате еще и год, и два, и три… Но так ничего и не сделать; не получится. А почему это так? Да все очень просто! Нет оппонентов, нет свежих идей, нет спора… И, значит, нет жизни. Потому ты и пришел сюда — за жизнью. Конечно, зурр предупреждал, нельзя сюда ходить, ни в коем случае. Но оставаться одному тоже нельзя! Ведь только здесь, у братьев, еще есть надежда, что кто-нибудь из них тебе поможет, что-нибудь объяснит, а то и просто натолкнет тебя на новое, нетрадиционное решение. Ведь что есть истина? Она рождается в дискуссии. А здесь как раз…