Ведьмы. В петле времени
Шрифт:
6. Эти правила распространяются не только на новогоднюю ночь, а от начала и до конца пребывания в санатории!
Я улыбнулась, прочитав эти слова. Если всё задуманное удастся осуществить, то каникулы обещают оставить незабываемые впечатления.
Глава 2. На пути к прошлому
Плацкартный вагон лишь на первый взгляд напоминал те, в каких я ездила в детстве: окна теперь не открывались, на них висели аккуратненькие занавесочки, в тон которым на столик были наброшены скатёрки, постельное бельё принесли упакованное в полиэтиленовые пакеты. Благо хоть чай по старинке был в стакане с подстаканником. Пассажиры тоже существенно отличались. Если прежде люди общались
— Милочка, уступишь нижнее место, — обращаясь ко мне, ни столько спросила, сколько констатировала старушенция, таким тоном, будто все вокруг как минимум самим фактом своего существования ей обязаны. — Ты ж молодая, тебе и наверху неплохо будет, — добавляет, явно даже мысли не допуская, что ей откажут и словно уже получив согласие, бросает рядом со мной постельное бельё.
Я на миг растерялась даже — не переношу столь хамского панибратства, тут же бессознательно перехожу на такую же манеру общения и морально давлю собеседника как букашку. В той сфере где я тружусь — иначе нельзя. Там просто-напросто по-другому не понимают. Но бабке повезло: вспомнив про свой внешний вид, я немного смягчилась. Открыла рот, и…
Слова — «Какая я тебе в пень милочка?» — застряли где-то на полпути. Потому что на боковое место присел мужчина-мечта. Этакий эталон именно «моей» красоты: высокий, длинноногий, стильное пальто-пиджак подчёркивает широкие плечи, якобы небрежно наброшенный белоснежный шарф подчёркивает смуглую гладко выбритую кожу на волевом лице, густые тёмно-русые волосы зачёсаны назад, а глаза…
— Так ты освободишь место? — фонила бабка, и желая отделаться от неё я просто-напросто кивнула, искренне радуясь, что та наконец-то за… Пусть будет — «замолкла».
О, боги, какие глаза! Вот зря я прежде линзы не носила! Наверняка немало интересных «образчиков» пропустила на своём жизненном пути. Потому что зрение у меня «мягко говоря» очень «минусовое», а стильные очки, которые я обычно носила, позволяли не щурясь читать текст на расстоянии вытянутой руки и не более. А вот теперь я прозрела! В общем, глаза у него были светло-серые, с будто подведённой тёмным радужкой! И вся эта прелесть в обрамлении непозволительно длинных для мужчины густых ресниц…
В следующий миг обзор закрыла спина проходящего мимо пассажира.
«Ну свали же ты уже!» — мысленно взмолилась я, а тот как назло застопорился в проходе, потом зачем-то наклонился и…
Меня едва не вывернуло, когда рука «красавца» скользнула по затылку отклячившего пятую точку чувака и они явно слились в поцелуе.
Не могу сказать, что я такого прежде не видела, опять же по роду деятельности подобное было вокруг и рядом, никогда не осуждала лиц нетрадиционной ориентации, но… чтобы так ошибиться в своих симпатиях? Вот это, пожалуй — впервые!
Ну что сказать? Ещё один штришок в минус очень уж изменившимся пассажирам. Дальнейшая поездка больше напоминала ад, нежели ностальгическое путешествие в прошлое и я сто раз успела пожалеть о том, что не полетела самолётом.
Девица развалившись на верхней полке, напротив меня, не прекращая с кем-то трещала по телефону, всё время «о»-кая и «вау»-кая. Бабка, постоянно чем-то шуршала. Создавалось впечатление, будто она специально всё упаковала в шуршащие пакеты: каждое отдельно взятое яблочко, мандаринку или конфетку… В промежутках между шуршанием, она заунывно-назидательным тоном читала нотации внуку, который давно уже забил на всё и вся, целиком уйдя в мир какой-то игрушки на планшете. Парочка голубков куда-то свалила, прихватив свои вещи, а на их месте расположились два побитых жизнью мужичка, начавших «злоупотреблять» водкой стоило поезду тронуться. Вскоре, дойдя до нужной кондиции они принялись перемывать кости правительству, тыкать пальцами в окружающих и учить всех жизни. По их мнению, всё было плохо, потому что вокруг одни дураки, а вот они умные, но их никто не слушает.
Так и подмывало им что-нибудь сказать, но потом ведь не отвяжутся. Пришлось скрипеть зубами и молчать.
Почти двое суток я провела на верхней полке, пытаясь сосредоточиться на каком-то романе о попаданке, который всё же взяла с собой. Вот только в какофонии окружающих, мягко говоря, раздражающих звуков, уловить цепочку сюжета оказалось слишком сложно.
В конце концов, благодаря скопившемуся раздражению и недосыпу, в душу закрались мысли о нелепости нашей задумки. Ну вот как можно инсценировать прошлое и поверить в него, если все и всё вокруг настолько изменилось? Приедем, а там небось санаторий уже перестроили до неузнаваемости, в спальном корпусе мебель современную поставили, столовую обновили, качели старые убрали, некогда деревянные окна на металлопластик заменили и что? Чего ради все эти жертвы, подготовка, если мы лишь силой мысли будем напоминать себе о том, что вот именно здесь мы когда-то учились?
Наконец-то я прибыла в пункт назначения, вышла на перрон и невольно заулыбалась: хоть где-то всё по-прежнему! В отдалении, как привет из прошлого, стоит товарняк с обляпанными цистернами. А вокруг, всё те же, знакомые с детства, пошарпанные платформы, тот же допотопный железный мост над путями, здание вокзала из красного кирпича, киоск с газетками и конечно же, характерно одетые для этих мест бабки, продающие семечки, пирожки, варёную картошку.
Какое-то время простояла на платформе, вдыхая полной грудью знакомый с детства запах, свойственный таким вот периферийным вокзальчикам. И побрела к жуткой конструкции именуемой мостом, представляющей из себя металлический каркас с перфорированным железным «полом», который казалось за древностью должен провалиться у тебя под ногами. К чисто номинальным сварным трубам-поручням, к которым едва ли не проволокой прикручена обычная сетка-рабица, тоже приближаться боязно. Понимаю, что все тут ходят и ничего ни с кем не случается, но как-то не по себе. Ступени ведущей на мост лестницы подозрительно вибрируют под ногами, крепления поскрипывают. Бр-р-р… До чего же человек непостоянная скотина? То мне не нравилось, что всё меняется, то наоборот, подавай — крепкое, новое и надёжное.
Добравшись до первой платформы, вздохнула с облегчением и вошла в зал ожидания. Какая прелесть! Ощущение будто реально в прошлое попала: выщербленный совдеповский кафель на полу, побеленный потолок, крашеные, местами облупившиеся, стены, допотопные рядки деревянных кресел.
Вышла на улицу и пуще прежнего расплылась в улыбке. Зима в этих местах тёплая, снег редкость — не каждый год выпадает. А потому сразу бросились в глаза родные до боли бетонные плиты, коими выложена привокзальная площадь, старенький недействующий в это время года фонтан, побеленные стволы деревьев и бордюры вдоль тротуаров. Да и дома совсем не изменились. Неспеша добрела до остановки. Умилилась тому факту, что маршруты остались прежними. А когда подъехал рыжий автобус-гармошка, я его разве что не расцеловала.
Пока ехала, глазела в окно. Местами город будто застыл во времени, а где-то изменился до неузнаваемости, но чем ближе подъезжала к цели своего путешествия, тем роднее становились окружающие пейзажи. Кто бы мог подумать, что я с таким тёплым чувством буду когда-то взирать на рядок гаражей, где на одной из воротин слегка выцветшей белой краской намалёвано «Лена + Серёжа = Любовь»?
Вышла я на одну остановку раньше, желая прогуляться по некогда родным местам, где гуляли с бабушкой, когда та ещё была жива. Мелькнула мысль: может зайти в наш старый двор? Квартиру-то мы продали, но хоть с соседями повидаться, поболтать, узнать как поживают? Да что там мысль? Пошла я… Вот только на входе во двор меня встретил совершенно чуждый здесь высоченный железный забор с воротами и калиткой. Всё это было заперто на ключ, а в поле зрения никого не было, чтобы позвать и попросить впустить.