"Ведро незабудок" и другие рассказы
Шрифт:
— Так как же вы проповедуете?
— Бог открывает мне смысл.
— Ну, тогда я вам совсем не нужен. А как вы узнаете, что это Бог говорит с вами, а не враг рода человеческого?
— Очень просто. Бог плохому не научит.
— Но дьявол и святым людям являлся в образе светлого ангела. И как раз только тем и занимался, что учил христиан оставить Новый Завет и изучать Ветхий.
Мой собеседник гневно посмотрел на меня:
— Я вам хотел открыть смысл пророчеств, а вы меня оскорбляете.
— Пророчества древних пророков исполнились, мой друг. Прошу прощения, если я вас обидел.
Я откланялся и побрел к автобусу. Неужели в Америке на каждом рейсе столько бродячих проповедников и толкователей Библии? Или это я такой везунчик?..
Так
Весь остаток пути я думал о Майкле. Некоторые православные могут сказать, что чудо исцеления наркомана с огромным стажем ложное. Это мог быть и вражий замысел: помочь, чтобы потом еще сильнее посрамить. Он опять сорвется, если будет вне истинной Церкви. А я им тогда скажу, что Майкл много страдал и, возможно, скоро придет к истине. Ведь не зря же он вспомнил об отцах Церкви и попросил меня написать названия их трудов.
Грех малым не бывает
Вечер на Николу Летнего выдался теплым и тихим. По случаю именин отца Николая прихожане его храма устроили во дворе церковного дома праздничную трапезу. Был еще один именинник — молоденький монах, приехавший со своим игуменом Мефодием погостить к отцу Николаю. Собственно, они приехали, чтобы помолиться в тишине в горах и собрать там лечебные травы. Отец Мефодий был большим знатоком трав и уже давно занимался лечением братии своего монастыря. К отцу Николаю, построившему церковь в горном поселке, он приехал в третий раз. Они переписывались не по электронной почте, а по старинке: на бумаге. Писем никто из местных жителей не писал и не получал. Единственным занятием почтальона была доставка пенсий старикам. И лишь к отцу Николаю время от времени он заходил с пухлым конвертом. Это были интересные письма. Они обменивались мнениями о происходящих в Церкви событиях, просили друг у друга советов. Отец Николай давно собирался в монастырь. Служить монаху на приходе не просто.
Особенно трудно разбирать семейные и молодежные проблемы. Женщин на приходе много. У каждой свой норов. Обидится одна на другую, и пошло-поехало. Начнет союзниц искать, интриговать, козни строить. Дело выеденного яйца не стоит, а весь приход лихорадит. Какой уж тут дух любви!
Отец Мефодий до ухода в монастырь 15 лет служил на приходе. Его советы были очень ценны. У него был не только большой опыт, но и дар духовного рассуждения. Он иногда делал пространные выписки из святых отцов, чтобы подтвердить тот или иной совет. Несколько раз присылал книги, изданные небольшим тиражом, которые трудно было достать в провинции. Отец Николай в долгу не оставался: посылал своему другу горный мед и сушеные южные фрукты.
В день именин молодой монах Николай вместе с отцом Мефодием спустились с гор. Они принесли Николаю-старшему огромный букет альпийских цветов и целое ведро сморчков и строчков. Пока отец Николай готовил из грибов то, что он называл «соусом», молодой Николай вместе с отцом Мефодием парились в бане. Потом отец Николай открыл банку с айвовым вареньем: нужно было удивить северных гостей экзотическим пирогом. Пирогов с айвой здесь никто не пек. Отчего же не попробовать?! Чем айва хуже яблок?
Когда раскрасневшиеся после бани гости появились у него на кухне, для них уже был готов послебанный чай с мелиссой и душистыми горными травами, собранными отцом Мефодием. Монахи пили чай долго и с удовольствием. Молодой Николай сушил распущенные по плечам волосы. Обычно он заплетал их в косичку. Волосы у него были пышные,
золотистые. Лицо словно с портрета старых мастеров. Он время от времени поглядывал на свои руки: «Слава Богу, теперь хоть
Именины удались на славу. Прихожанки постарались: огурчики, помидорчики домашнего соления, пирожки со всякой всячиной, салатики, грибочки соленые и маринованные, баклажаны. Один принес домашнее вино, другой пойманную накануне в горной реке форель. Тут же на костре сварили именинную уху. Отцу Николаю подарили Апостол семнадцатого века в кожаном переплете с бронзовыми застежками. Второму имениннику вручили трехлитровую банку каштанового меда. После каждого тоста пели «многая лета». Регент Елена прочла отцу Николаю оду собственного сочинения с перечислением всех его достоинств и пастырских трудов во спасение пасомых. Закончила она признанием в любви к «дорогому пастырю» и пожеланием ему за его «неусыпные заботы Царствия Небесного».
Отец Николай засмеялся: «Так у меня именины или похороны?» Елена смутилась и стала доказывать очевидную истину о том, что нет для христианина большей награды, чем Царство Небесное.
Ее муж вздохнул: «Вот так всегда. Начнет за здравие, а закончит за упокой». Сказал он тихо, но его все услышали. Елена снова принялась оправдываться. Тогда второй именинник произнес: «О смерти нужно думать. Даже во время пира. Помни последняя — и вовек не согрешишь. Мы ведь все покойники. Только в отпуску. У одних большой отпуск, у других короткая увольнительная». Все затихли. Тишина продолжалась несколько минут. Всем стало неловко. И хотя рассуждения молодого монаха были верны, но прозвучали они совершенно некстати. Радостного настроения как не бывало. Ситуация усугубилась тем, что тишину нарушила до той поры молчавшая Глафира — большая любительница поговорить о конце света и масонском заговоре. Она стала перечислять известные всем признаки кончины мира и с какой-то нездоровой страстностью заговорила о смертных грехах. Особенно негодовала она по поводу повсеместного разврата. Это было уже чересчур. Отец Николай попытался прервать ее, но ему это не удалось. Глафира расходилась все больше и больше. Воодушевившись до зела, она с жаром начала проклинать масонов.
— Ты только на гору не смотри, — посоветовал ей староста Геннадий.
— Это почему же? — Глафира прервала монолог и уставилась на Геннадия.
— Да ты посмотри! Это же не гора, а чистый масонский треугольник.
Раздался смех. Глафира гневно задышала и уже готова была продолжить, но отец Николай встал и решительно произнес: «Всё, Глафира. Сегодня не ты именинница. Давайте послушаем отца Ме-фодия».
Все повернулись к отцу Мефодию. Тот не заставил себя упрашивать: оглядел застолье, перекрестился и тихо произнес: «Если позволите, я не буду вставать». Все позволили: «Разумеется, батюшка. Не вставайте».
— Как вы думаете, обидчивость большой грех?
— Может, и большой, но не смертный, — кокетливо ответила Елена.
— А вот для меня это был грех очень серьезный. Я с детства был ужасно обидчив. Обижался по поводу и без повода. Услышу что-нибудь обидное — и словно кипятком сердце обдали. Боролся я с этим изъяном всю жизнь. Да так до конца и не одолел его. Поэтому на исповеди я всегда спрашиваю, не таит ли кающийся на кого-нибудь обиду.
— А вы, батюшка, Глафиру поисповедуйте. Вон как она надулась, — засмеялся Геннадий.
— Сам исповедайся, — огрызнулась Глафира.
— Прекращайте, — стал урезонивать их отец Николай. — А то придется разойтись. Продолжайте, батюшка, — обратился он к отцу Мефодию. Отец Мефодий добродушно улыбнулся.
— Это будет не тост. Я расскажу вам историю почти святочную. Вы увидите, как важно исповедовать даже не очень страшные грехи, не то что смертные. И как один раскаянный грех может повлечь за собой целую цепь благих последствий и даже предотвратить действия, которые могли бы привести ко многим жертвам.