Ведро, тряпка и немного криминала
Шрифт:
То есть со стороны комнаты. В которую нам как раз не попасть, потому что окна мы закрываем на шпингалеты (собственноручно этим занималась — теперь вот жалею, почему же не поленилась!). Все равно, значит, чем-то придется пожертвовать — дверью, стеклом или… Галькой.
Тут меня словно дергают за язык. Подскакиваю, как воробей, и бойко (словно за стенкой не лежит труп бывшей подруги) выкладываю то, что безуспешно пыталась сформулировать раньше:
— Нам нужно вызвать полицию!
Ну вот, пожалуйста, вякнула. Все мы задним умом крепки. Вроде бы и сказала все правильно, но директор щурит глаза уже на меня (сначала он пепелил злобным
— Оставим полицию, — бухтит он, стремительно багровея. Как странно… раньше бледнел, а сейчас покраснел. — Вы двое, идите на уроки, дайте детям задание, пусть не сидят без дела. Мы с Колобковым остаемся здесь, а вы, Марина, — он наклоняет голову набок, и я получаю возможность разглядеть его крючковатый нос с нового ракурса, — сходите-ка к Павлычу за ключами.
Павлыч — это наш дворник, достаточно бодрый, но постоянно злоупотребляющий алкоголем дедок. Зовут его вроде Семен (а, может, Иван). По непонятной традиции, корни которой восходят к тем темным, почти доисторическим временам, когда я и знать не знала об этой школе, у него хранятся дубликаты ключей от всех технических и подсобных помещений, включая кабинет трудовика. От главных ворот у него, как ни странно, оригинал, что создает нам дополнительные трудности. Почему получилось так, что директор (который, кстати, не слишком-то любит пьянь) до сих пор его не уволил, есть тайна за семью печатями. Кажется, Галька пыталась тут что-то разнюхать, но нарыла лишь то, что вакансия «дворник» у населения не в чести, и начальству нет смысла менять одного престарелого алкоголика на другого.
Кстати, о Гальке. Похоже, что ей уже не помочь. Пена из горла по пустякам не идет. Но все же… не могу я думать о ее смерти. Просто в голове не укладывается. Кажется, что сейчас дверь откроется и…
— Что встали? Дверь сама не откроется!
Поток моих мыслей прерывает недовольный директор. Заметила я в последнее время, что в стрессовой ситуации он мгновенно теряет остатки своей обходительности. Что вчерашний эпизод с трупом, что сейчас.
Торопливо застегиваю куртку и на всякий случай уточняю:
— А почему я?
Да-да, такой идиотский вопрос мог задать исключительно мазохист, а я к ним вроде не отношусь. Но все-таки интересно, какими соображениями он руководствовался.
— От вас все равно толку нет, — любезно просвещает начальство (угу, я, в принципе, и предполагала что-то подобное) и, подумав, добавляет, — к тому же вы знаете, где он живет.
Ну, это бабка надвое сказала (директор, конечно, не бабка, но все же какое-то сходство имеется). Я знаю дом. В конце сентября директор послал нас с Галиной с каким-то там поручением. Работу, естественно, сделала Галька, меня она, похоже, взяла с собой для моральной поддержки (чтобы было с кем поболтать по пути), потому, что велела остаться во дворе. Я существо не такое уж любопытное, так что не стала ругаться, достала из торбочки детективчик и примостилась с ним на скамейке.
А теперь вот жалею, потому, что с дворником надо что-то делать. Не могу же я мотаться по всему дому, выспрашивая у каждого встречного-поперечного, где можно найти конкретного индивидуума. Нет, ну, конечно, могу… но не тогда, когда в школе, возможно, уже лежит труп!
Так что, собрав свою волю в кулак, я, уже развернувшись к выходу, поворачиваюсь обратно и тихонечко говорю:
— Борис Семенович, я не знаю номер квартиры…
— Двенадцать, — без запинки отвечает тот. — Комната номер два.
— Спа… спасибо.
Вот это да! Какой же он у нас информированный. Настоящий шпион. Мой дом он, случайно не знает? А Катькин? А физика? Странные дела творятся…. Да ничего, разберемся. Даша Васильева как-нибудь разбирается!
Стоит мне вспомнить героиню обожаемых детективов, как настроение неуловимо ползет вверх. Я перехватываю торбочку поудобнее, бодро припускаю по коридору, обгоняя дефилирующих в том же направлении физруков… и тут нашему директору почему-то приспичивает меня задержать.
— Марина Васильевна!
— Да? — откликаюсь я и тут же ловлю подозрительный взгляд директора. Тот, видно, не понимает причины охватившего меня воодушевления (ну ладно, ладно, какое воодушевление в такой ситуации, это просто выброс адреналина).
— У вас есть с собой телефон?
— Нету.
Стыдно признаться, но телефона у меня нет ни с собой, ни вообще. Последний мой аппарат (самый простенький и, к тому же, б/ушный), нагло пропил бывший муж аккурат перед эпизодом с вилкой. Я тогда не особо расстроилась, благо звонить было некому (впрочем, хотелось бы посмотреть на того, кто купил эту рухлядь).
Впрочем, пропажа магнитофорна и телевизора еще в «доразводные» времена тоже не сильно меня возмутила, но вот когда он повадился таскать мои детективы и продавать их букинисту, мне пришлось изменить своим правилам и устроить грандиозный скандал. Вообще-то я очень тихая, безобидная и спокойная, но это если не доводить (а доводить нужно долго, потому, что с первого раза до меня не дойдет). Петька, кстати, вполне впечатлился — во всяком случае, книги он больше не воровал.
Новый телефон планирую взять с зарплаты, осталось перекантоваться три дня.
— Хорошо, пойдемте со мной.
Мы добираемся до кабинета директора, после чего Борис Семенович находит в столе старенький полуразряженный аппарат.
— Возьмите вот этот. Вот здесь, — он тычет в кнопочки, на экране высвечиваются цифры. — Мой второй номер. Будут проблемы — позвоните.
Хватаю телефон и бросаю его в торбу, символизирующий сумочку. У директора дергается мускул под глазом. Ладно, ладно, впредь буду поаккуратней. Подумать только! «Будут проблемы — позвоните». Он сказал это так, как будто уверен — будут, и непременно. Нет, я, конечно, тоже подозреваю нечто подобно — только директор, похоже, знает это наверняка.
Закидываю торбу на плечо и вылетаю из школы. Катька, которая до сих пор сидит на вахте, не обращает на меня внимания. Впрочем, это и хорошо — вот Галька бы непременно устроила мне допрос. Кто, куда, что случилось, зачем же так быстро? Ну, мы, конечно, подруги, но любопытство — это святое. А Галька…
Никак не могу поверить, что Галька умерла. Нет! Она жива, конечно, жива. Подумаешь, пена. С чего бы ей умирать? Наверно, у подруги случился сердечный приступ, она же полная, с ними такое бывает. Или… инсульт! Конечно! При инсульте лицо должно посинеть. Ну, ничего, сейчас я раздобуду ключи, вызовем «Скорую»… можно, конечно, вызвать ее немедленно, но железная дверь-то закрыта, а директор, наверно, не позволит ее ломать. Потом ведь придется ее ремонтировать, а на это нужны деньги. Которых у школы, естественно, кот наплакал. Так что он, наверно, и пытается всеми силами предотвратить расход средств. Но… там ведь Галька! Ей плохо. Ей надо помочь!