Ведро, тряпка и немного криминала
Шрифт:
Благодаря директору и его жабе у нас нет личных ключей от каморки. Один-единственный ключ висит на вахте, его официальный дубликат у дворника (который перманентно в запое), а сделать себе копии у нас с девчонками за пол года с момента установки нового замка так руки и не дошли.
И, похоже, так и не дойдут, потому, что сейчас на вахте ключа не имеется, зато почему-то присутствует злая до чертиков Катька.
Подхожу к ней:
— Привет! А где ключ?
Катька пожимает худыми плечами, поправляет теплую шаль и неопределенно поводит
— А кто его знает? Исчез вместе с Галей, — в ее голосе проскальзывает раздражение — не нравится, видно, на вахте сидеть. — Борис Семенович бегает, ищет, думаю, скоро найдет.
Киваю. Это он может. Носиться по школе и что-то искать — как раз в духе директора, он обожает быть в гуще событий. Прирожденный руководитель. Еще он очень не любит, когда кто-то из нас не появляется на работе, и постоянно приговаривает: «Проспал — позвони, заболел — позвони, попал под машину — так пусть хоть из морга звонят». Ох, чувствую, Гальке достанется.
— Давай, раздевайся, повесь куртку в гардероб, — предлагает Катя.
— Да нет, спасибо, я лучше так похожу.
Угу-угу. Знаем мы их гардероб. Вроде и дети-то все приличные, но из карманов детей все равно пропадает мелочь (хотя мне это не грозит, я все храню в кошельке), пару раз терялись перчатки (в общей сложности восемь пар, у какого, наверно, коллекция) а однажды пропала шапка (правда, потом она обнаружилась в туалете). Не сказать что я сильно боюсь за хранящееся в куртке имущество (два носовых платка и стандартный набор карманного мусора), только… да что уж врать, мне просто-напросто лень.
Открываю рот, чтобы сказать что-нибудь из области вселенской мудрости… и тут к нашей вахте подлетает директор. Ну что сказать, валерьянкой от него не несет. Уже хорошо. Неизменный деловой костюм идеально отглажен, ботинки — начищены, на лице ясно читается легкое раздражение. В общем, все в норме.
— Марина! — зовет непосредственное начальство, не снижая крейсерской скорости. Повелительно машет рукой, я торопливо бросаюсь за ним, благо ждать он не собирается. — Галину не видели?
— В прошлый раз — вчера днем, — честно признаюсь я. — Могу дать ее телефон…
— Который она не берет! Нет уж, идите за мной…
Директор заворачивает в коридор и подлетает к нашей каморке, негромко бурча о тех страшных карах, которые непременно постигнут того, кто забрал ключ. Я незаметно вздыхаю. Да-да, виновата, конечно же, Галька, а не та интересная личность, которая экономит на всем подряд. Я это к тому, что к тем замкам, которые продаются в хозяйственных магазинах, в комплекте идет три-четыре ключа, но новые замки у нас никто не покупает — используют хранящееся в запасах старье.
Хотя, может, это не экономия — возможно, что он нам просто не доверяет.
Директор подлетает к каморке и энергично толкает железную дверь. Эффект нулевой. Я подхожу следом, хватаюсь за ручку — все еще заперто. Сзади насмешливо фыркает как-то неожиданно собравшийся консилиум в лице двоих физруков (и где они прятались, что я их не видела?). У одного, как мне помнится, сейчас должны быть занятия — видно, директор решил, что дело серьезно. Впрочем, детишки, наверное, только рады.
— Борис Семенович, вы посмотрели? — интересуется один из физруков, Валерий Не-помню-чеевич Колобков. Он у нас, кстати, мелкий и лысый, правда, в объемах слегка подкачал — до настоящего колобка ему толстеть и толстеть.
— Я отправил трудовика, — опускает глаза директор (не от смущения, просто он выше). — Скоро придет.
Трудовик появляется минут через пять: высокий, сутулый, взъерошенный и без шапки. На вид ему лет двадцать пять, и для него наша школа это первое место работы.
Мне сложно представить, кто в двадцать первом веке пойдет учиться на трудовика. Народ идет в педагогические вузы или по принципу «куда взяли», или как продолжатель учительских династий. Но трудовик не очень похож на представителя династии, да и особых способностей к этому делу у него явно не наблюдается. Зато он хотя бы не жалуется (поневоле вспомнишь нашего физика, тот вечно ходит с кислым лицом).
Впрочем, сейчас и трудовик не выглядит особо довольным.
— Г-галина там, — запинается он, — сидит. Голова на столе, лицо набок, вся… синяя. Рядом лужа…
— Крови? — уточняю я. На меня тут же шикают. А что тут такого? Вопрос, как по мне, резонный.
Трудовик запускает в волосы пятерню. Директор убирает телефон в карман, физруки отлипают от стеночки, я навостряю уши и подозрительно щурю глаза.
— Н-нет. Какая-то засохшая хрень вроде пены. Вот здесь, — он машинально подносит конечность к своей небритой физиономии, но тут, спохватившись, вертит ладонью в воздухе, — у лица.
— Ключи? — хищно осведомляется директор. И ведь никто, заметьте, его не затыкает!
— Рядом, на столике.
— Так-так, — директор ощутимо мрачнеет.
Я уже говорила, что он плохо скрывает эмоции? Так вот, по сравнению с обоими физруками Борис Семенович просто Джеймс Бонд. За покерный стол им лучше вообще не садиться; впрочем, за «мафию» тоже. Хотя… да кто бы говорил! Я, кстати, тоже далеко не секретный агент — саму себя, мне, конечно, не видно, но окружающие наверняка отмечают что-то вроде неестественно бледности. А еще у меня пальцы дрожат.
— Ломаем дверь? — предлагает Колобков. Директор хмурится, сводит брови на переносице, окидывает железную створку подозрительным взглядом и неуверенно заявляет:
— Сможете снять с петель?
Теперь уже дверь в каморку изучают специалисты (т. е. физруки), и что-то особого воодушевления на их лицах не наблюдается. У каждого свой букет эмоций, трудовика до сих пор пробивает мелкая дрожь, но мужики единодушны в одном — в здоровом профессиональном скептицизме.
— Тут, это… — выдает наконец трудовик, заметив, что старшее поколение предпочитает отмалчиваться, — лучше, того… с другой стороны.