Ведун
Шрифт:
– Эксперимент опасный?
– спросил я Лаврова.
– Буду откровенен. Ученые говорят, что дело простое, но я им почему-то не верю. Так что за твое здоровье, какое в тебе еще осталось, ручаться не стану.
– Что я буду должен сделать?
– Подробности позже, а если кратко, то нужно будет пройти полное медицинское обследование, раздеться, войти в какой-то механизм и через тридцать-сорок секунд выйти. Потом снова обследование, несколько дней за тобой будут наблюдать, и ты свободен.
– И все?
– Да. Вошел и вышел. Если эксперимент удастся, станешь здоровым и знаменитым, а нет, значит, получишь немного денег, которые сможешь потратить по собственному усмотрению, и вернешься обратно.
– И много денег?
–
– Ясно. Если я соглашусь, меня отсюда выпустят? Проблем не будет?
– Выпустят, конечно. Какие уж тут проблемы. Ты ведь не секретоноситель и не особо важная персона. К государственным тайнам не допущен. Справки свои составляешь на основе сетевых данных и официально являешься полноценным гражданином, который имеет паспорт и может в любой момент покинуть стены этого гостеприимного места. Только идти тебе некуда и не к кому, потому ты и сидишь здесь, словно сыч, и за бывших сослуживцев, которые тебя даже не навещают, черновую работу делаешь.
– А ехать далеко?
– Полчаса и мы на месте.
– Бумаги какие-нибудь подписывать надо?
– Пока нет, а там посмотрим, - Лавров помедлил и кивнул на выход: - Итак, ты со мной или мне другого кандидата поискать?
Ответ вырвался сам собой:
– Согласен. Еду с тобой. Рискну здоровьем. Ха-ха!
Я невесело посмеялся. Мы с Иван Иванычем обговорили некоторые мелочи, ударили по рукам, и спустя двадцать пять минут, погрузившись в новенький "хаммер", я ехал в исследовательский центр господина Павелецкого. Вопросов в голове была тьма-тьмущая. Но Лавров отмалчивался или говорил, что подробности будут на месте. Настаивать было бессмысленно, и я замолчал. Смотрел на пролетающий за окном заснеженный придорожный лес, и думал о том, что вот ведь как странно жизнь повернулась. Три года я сидел в доме инвалидов, и меня не тянуло выбраться наружу, а сейчас, как-то резко, пришло понимание того, что мой внутренний мир не ограничен одним лишь личным горем. Есть мать-природа, которая живет не по писанным, а по своим собственным законам, и хорошо бы было, после того как эксперимент закончится, выбраться куда-нибудь на реку или на крайний случай в зимний сад.
За размышлениями дорога пролетела совершенно незаметно. Машина свернула с главной трассы, проехала через ухоженный лесок, въехала за тяжелые железные ворота, которые охранялись вооруженными охранниками, и остановилась перед серым четырехэтажным зданием. Здесь нас уже ожидали. Для меня приготовили инвалидное кресло. Два крепких мужика в черной униформе помогли мне выбраться из салона и пересесть в мое новое транспортное средство, а затем вкатили его в просторный холл.
Иван Иваныч куда-то исчез, а передо мной предстал молодой длинноволосый брюнет в темно-зеленом халате, который представился как Миша. После чего он перехватил меня у встречающих и покатил к лифту. Все делалось сноровисто, быстро и четко. Слова, жесты, мимика, ничего лишнего. Ни дать и не взять, будто в нормальной воинской части, где слово дисциплина не пустой звук, оказался. Впрочем, я не удивлялся. Серьезная контора, в которой все на западный манер. Никаких личных отношений, перекуров и посиделок. На работе только работа, и это понятно. Павелецкий, хоть и ворюга, обокравший добрую треть страны, дармоедов при себе не держал и расхлябанности не терпел, особенно там, куда он вкладывал деньги.
Лифт доставил нас с Мишей на четвертый этаж, и меня вкатили в рабочий кабинет местного начальника, на двери которого висела табличка, извещающая о том, что здесь заседает руководитель проекта Румянцев К.В. Коротко и лаконично. В приемной никого, а внутри все строго и функционально: отделанные под красное дерево стены, большое окно, на стене плоский сорокадюймовый экран, напротив дубовый стол, пара кожаных кресел и в одном из них полный лысоватый мужик, по виду мой ровесник, в шерстяном свитере и потертых брюках. По виду, типичный тюфяк, удел которого
– Добрый день Вадим Андреевич, - поприветствовал он мою скромную персону и представился: - Меня зовут Константин Викторович, а фамилия моя Румянцев. Кто вы, мне известно, Иван Иваныч о вас хорошо отзывался, а на основе вашего досье можно не один боевик или хороший детектив написать. Впечатляет. Кавказ. Таджикистан. Работа в аналитическом отделе ФСБ, а затем эта глупая авария, после которой вы не сломались.
"А Лавров-то, подлец, - мельком скользнула в голове мысль.
– Даже досье на меня имеет, и предоставил его частному лицу. Впрочем, по сегодняшним временам, когда покупается и продается все, включая государственные тайны, это обычное дело, а он отставник, который хочет хорошо кушать и иметь на кармане разноцветные бумажки с портретами иностранных президентов. Ладно, переходим к разговору, надо же узнать, что здесь происходит, и лучше сделать это раньше, чем позже".
– Рад знакомству, - рассматривая Румянцева, произнес я и, отдавая инициативу ученому, замолчал.
Руководитель проекта цыкнул зубом, смерил меня долгим оценивающим взглядом и спросил:
– Иван Иваныч объяснял, чем занимается наш исследовательский центр, и ради чего вас пригласили?
– В самых общих чертах. Никакой конкретики и я рассчитываю на то, что разъяснения получу здесь и сейчас.
– Это само собой, разъяснения будут. Однако для понимания всего того, что мы собираемся сделать, надо знать физику. У вас, кстати, как с этим делом?
– Плохо.
– Так я и думал. Но это не критично. Вы человек умный, поэтому быстро разберетесь, в чем дело. Тем более что имеется видеоролик, который приготовили для широкой общественности, так сказать, в целях популяризации науки. Посмотрите его позже, а пока объясню вам, чем мы занимаемся, на доступном уровне.
В руках Румянцева появился пульт и загорелся настенный экран, на котором было изображение нашей галактики. В центре ядро, а вокруг него спирали, в одной из которых, ближе к хвосту, наша Солнечная система.
– Красиво, - разглядывая застывшее изображение, сказал я и вновь обернулся к ученому.
– Это точно, - согласился руководитель проекта, устало вздохнул и начал небольшую лекцию: - Сто лет назад, великий английский ученый-физик Эрнест Резерфорд создал теорию планетарного ядра, суть которой состоит в том, что Солнце это ядро, вокруг которого вращаются планеты. И в центре галактики так же есть ядро, вокруг которого вращаются звезды. Следовательно, все очень просто и понятно. Мы живем в однополярном мире, и наша необъятная Вселенная лишь песчинка в вакууме внешнего космоса. Это преподается в школах и институтах и на этом базируется фундаментальная наука. Однако Резерфорд, его ученики и внесший в теорию англичанина дополнение о квантах датчанин Бор, ошибались. Давно уже доказано, что кроме нашей Вселенной существуют многие другие. Американцы ведут исследования и уже насчитали во внешнем космосе более двухсот звездных скоплений идентичных нашей галактике.
– Интересно.
– Да. И это только начало. Несмотря на тупики, догматизм, непререкаемость авторитетов, нехватку профессиональных кадров и не престижность профессии ученого, наука не стоит на месте. Ведутся исследования, ставятся опыты и есть результаты, которые неоспоримо свидетельствуют о том, что Вселенная совсем не так проста, как кажется. Она многомерна и асимметрична. И одновременно с этим является единым и неделимым целым. Хотя и состоит из нескольких параллельных пространств, в каждом из которых свои внутренние законы, временные потоки и собственная таблица периодических элементов. Так что Резерфорд с Бором и учениками, а вместе с ними такой мастодонт науки как Энштейн, мягко выражаясь, были не правы.