Ведунья

В 194* году, в Лондоне, Чарли Арлингтон учился в первом институте для совместного обучения мальчиков и девочек, основанном герцогиней Коннаутской ровно сто лет назад. Мальчику было тринадцать лет, когда он спешил на мероприятие, в коем принимали участие все дети из класса. Это был конец учебного года, а потому праздничные песни и танцы были вполне уместны и приятны для исполнения большинству юных гимназистов.

Необыкновенные заснеженные пейзажи окутывали в свои ледяные объятия возвышающееся над белыми искристыми равнинами каменное сооружение, воссозданное по образцу немецкого бидермейера. Чарли бежал, спотыкаясь о собственные

Когда Чарли наконец предстал у ворот училища, представление вот-вот должно было начаться. Огорчённый подросток, суетливый и нервный, не унимался. Чувство долга превалировало. Юноша, тяжело дыша, перебрался через высокий и искусный кованый забор, спрыгнул, обрушившись на крупный пушистый сугроб подобно Такомскому мосту. Повременив, маленький мужчина встал и направился ко входу.

***

В 186* году герцогиня Коннаутская, женщина с вечно бледной кожей, красными тонкими губами, птичьими тёмно-карими глазами, длинным крючковатым носом, «лунным» лицом и густыми, прямыми и чёрными, словно уголь и зола, оставшаяся от дров в камине, волосами, доживала свои деньки в скромном, но уютном поместье на окраине Лондона. Дама не являлась дряхлой старухой, как могло бы показаться на первый взгляд. Тридцатисемилетняя мисс провела бурную молодость в пустых и сказочных мечтаниях, не утихающих, а ставившихся всё красочнее, с каждым последующим годом. Из-за увлечения герцогини – собирания трав и зарисовывания оных в личных дневниках, - многие местные дамы и лорды, крестьяне и рабочие, считали печальную душу чаровницей, отчего последняя получила прозвище – Ведунья. Герцогиня не обращала внимания на слухи, с неподдельным интересом и усердием предаваясь любимому делу.

Двор Ведуньи состоял из малочисленной прислуги, в общество которой входили прачка, дворецкий и две горничные: одна лишь протирала пыль, обязанности другой же дополнялись поварским искусством и развлечением несчастной аристократки, и именно за эту услугу герцогиня одаривала любовью и – что весомее – уважением молодую служанку.

***

Чарли уже мчался по коридору. Его взъерошенные рыжие волосы развевались на прохладном ветру, пока сбивчивое горячее дыхание то и дело исходило из его насмешливого рта.

С верхнего этажа здания доносились радостные детские голоса, подстёгивающие мальчика бежать ещё быстрее и быстрее по могутным и внушающим уверенность ступенькам боковой лестницы. Внезапно голоса принялись утихать: казалось, парнишка лишь отдаляется от актовой залы. В конце концов, Чарли и вовсе запутался в вечернем зимнем сумраке и смутился собственной оплошности.

Гимназист добрался до последнего – третьего – этажа, полностью войдя в черный густой свет и затхлый воздух института.

***

Шли месяцы, а герцогиня так и не могла оправится после операции на тазовой кости. Это была её третья операция: ранее медицинские процедуры проходили удачно. Мисс практически лишилась возможности передвигаться; её настроение падало всё ниже и ниже; её боль – как эмоциональная, так и физическая – неуёмно росла с каждым последующим днём. Только вечно улыбающаяся и смиренная служанка Бетт была в состоянии скрасить серую жизнь герцогини.

В один непримечательный вечер, когда увядшие и омертвевшие листья срывались под силой лёгкого и сладкого бриза, падали и устилали землю шуршащим ковром, Ведунья, взгромоздившись на вышедшую из моды рекамье и аккуратно уложив все свои пышные, изящные и широкие юбки, наблюдала за полётом нежно щебечущих крохотных завирушек, чёрно-белой московки, прожорливых синиц и бусых зябликов сквозь окно, грубо высеченное в стене: можно подумать, будто оно не должно было здесь располагаться. Женщина умиротворённо вздыхала, всё глубже погружаясь в сонм обаятельных мыслей.

***

Чарли вынырнул из темноты, словно из стаи кровожадных волков, и, стремительно спустившись, очутился у входа в дамскую комнату. Подросток вспомнил, что помещение туалета связано с «залой мероприятий» деревянной скрипящей дверью, не меняющейся с самого основания училища. Чарли также понимал, что в комнату для девочек он, как мальчик, зайти не может, а потому пришлось идти в обход.

***

Некто скромно постучался, выведя герцогиню из глубины её мыслей.

– Войдите, - строго, но не зло сказала она. Голос женщины походил на пение зырянки.

Дверь отварилась, и в вычурно обставленную залу впорхнула привлекательная горничная. Её каштановые кудри были тщательно уложены в белоснежный чепец, а длинные ресницы цвета вороного крыла прикрывали белки миндалевидных глаз. В руках девушки покоилось блюдо со всевозможной пищей – от супа до десерта.

– Мисс, пришло время ужина, - автоматически проговорила прислуга.

– О, нет, Бетт, я не хочу есть! – с долей капризности отвечала герцогиня.

– Но мисс следует питаться по часам, как рекомендовал доктор Берм…

– Да, да, я знаю. Ты постоянно это говоришь.

– Но ведь вы постоянно отказываетесь… - с некоторой ехидностью и якобы невзначай молвила Бетт.

Взор Ведуньи озарился новым светом.

– Бетт, если тебе дорого это место – не допускай в своей речи хамства.

– Слушаюсь.

Служанка намеревалась уходить, но вдруг герцогиня произнесла, будто опомнившись:

– Нет, Бетт, постой! – женщина неуклюже качалась из стороны в сторону в попытке подняться, - Ох, падай мне трость! Я хочу прогуляться. Потом можешь принести ужин. Но только я не хочу ничего из этого, - герцогиня брезгливо взглянула на работу поварихи, - Я хочу пудинг – нет! – чизкейк!

– Но, мисс…

– Никаких возражений, Бетт! И подай мне трость.

Девушка подошла к платяному шкафу, с ручки которого свисала гладко выстроганная трость, после чего протянула столь необходимый предмет стареющей аристократке. Лицо Бетт было холодно и высокомерно – нетипично для людей, привыкших к труду.

– Теперь помоги мне встать, - ласково залепетала Ведунья.

Девушка взяла даму под руку и сделала несколько шагов вместе с высокородной подопечной.

Преодолев иссхошийся, трухлявый порог, герцогиня продолжила путь самостоятельно.

***

Парень вновь взметнулся вверх по лестнице, потом – ещё выше. Оказавшись на крыше, присыпанной снегом, словно пряничный домик – сахарной пудрой, гимназист принялся расчищать путь, освобождая камень от молочно-белого покрова тощими ножками в классических брюках и тушевых лакированных туфлях, явно великих мальчику по размеру.

***

Минуло минут двадцать, показавшихся вечностью. Ведунья худо и неторопливо шагала по дорожке, усыпанной щебнем. Она еле постучала окончанием трости по входной двери, выполненной из тёмного дуба. Та отворилась, и женщина незамедлительно воспользовалась сей незамысловатой возможностью.