Ведунья
Шрифт:
***
В каменном холодном полу, исполняющем роль крыши института, мальчик обнаружил узкую щель, вернее, зияющую дыру. Чарли опустил в углубление свою детскую ручонку и, к собственному удивлению, не найдя на дне снежных преград, двинулся навстречу празднику.
***
Мисс растянулась на крупных перистых подушках.
– Бетт, я так устала!
Ответа не последовало. Дама растерялась.
– Бетт, ты приготовила чизкейк, как я просила?
Из недр поместья послышалось глухое:
– Да-да,
Герцогиня Коннаутская, нервничая и оправляя платье и обнимающие её подушки, ожидала Бетт, однако откуда ни возьмись в помещение проникла другая служанка – пожилая леди с жёсткими и грубыми чертами лица, окаймлённые в милый девичий чепчик.
– О, это ты, Мэри, - взволновалась герцогиня, - Ты не представляешь, как меня напугала!
– Если мисс сможет меня простить… - Мэри стыдливо наклонила голову.
– Я прощаю тебя, - Ведунья отвела взгляд; в левой руке она сжимала окоченевшие и истончившиеся колосья полевых трав, - Подай мне дневник, перо и чернильницу.
Мэри беспрекословно исполняла просьбу хозяйку.
– Ты не знаешь, где Бетт? – озадаченно проговорила женщина.
– Мисс Д. заперлась в кладовой и истошно рыдает, - мрачно ответила пожилая прислуга.
– Приведи её ко мне, - встрепенулась герцогиня.
Мэри уже успела развернуться, как Ведунья резко встала, что не было характерно для больной женщины.
– Постой. Я хочу поговорить с ней, - обеспокоилась герцогиня, - Нет, ты иди-иди, - уверила она Мэри, завидев в глазах слуги ступор.
Мэри обыкновенно твёрдо и чётко, как солдат, направилась к выходу. Следом за ней заковыляла Ведунья.
***
Чарли неловко опустил правую ногу в загадочную дыру, чуть погодя – левую. Он посидел, собираясь с духом, и в конец – расслабился и окунулся в тянущую и засасывающую в себя тьму.
***
Две немолодые барышни водворились из комнаты. Теперь они стояли в прихожей – по правде, самой обширной части дома – и наблюдали за тем, как растрёпанная, с покрасневшим от слёз лицом Бетт, держащая в хрупких ладонях фарфоровую тарелку с возлежащим на ней кусочком чизкейка, более походящем на твороженную массу с молочным желе, мчалась по коридору, лестнице на втором этаже и, наконец, брела навстречу им.
Как только Бетт остановилась пред хозяйкой и коллегой дабы отдышаться, герцогиня промолвила с тоном, по которому можно было судить, что даме неудобно, но в желаниях своих она непреклонна.
– О, Бетт, я не хочу чизкейк. Лучше принеси студень. Я очень устала и хочу поесть чего-нибудь съестного.
В обществе троих повисло молчание.
– Мисс, позвольте удалиться, - произнесла Мэри. Даже её низкий и ровный голос дрогнул на слове «мисс».
– Можете быть свободны, - хладнокровно, отвернув голову от новоприбывшей и устремив взор на просящую, сказала герцогиня.
В этот момент Бетт, вмиг изменившись в лице, метнула в госпожу посуду с традиционным пирогом. Женщина упала, но горничной этого показалось мало: она схватила лопатку и в состоянии крайней степени аффекта стала выдавливать и выскребать глаза герцогини из глазниц.
Мэри в ужасе бросилась прочь.
***
Спустя три недели после вышеописанных событий Чарли увидел свет. К сожалению, он был уже не в состоянии различить его.
Случай потряс общественность, и в определённых кругах по новой вспыхнул интерес к истории института. Особо суеверные принялись очернять имя благородной герцогини Коннаутской, виня её призрак во всех несчастьях и, в первую очередь, в смерти юного Чарли.
Не выдержав давления социума, директор закрыл учебное заведение. Обанкротившись, он покончил с собой, повесившись на телефонном шнуре.
***
Прислуга ретировалась как можно скорее. Все сложили свои обязанности и не притрагивались к подобной работе до конца своих дней; все, кроме Бетт. Молодая девушка как ни в чём не бывало, в некоторой степени даже наслаждаясь взвалившейся на неё свободой, решила переночевать в кровати почившей хозяйки. Так она и поступила.
Посреди ночи до того крепко и сладко спящая Бетт очнулась. До её непривлекательных ушей дошли шорохи, перебиваемые стонами и плачем.
– Мэри?! – гневно вопрошала любимица герцогини.
Стенания затихли, и Бетт, усталая и свирепая, заново попыталась вздремнуть.
–
Через два часа убийца вскочила с постели и вышла в коридор. В глазах её маячила пелена серого полупрозрачного тумана. Бетт закашляла, с треском затворила дверь спальни. Она легла и, промучившись час, попала в объятия Морфея.
–
Перед рассветом стоны превратились в истошные крики, от которых Бетт в очередной раз проснулась, однако больше не поднималась.
– Это смешно! – послышалось из спальни.
Но гул не собирался исчезать: напротив, лишь усиливался. Не в силах забыться, Бетт приблизилась к открытой форточке, из которой тянул прохладный и нежный, пробуждающий и, одновременно, успокаивающий ночной ветерок. Юная барышня любовалась брезжанием утра, пока неведомый туман не подполз к ней, и женщина, ощущая некое давление, не рухнула вниз, на напоминающий хворост, пожухлый ковёр.
***
Здание опустело и, заброшенное, поросло мхом и плющом. Руины бывшего училища, стены которого крошились, словно мраморная, самаркандская халва, и теперь покоятся где-то в глуши, занесённые ветвями и листьями, утопая в бурой земле и травах лесистой местности.
27.10.20 г.
Рассказ основан на сне автора.
Пусть читателей не удивляет и не смущает сравнение руин и халвы: на мой взгляд, оно обосновано.