Век криминалистики
Шрифт:
Последнюю цифру из обозначающих год, после 188, прочесть было трудно, но комиссар лионской уголовной полиции Ремон-Данс решил, что речь здесь идет о цифре 8 (1888) и, следовательно, сундук был отправлен в Лион больше года тому назад. А то, что сундук имел отношение к покойнику, выяснилось еще 16 августа, когда дорожный смотритель Гоффи нашел на месте, где
[131]
лежал труп, ключ, который точно подходил к замку сундука.
Таково было сообщение репортера из Лиона. Однако у Горона сложилось впечатление (ни на чем конкретно не основанное), что он напал на след Гуффэ. Он знал многих судебных медиков и не очень-то доверял из выводам. Накануне вечером он с трудом вырвал у следственного судьи Допфэ разрешение отправить шурина Гуффэ, Ландри, с сотрудником уголовной полиции в Лион с тем, чтобы Ландри воочию убедился, Гуффэ ли этот мертвец или нет. И уже 21 августа бригадир Судэ вместе с Ландри держали путь на юг. В
Сторож, папаша Деленью, чья борода и волосы свисали до пояса, грязный и постоянно сосущий трубку, провел Судэ и Ландри по деревянному трапу на баржу. Внутри на голых досках лежали несколько мертвецов. Папаша Деленью осветил фонарем труп из Мильери. Ландри, прижав к лицу носовой платок, только бросил взгляд на обезображенные останки того, кто мог быть когда-то Гуффэ, отрицательно качнул головой и в ужасе выбежал на палубу. Что касается Судэ, то он убедился, что волосы у покойника черные как смоль, а не каштановые, как у Гуффэ. На следующее утро от телеграфировал Горону о провале экспедиции. Кроме того, он узнал, что тем же утром какой-то кучер из Лиона сделал полиции сенсационное сообщение и только что бы. допрошен следственным судьей Виалем.
Кучер по фамилии Лафорж показал, что 6 июля он поджидал пассажиров на вокзале. Наконец появился какой-то мужчина и велел погрузить в его экипаж большой, очень тяжелый сундук Вместе с хозяином сундука в экипаж уселись еще двое мужчин и велели ехать в направлении Мильери. Там они сгрузили сундук и попросили Лафоржа подождать. Спустя некоторое время они вернулись без сундука и велели ехать обратно в Лион. Лафорж опознал сундук по найденным частям, когда ему их показали. Когда же его ознакомили с альбомом лионских преступников, он указал на фотографии трех мужчин - Шатэна, Револя и Буване и сказал, что это и были его пассажиры. Все трое, однако еще 9 июля были арестованы по обвинению в совершении убийства с целью ограбления.
Виаль, который теперь взял на себя расследование дела Мильери, поручил Судэ известить своего начальника в Париже, чти тот может не затруднять себя и в Лионе обойдутся без его вмеша
[132]
тельства: обстоятельства дела выяснены, а труп на следующий день будет погребен на общинном кладбище Де ля Гийотьер.
Горон, как указывалось в одном отчете того времени, воспринял сообщение из Лиона "с крайним возмущением, ибо оно противоречило его упрямой убежденности в своей правоте". Поскольку в тот момент он не видел никакой возможности еще раз вмешаться в ход событий в Лионе, то с удвоенным рвением взялся за дальнейшие розыскные действия в столице. В сентябре он получил донесение своего агента, которое заставило его насторожиться. Оказывается, 25 июля Гуффэ видели в пивной Гутенберга с неким Мишелем Эйро, выдающим себя за коммерсанта и пользующимся сомнительной репутацией. Эйро находился там в сопровождении своей юной возлюбленной Габриэль Бомпар. Но это была лишь первая часть донесения; решающее же значение имела вторая: Эйро, как и Бомпар, бесследно исчез из Парижа с того самого 27 июля, когда Гуффэ был зарегистрирован как пропавший боя вести. Весь октябрь Горон искал эту пару, но безрезультатно.
Тем временем парижские газеты все чаще помещали статьи о деле Гуффэ, и раздающаяся в них критика по адресу Горона становилась все более резкой. Статьи озлобляли привычного к успеху шефа Сюртэ. Но прежде чем решиться капитулировать, он - к безмерному удивлению окружающих - вернулся в начале ноября к своей старой идее о том, что мертвец из Мильери и есть Гуффэ. Горон так бурно наседал на скептически настроенного Допфэ, что в конце концов тот не выдержал и запросил Лион, как идет расследование "дела Мильери". Из письма Виаля он узнал, что задержанные там и опознанные кучером три преступника упорно лгут, будто не имеют никакого отношения ни к сундуку, ни к покойнику. Кучер Лафорж между тем продолжал свидетельствовать, что видел, как они бросили сундук в кустарник. Кучер также был взят под стражу, как пособник. Сломить упорство трех преступников и опознать труп, писал Виаль, лишь вопрос времени. Впрочем, закончил Виаль, он охотно воспользуется случаем, чтобы попросить Допфэ о помощи в проведении розыскных действий в Париже. Хотя сундук и был сдан в багаж в Париже более года назад, но, так как речь идет о совершенно необычном багаже. вероятно, существует возможность того, что какой-нибудь железнодорожный служащий вспомнит лиц, отправлявших этот багаж. Он лично предполагает, что речь в данном случае идет о человеке, который был умерщвлен ради завладения ценным содержимым сундука. К своему письму Виаль приложил этикетки, отклеенные с сундука.
Когда Допфэ передал это письмо Горону, тот приступил к внимательному изучению этикеток с надписью "Станция отправления: Париж 1231 - Париж 27.7.188...
– Поезд-экспресс 3. Станция назначения: Лион-Перраш 1". 27 июля число, когда было зарегистрировано исчезновение Гуффэ, - слишком крепко засело у него в памяти, чтобы дата на этикетках не бросилась ему в глаза.
[133]
В первом же попавшемся экипаже Горон помчался на Лионский вокзал. Чиновник багажного отделения просмотрел реестр багажных перевозок за 1888 г.: 27 июля 1888 г. багаж за номером 1231 не сдавался. С понятным волнением Горон потребовал, чтобы был проверен реестр за 1889 г. Документация за этот год из-за проведения всемирной выставки была очень обширна. Однако в конечном итоге искомый документ нашелся. Запись гласила: "27 июля 1889 г. Поезд No 3, 11 час. 45 мин. утра, No 1231. Станция назначения: Лион-Перраш 1. Одно место багажа весом 105 килограммов".
Горон поспешил к Допфэ. Нужны ли тут еще пояснения? Сундук, в котором перевозился мертвец из Мильери, покинул Париж 27 июля 1889 г.
– на следующий день после исчезновения Гуффэ. Даже если бы Ландри сто раз кряду не узнал бы в мертвеце из Мильери своего шурина, а судебный медик из Лиона тысячу раз уверял бы, что покойник не может быть Гуффэ, сам он, заявил Горон, все равно был бы убежден, что речь идет о Гуффэ, и ни о ком другом!
Следственный судья все еще был настроен скептически, но поразительное развитие событий заставило его послать в Лион теперь уже самого Горона. 11 ноября в сопровождении инспектора Сюртэ Жома Горон прибыл в Лион и тут же яростно набросился на следственного судью Виаля. За что, неистовствовал Горон, Виаль несколько месяцев держит под стражей кучера Лафоржа, если сундук, в котором мертвец якобы был погружен 6 июля в экипаж Лафоржа, покинул Париж лишь 27 июля 1889 г.? Как же мог Лафорж везти этот сундук в Мильери уже 6 июля? Ведь это обманщик, один из тех шутов или идиотов, которых ему, Горону, приходилось встречать в бесчисленном количестве, расследуя самые разные дела!
Лафорж был доставлен из тюрьмы и признался, что всю свою историю он выдумал. Он боялся из-за какой-то маленьком провинности лишиться кучерской лицензии и полагал, что лионская полиция благодаря его россказням настроится к нему более благожелательно. Возмущенный Горон потребовал, чтобы неизвестный покойник был немедленно эксгумирован и еще раз обследован. Он, Горон, докажет, что в Лионе похоронили Гуффэ.
Виаль и Берар противились этому, приводя самые различные возражения, но другого выхода у них уже не было. Под вечер Берар отдал распоряжение эксгумировать труп неизвестного на следующий день - 12 ноября 1889 г. Эксгумация и вскрытие трупа были поручены сорокашестилетнему Александру Лакассаню, который уже девять лет был профессором и руководителем кафедры судебной медицины Лионского университета.
[134]
2. Развитие судебной медицины до 1889 г. Морганьи, Левенгук, Девержи, Вирхов, Каспер, Бернт и другие пионеры судебной медицины начала XIX в.
Эпоха Дарвина, Гальтона и Кетле вызвала бурный прогресс медицины новой, "естественнонаучной эры". Хотя история анатомии и насчитывала к тому времени уже около трех столетий, но лишь теперь она подошла к пониманию настоящих тонкостей строения организма. Уже на рубеже XVII и XVIII веков итальянец Морганьи начал вскрывать тела умерших, а изменения, обнаруженные им в отдельных органах, сравнивать с болезненными явлениями, приведшими данного человека к смерти. Он основал патологию - учение об изменениях в органах, которые характерны для определенных заболеваний. Но свой истинный подъем патология начала переживать лишь с середины XIX в. Правда, еще в XVII веке голландец Левенгук использовал изобретение микроскопа для изучения деталей человеческой мускулатуры, которые ни один анатом не мог рассмотреть невооруженным глазом. Но только в XIX веке началась действительно эпоха микроскопии, микроскопической анатомии, микроскопической гистологии и, наконец, микроскопической патологии.
Еще в первой половине XIX века во Франции, Германии и Австро-Венгрии можно было сосчитать по пальцам врачей, которые посвятили себя делу распространения достижений медицины, основанной на естественных науках, на судебную медицину. Это были Кромгольц и Попель из Праги, Фитц и Бернт из Вены и, наконец, те трое, которые в Берлине и Париже заложили основы "новой судебной медицины", Иоганн-Людвиг Каспер, родившийся в Берлине в 1796 г., Матье Жозеф Бонавантюра Орфила, родившийся в 1787 г. на острове Менорка и ставший творцом науки о ядах, и Мари-Гийом-Альфонс Девержи, который появился на свет в 1798 г. во французской столице.