Век одиночества

Леженда Валентин

Понятное дело, с Паси Айкио. С кем же еще? Нисса расцвела и сильно изменилась. Подолгу стала торчать перед зеркалом, нанося косметику на бледное личико, часами рылась в гардеробе, примеряя то одну, то другую вещь и приставая к отцу с расспросами: идет или не идет ей эта кофточка, юбка, брюки… Комиссар хмыкал, качал головой, усмехаясь в усы, но не мешал ребенку взрослеть. Может, так оно и надо? Не вечно же ей с ним жить. Когда-нибудь да упорхнет из родительского гнезда. Конечно, не хочется об этом думать. Он ведь тогда совсем один останется. Однако жизнь есть жизнь.

Поэтому

Антти для начала ограничился тем, что при первом же визите юного кавалера к ним в дом, воспользовавшись отлучкой дочки, серьезно поговорил с Паси. Дескать, если обидишь девушку, пеняй на себя. Айкио заверил, что у них «все серьезно» и он никогда не сделает Ниссе больно. На том и условились, скрепив договор крепким мужским рукопожатием.

Проводив молодежь, Лэйхо вновь задумался, что самое время нанести визит Ирне Саари. Они же так и не договорились при последней встрече о месте и времени свидания. Сейчас как раз подходящий момент — молодая женщина на время неожиданных каникул тоже, как и ее ученики, свободна.

Да, надо будет выкроить время, хотя его, как всегда, катастрофически не хватает. Забот в последние дни привалило столько, что голова трещит. Начальство постоянно давит, требуя весомых результатов по ликвидации террористической угрозы в столице, а также данных о канале нелегальной переправки граждан Пандеи за границу. Аресты, допросы, обыски…

Вот и сегодня день начнется с обыска и, возможно, ареста. Сейчас заедет Оста, и они отправятся на квартиру одного из подозреваемых в связях с террористами. Личность его удалось идентифицировать после расшифровки ментограмм покойного Ярви Разму. Кто знает, может, этот человек окажется вполне добропорядочным гражданином? Тогда его, разумеется, отпустят. Но проверить все контакты убитого в любом случае необходимо.

* * *

Уже беглый осмотр жилища приятеля Ярви Разму показал, что дело закончится арестом. Казалось, оный приятель, как и его погибший товарищ, не имел ни малейшего понятия о том, что такое конспирация. Не боялись безопасников, полагая, что не занимаются ничем предосудительным?

Хм, а как тогда квалифицировать пачки листовок, призывавших граждан Пандеи бежать без оглядки из «империи зла»? Разве это не подрывная деятельность? Или подготовили к распространению и просто не успели избавиться от улик? Иначе как объяснить, что возмутительные бумажки лежали чуть ли не на виду, сложенные аккуратными пачками прямо в кладовке?

А еще здесь тоже были книги. Даже больше, чем у Ярви. Они лежали повсюду: на столе, на полу, на стульях, на антресолях одежного шкафа, даже в ванной и в туалете на полочке. Казалось, хозяин шагу ступить не может, не будучи в окружении своих любимых книг.

Хотя подбор изданий был несколько иным, нежели в квартире Разму. Там преобладали научные труды, а здесь — художественная литература. Поэтические сборники, пухлые романы. Пробежав взглядом по разноцветным корешкам, комиссар обнаружил, что большая часть имен ему незнакома. Хотя, конечно, знатоком и любителем изящной словесности он не был. Так, почитывал время от времени.

— Зачем вам столько? —

Лэйхо обвел удивленным взглядом стены, заставленные деревянными стеллажами, снизу доверху забитыми пыльными фолиантами.

Полноватый мужчина с помятым лицом растерянно посмотрел на комиссара и пожал плечами:

— Работа такая. Букинист я, старыми книгами торгую. Магазинчик у меня неподалеку от площади Согласия.

«Ничего себе! — прикинул Антти. — Аренда помещения в самом центре столицы — дело не из дешевых. Значит, человек небедный. Зачем же он полез в политику? Сидел бы себе среди своих любимых томиков, вдыхая пыль десятилетий, и не совался куда не следует…»

Примерно в таких выражениях он и изложил свои мысли задержанному. Тот печально глянул на Лэйхо и слово в слово повторил фразу, произнесенную при задержании Ярви Разму:

— Мне вас жаль…

Начальник Особого Антитеррористического Подразделения Департамента Благополучия ничего не ответил. Ему отчего-то и впрямь стало себя жалко. Стареющий человек, никому не нужный, кроме, разве что, собственной дочери. Что скажет он, когда придет час держать ответ перед Мировым Светом? Что предал друга, не смог уберечь любимую жену?..

— Господин комиссар, взгляните! — подбежал к нему взволнованный инспектор.

По лицу Осты было видно, что он напал на след.

В протянутой руке Салминена лежало несколько крохотных книжечек в переплетах золотистого цвета, Комиссар взял одну из них и залюбовался мастерством печатников. Это ж надо сотворить такое чудо! Обложка выполнена в виде железнодорожного билета. С серией, номерами вагона и места. Сам текст набран микроскопическим шрифтом на тонкой бумаге и представляет собой что-то вроде памятки или инструкции.

— Что это? — Лэйхо задумчиво вертел в руках книжку-малютку.

Хотя сам уже догадался, что они нашли. Не иначе тот самый загадочный «Золотой билет».

Хозяин затравленно посмотрел сначала на комиссара, потом на его помощника. Казалось, он решал для себя какую-то сложную задачу. И вдруг, сорвавшись с места, подбежал к Салминену и вырвал из рук инспектора книжечки. Потом оттолкнул безопасника в сторону и выскочил на балкон. Оста ринулся за ним, но не успел — букинист уже перевалился через перила и с истошным криком полетел вниз.

Антти стремительно вышел на балкон. Перегнулся через решетку и глянул вниз. Хотя прекрасно понимал, что падение с девятого этажа ничем хорошим закончиться не могло.

Разобрать что-то с такой верхотуры сложно. Комиссар заметил только, что внизу проходит сточная канава и что в одном месте у нее начал собираться народ. Наверное, зеваки, решившие посмотреть, что за очередной бедолага свел счеты с бренной жизнью, проигнорировав ближайшую комфортную кабинку для самоубийств.

Лэйхо послал Осту и капралов осмотреть место происшествия. Надежды на то, что произошло чудо и букинист остался жив, конечно, не было, но может быть, хотя бы удастся найти пресловутые «Золотые билеты»? Конечно, вряд ли, если они попали в канаву. Любитель книг наверняка рассчитывал именно на это, отправляясь в свой последний полет.