Век психологии: имена и судьбы

Степанов Сергей Сергеевич

Стивенса никогда не удовлетворяла роль экспериментатора. Он всегда интересовался философией науки, которой приходилось заниматься, что привело его к проблеме логики методов измерения. Измерение являлось главной проблемой научной психологии, ибо наука начинается там, где есть возможность количественной оценки фактических данных – возможность, столь безусловно реализованная в физике. Для того, чтобы придать психологии научный статус, требовались достаточно широкие дефиниции измерения, которые могли бы включить в себя исследования мышления и поведения. Эйнштейн продемонстрировал, что даже рассмотрение, казалось бы, простых мер длины и времени может создавать парадоксы огромного теоретического значения, а физик Перси Бриджман развил на основе открытий Эйнштейна концепцию операционализма. Согласно Бриджману, достоверность измерений зависит не столько

от основательности измеряемого явления, сколько от методов измерения и порождаемых ими закономерностей. Это было желанным новшеством для психологии, которая все еще пребывала в сомнениях относительно предмета своих исследований. Точно так же, как его коллега Скиннер, Стивенс ухватился за операционализм как за выход из тупика и принялся создавать психологию как истинную науку, основанную на измерении.

По убеждению Стивенса, психофизика является центральной дисциплиной в психологии, ибо именно она в наибольшей мере соответствует критериям подлинной научности. В области психофизики Стивенс прославился открытием так называемого закона силы, который был впервые представлен в публикации 1953 г. в ноябрьском номере журнала Science.

Однако шли годы, и психология все шире распространяла свои интересы, удаляясь от психофизики. В 1962 г. профессор психологии С.Стивенс обратился к администрации Гарвардского университета с просьбой переименовать его должность в «профессора психофизики». Его двухтомник, изрядно потрепанный прежними поколениями студентов-психологов, сегодняшние студенты редко спрашивают в библиотеке. А в библиотеках недавно открывшихся вузов его и вовсе нет. Трудно судить, прав ли был Стивенс, считая психофизику ядром психологии. Но реальность нынче такова, что психология и психофизика будто даже не пересекаются. Действительно, различение сенсорных стимулов и личностный рост – явления разного порядка. Вот только первое поддается объективному изучению…

М. Шериф

(1906–1988)

Если бы в Голливуде додумались снять фильм об этом человеке (а фильм получился бы яркий – ведь иная творческая биография куда богаче вымышленных историй про Бэтмена или Терминатора), то прологом к нему могла бы послужить леденящая душу сцена. 1919 год. Вторжение греческих войск в турецкую провинцию Измир. Опьяненные ненавистью к вековечному врагу – туркам, греки не щадят ни старых, ни малых. Пылающий городок. На улицах трупы. На мушке у греческого солдата дрожащий 13-летний паренек. Томительно тянутся секунды перед смертельным выстрелом. Но что-то удерживает солдата от злодеяния. Он опускает винтовку и уходит прочь. Мальчишка остается стоять посреди руин, не веря в свое чудесное избавление.

Он проживет еще много лет и войдет в историю как один из основателей социальной психологии. Но круг его научных интересов, наверное, определился еще в юности, в тот ужасный день. «Смысл моей работы и всей моей жизни, – скажет он годы спустя, – понять природу враждебности между людьми и указать им путь к примирению».

Музафер Сериф Бесоглу родился 29 июля 1906 г. в городке Одемис на западе Турции. В зрелые годы перебравшись в США, он предпочтет именоваться Музафером Шерифом и под этим именем станет известен как выдающийся ученый.

Мировоззрение Шерифа во многом сложилось под влиянием той атмосферы, в которой протекало его детство. Острая взаимная неприязнь и нетерпимость между турками, армянами и греками, вылившаяся в начале века в массовое кровопролитие и геноцид. Первая мировая. Ожесточенное соперничество среди самих турок на почве политических и религиозных разногласий… Если кому-то и принято говорить спасибо за счастливое детство, то эту благодарность Музафер мог адресовать только своим родителям – людям весьма обеспеченным и культурным, которые постарались воспитать сына порядочным человеком и дать ему достойное образование.

Ученую степень бакалавра он получил в 1927 году по окончании Американского международного колледжа в Измире. Вероятно, уже здесь сложилась прозападная идейная ориентация молодого турка, не убавившая, однако, его патриотизма – к достижениям западной науки он стремился приобщиться ради блага своей родины. Побывав впоследствии в Новом Свете и в Западной Европе, он с радостью вернулся домой, чтобы жить и работать на родине, и вынужден был ее окончательно покинуть лишь под угрозой жестоких репрессий.

Магистерскую степень Музафер получил в Стамбульском университете в 1929 г. и в том же году стал

лауреатом национального конкурса, наградой в котором была стипендия на продолжение образования за рубежом. Из всех предоставлявшихся возможностей юноша выбрал обучение в Гарварде, мотивируя свой выбор тем, что в стенах именно этого университета преподавал в свое время Уильям Джемс.

Америка конца 20-х поразила молодого турка блеском самоуверенного благополучия. «Казалось, я обрел рай на Земле», – вспоминал потом Шериф. Всего два месяца спустя рай оказался в одночасье утрачен – Америку поразил жесточайший финансовый кризис, ставший началом Великой Депрессии. Нью-йоркские банкиры, еще вчера лоснившиеся от спеси, посыпались из окон небоскребов на тротуары, словно перезрелые плоды в урожайный год. Миллионы американцев, враз лишившись работы и сбережений, превратились в бездомных нищих. «Тогда я понял, – запишет в своем дневнике Шериф, – что рай на Земле – это иллюзия, и дал себе зарок глядеть на мир трезвым взглядом реалиста». Несмотря на неодобрительное отношение гарвардского руководства, он обратился к изучения социальных проблем, дотоле психологами не охваченных. Первым его исследованием, получившим известность, стал опыт изучения мироощущения безработных. Одним из первых Шериф сумел наглядно показать, как утрата привычного трудового уклада деморализует людей и искажает их восприятие действительности. К примеру, обследованные им безработные оказались неспособны, подобно умалишенным, ответить на вопрос, какой сегодня день недели, – для них это просто перестало иметь значение.

Получив вторую магистерскую степень в Гарварде в 1932 г., Шериф ненадолго вернулся на родину, по пути остановившись в Германии, где он слушал лекции В. Кёлера в Берлинском университете. Судьба словно испытывала его, бросая в то или иное место накануне исторических потрясений. Пройдет всего несколько месяцев, и демократическое волеизъявление немецкого народа приведет к власти гитлеровскую клику. Со смешанным чувством недоумения и интереса молодой ученый наблюдал, как умело нацистские идеологи навязывают целому народу самоубийственные социальные установки. Громких речей о народах избранных и неполноценных, и т. д. и т. п., он наслушался с малолетства и прекрасно знал, какую горькую цену приходится платить поверившим в них. Психологии социальных установок впоследствии будут посвящены несколько его капитальных научных трудов.

После двух лет преподавательской деятельности в Анкаре, Шериф снова отправился в Америку – как рокфеллеровский стипендиат. В Колумбийском университете он защитил докторскую диссертацию «Исследование некоторых социальных факторов, влияющих на восприятие», ставшую основой его первой книги – «Психология социальных норм», которая вышла в 1936 г. и была впоследствии неоднократно переиздана.

На родину он возвратился – на сей раз с остановкой в Париже – в 1937 г., накануне Второй Мировой. Встреча его ожидала далеко не радушная. В Турции, чудом удержавшейся от союза с нацистами, прогерманские настроения были очень сильны, а откровенно антифашистская позиция Шерифа с ними явно диссонировала. «Приспешник американцев» сразу оказался на плохом счету, а в 1944 г. по обвинению в «пропаганде идей, противоречащих национальным интересам» попал под суд и был приговорен к 27-летнему (!) тюремному заключению. Если конец 20-х мог, хоть и недолго, ассоциироваться у него с раем, то турецкая тюрьма во все времена была гораздо ближе к аду. К счастью для Шерифа, его заключение продлилось всего 90 дней, после чего он был освобожден по ходатайству американцев (в 1944-ом турецким властям хватило сообразительности оценить, что угождать следует уже не Берлину, а стоящим у его ворот союзникам). Не желая далее искушать судьбу, ученый покинул нелюбезную родину. На сей раз – навсегда.

Окончательно перебравшись в США, Шериф женился и совместно с женой, Кэролайн Вуд, выполнил несколько социально-психологических исследований, ныне считающихся классическими. Одно из них, ныне вошедшее во все учебники социальной психологии, относится к 1954 г. и посвящено давно интересовавшей его теме враждебности. Суть его довольно проста, но важность результатов трудно переоценить.

В летнем лагере две группы мальчиков-подростков были поселены в двух хижинах на изрядном удалении друг от друга. В течение недели группы предавались играм и развлечениям, практически не взаимодействуя друг с другом. За это время группы сильно сплотились, выбрали себе названия, которые начертали на футболках, и даже водрузили над хижинами собственные знамена.