Век железа и пара

Величко Андрей Феликсович

После обеда и краткого рассказа о нашем путешествии я покинул посольство и отправился на наш металлообрабатывающий завод. Во-первых, прикинуть, как, не нарушая более серьезных планов, все-таки сделать десяток-другой мясорубок. А во-вторых, мне было любопытно глянуть на пушечные стволы, нарезанные электрохимическим способом. Все-таки в двадцать первом веке подобные технологии использовались только для сравнительно небольших калибров.

До сих пор все наши пушки, кроме притащенной из будущего сорокапятки, были гладкоствольными. Но сделать к ним снарядов, обеспечивающих приличную дальность, так и не удалось. В результате при дальнобойности в три километра попадать в корабль получалось только с тысячи восьмисот метров,

да и то не всегда. А этого все-таки было мало, ибо подобную дальность уж не знаю как скоро, но смогут выдать и стреляющие ядрами европейские пушки, пусть и на черном порохе. И значит, следовало заранее увеличить дальность австралийских орудий – так, чтобы можно было открывать огонь километров как минимум с четырех. И повысить мощность снарядов, потому как наши теперешние были эффективны только против менее чем полуметровой деревянной обшивки, а английские линкоры имели до метра дуба в качестве брони.

В общем, я быстро понял, почему предложенный Михаилом способ не получил распространения. Нарезы вышли явно грубоватыми, несмотря на шлифовку после травления. Но действительно все-таки лучше такие, чем вовсе никаких.

Вообще-то готовы были не стволы целиком, а лейнеры для них – то есть сменные вставки в ствол пушки. По мере износа их можно будет заменять, не выбрасывая ствола. Они делались на основе захваченных из будущего тонкостенных труб из хром-ванадиевой стали. А сами стволы изготавливались методом многократной навивки на стодвадцатимиллиметровую трубу толстой проволоки с последующей проковкой, причем слои были разными. Мягкая инструментальная сталь, потом пружинная, потом опять мягкая – в общем, получалось что-то вроде дамаска. И этому процессу до завершения оставалось не меньше месяца.

Ближе к вечеру меня поймала Элли и объявила, что восемь подаренных нам в Керчи девушек определились со своей дальнейшей судьбой, причем в большинстве своем не без ее помощи. В общем, она, герцогиня Романцева, решила организовать собственное дело – пошивочное ателье. А то на весь Ильинск всего два портных, да и те шьют в основном простейшие штаны и рубахи без рукавов. Может, в поле или на химкомбинате такая одежда оправданна, но даже для кабака она уже не очень. То-то эта еврейская морда, сэр Ротшильд, ставит уже третью платяную лавку! Если и дальше ничего не делать, то он и в поставщики императорского двора пролезет. Но она, Элли, считает, что подобное будет непатриотично. И просит меня войти в дело, причем главным моим вкладом будет помещение, которое надо построить вон на том холмике между дворцом и нашим домом. И проложить к нему асфальтовую дорожку. Из семи девушек шесть уже умеют шить, а три даже слегка освоили машинку «Радом».

– Из семи? – уточнил я. – Мне припоминается, что разговор начался про восьмерых. Одна не желает стать портнихой?

– Да, она спрашивала, принимают ли женщин в небесные войска.

– Рост, вес?

– Чьи?

– Дорогая, ну не твои же! Их я и так знаю с точностью чуть ли не до грамма и миллиметра. Этой, желающей в авиацию.

Элли взяла маленький свисток, который, оказывается, висел у нее на шее, и вскоре перед нами стояла чуть запыхавшаяся белобрысая пигалица. На вид лет шестнадцати, ростом, кажется, даже меньше метра шестидесяти и тощая как я не знаю кто.

– Австралийский знаешь?

– Да, ваша светлость. – Пигалица изобразила нечто вроде книксена.

– Хочешь в авиацию? Тогда сложи руки в замок, вот так.

Я обхватил оба ее кулачка своим правым, присел, поднатужился и поднял даму одной рукой.

– Сорок пять кило, у тебя великолепные данные для пилота. Элли, покажи ей, где у нас министерства. Да, только оборона на втором этаже, на первом – министерство животноводства. Пусть зайдет в первый отдел, пройдет инструктаж и получит допуск, а потом предписание на второй авиазавод. Пробное задание – навести

там порядок. Чтобы можно было ходить, не спотыкаясь о доски и гвозди, а желательно еще и повлиять на персонал – в смысле, пусть они свои рожи или бреют, или носят нормальные бороды, а не как сейчас. Не пойми чего, будто это не авиаторы, а какие-то, прости господи, Абрамовичи.

После встречи с женой и ее протеже мне пришлось зайти в императорский дворец. Кроме собственно резиденции его величества там располагались контрразведка и узел связи. Именно в таком порядке я и посетил эти заведения.

Шефом контрразведки у нас был сам император, а сейчас его замещал Михаил. Я рассказал парню о несколько нестандартных устремлениях бывшей турецкой невольницы, но добавил, что за остальными тоже нужен глаз да глаз. Ибо я, например, организуя нелегальную резидентуру, рассматривал бы ателье как близкое к идеальному прикрытие. Никакой визит туда не будет подозрительным, а среди клиентов вполне могут оказаться и болтливые и осведомленные. Правда, лично мне казалось маловероятным, чтобы у турок, да еще в такой дыре, как Керчь, оказались подготовленные агентессы. Но, как говорится, чем черт не шутит, в таких вопросах лучше перебдеть, чем наоборот.

И наконец последний в этот день визит был на узел связи, где примерно за полтора часа мне удалось связаться с нашим посольством в Лондоне. И, как оказалось, вовремя, потому как всего несколько часов назад там был интересный визитер, представившийся турецким посланником. Его зовут Стефан Кантакузин, по-английски говорит с французским акцентом, по-австралийски с каким-то шипящим, так что половину слов невозможно понять. Морда – пройдошистая. Далее отец Юрий сообщил, что этому псевдотурку назначено на послезавтра. В случае отсутствия указаний из Ильинска беседа будет проходить по инструкции за номером девять.

Я ответил, что попытаюсь выйти на связь завтра вечером. Если же этого не получится, то пусть резидент действует, как собирался.

Чем-то меня слегка царапнула фамилия гостя. Во-первых, она совершенно не турецкая, а во-вторых, где-то я ее уже слышал. Вот только где именно, сразу вспомнить не получилось.

Глава 18

Стефан Кантакузин смотрел на лондонские улицы сквозь венецианские стекла кареты, но его мысли были далеки от архитектурных красот английской столицы. Он в который раз перебирал все предшествующие события, пытаясь найти – не упущено ли что-нибудь важное?

Когда два месяца назад его вызвал великий визирь Амджазаде Хусейн-паша Кёпрелю, он уже представлял себе, о чем пойдет речь. Ибо еще в конце апреля по греческому кварталу Стамбула поползли слухи о двух черных кораблях, ненастной ночью как молнии промчавшихся по Босфору из Мраморного моря в Черное. Шли они против ветра и без парусов. В прежние времена за одно это великий визирь мог лишиться головы, ибо испокон веку в Черном море плавали исключительно османы и лишь иногда те, кому они разрешали.

Дальше – больше. Корабли средь бела дня прошли Керченским проливом, а гарнизон крепости не смог им помешать! Брат Стефана, Матвей, рассказывал о том, как шейх-уль-ислам Фейзуллах-эфенди настаивал, чтобы керченский комендант был подвергнут показательной казни, однако великий визирь придерживался противоположной точки зрения. А из того, что Муртаза-паша до сих пор оставался на своем месте, следовало, что великому визирю удалось убедить султана в своей правоте. Правда, командующего эскадрой капудан-пашу, не сумевшего задержать пришельцев в Мраморном море, все же сняли с должности. Однако не казнили и даже не заключили в тюрьму. Все это говорило о том, что в соперничестве шейх-уль-ислама и великого визиря за влияние на султана наступил перелом. И значит, этот выскочка Александр Маврокордато, поднявшийся именно при покровительстве Фейзуллаха-эфенди, теперь вынужден будет поумерить прыть.