Века и поколения: Этнографические этюды
Шрифт:
Очень сложная работа, очень необычно исследовательское поле, и в то же время сколько раз исследователь, решая главную задачу, попутно обнаруживал забытые имена и деяния предков. Если сегодня мы многое знаем о том, как жили в Древней Руси или в Древней Индии, то этим мы прежде всего обязаны историкам и этнографам, раскрывшим для нас картины прошлого.
Самая главная опасность для исследователя — придумывание таких ситуаций и положений, которых никогда не было и не могло быть, но которые отвечают его концепции. Эта страшная опасность беззастенчивого надругательства над правдой в угоду субъективному мнению всегда вызывает осуждение этнографической науки и ее деятелей. Ее можно избежать, если подчинить поиск сбору наибольшего числа объективных данных, если при воссоздании этнической истории народа пользоваться материалами всех смежных наук о человеке, его обществе и его культуре. И поэтому этнограф до начала полевого сезона, перед тем как отправиться в путешествие за людьми во времени, приходит к музейным экспонатам. Они пережили и своих создателей, и свою эпоху, они могут заговорить, но надо суметь понять их язык!
Ленинградское направление советской школы этнографии отличается особенной чуткостью к музейным собраниям. Возможно, такая исключительность объясняется наличием в Ленинграде самых крупных в мире и единственных в нашей стране музеев — Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого АН СССР и Государственного музея этнографии народов СССР. Прекрасными знатоками музейных коллекций по многим народам мира были А. А. Попов, Н. Ф. Прыткова, Е. Э. Бломквист, А. Д. Авдеев, Э. Г. Гафферберг, многие другие. Этнографы с богатым полевым опытом, они последние годы жизни большую часть времени проводили среди вещественных памятников культуры народов, собранных в обоих ленинградских музеях. Их перу принадлежат обстоятельные исследования, которые останутся в сокровищнице этнографической науки.
Среди исследователей этого типа я всегда вспоминаю восторженно-увлеченного Арсения Дмитриевича Авдеева. Работая над проблемой происхождения театра, Арсений Дмитриевич обратился к редкому собранию ритуальных масок американских алеутов. Тщательное знакомство с коллекцией, поступившей в Музей антропологии и этнографии 4 декабря 1857 г. от имени капитана корабля Российско-Американской компании Иллариона Архимандритова через академика Л. И. Шренка, побудило А. Д. Авдеева обратить внимание на самого собирателя «предметов естественной истории и этнографии» Американского континента.
Арсений Дмитриевич начал работать над архивными материалами, чтобы выяснить: кто был этот капитан Российско-Американской компании, занимавшийся между прочим и собиранием естественнонаучных и этнографических коллекций? Почему он передал свои собрания через академика Шренка, а не лично и при каких обстоятельствах? Почему носил он фамилию, указывающую как будто на духовное происхождение? Каковы были его имя и отчество и почему ни в сопроводительных документах, ни в представлении Шренка они не были упомянуты?
Такие вопросы волновали Авдеева, а упоминание И. П. Магидовича в работе 1953 г. «Русские мореплаватели» об Архимандритове как об «известном русском мореплавателе» XIX в., носившем титул «вольный шкипер», не могло разрешить их. Вот что писал по поводу справки Магидовича сам Авдеев: «Сведения, опубликованные в этой справке, не только не разъясняют недоуменные вопросы, но еще больше умножают их количество. Что же это за исследователь, имя и отчество которого выяснить не удалось, а вместе с тем он заслуживает быть упомянутым в списке известных русских мореплавателей? Как может быть известным деятель, о котором нельзя сообщить ни одной даты? И почему остались неизвестными время его рождения, смерти и вообще даты его деятельности? Что представляет собой должность „вольный шкипер“ и кому присваивалось это звание?»
В книге Магидовича было упомянуто, что Архимандритов по поручению главного правителя компании М. Д. Тебенькова описал побережье полуострова Кенай, остров Кадьяк и ряд других островов у берегов Северной Америки.
Авдеев предпринимает розыск в архивах морских служб и компании. Розыск напоминает захватывающую приключенческую повесть. В замечаниях Тебенькова удается прочитать, что задачу описания берегов «отчетисто выполнил» штурман Архимандритов. В списке пассажиров и экипажа компанейского корабля «Николай», который вышел 8 августа 1837 г. из Кронштадта в Ново-Архангельск, под номером 22 был обнаружен «воспитанник компании креол Ларион Архимандритов». Вторая запись была на двенадцать лет моложе первой. Авдеев обратил внимание на законоположения Российской Империи о креолах — детях, родившихся от браков между русскими и алеутками, как законнорожденных, так и незаконнорожденных (то есть от брака, не освященного церковью). Арсений Дмитриевич прочитал внимательнее своих предшественников труд П. А. Тихменева, изданный в 1863 г. и посвященный истории Российско-Американской компании.
Заинтересовавшись собирателем алеутских масок, советский этнограф открыл новую важную страницу в истории алеутского народа — имя его выдающегося деятеля Иллариона (или Лариона) Архимандритова.
Незаконнорожденный креол Ларион, получивший и имя и фамилию при крещении, был на редкость смышленым мальчишкой. До восьми лет он жил, как живут алеуты, в доме матери, учился охоте и управлению кожаной лодкой. Узнавал и познавал тайны океана.
Позднее мать отпустила его в построенную для детей креолов и русских школу в Ново-Архангельске. Решением попечительского совета компании Лариона взяли на полное обеспечение как «воспитанника компании». Учился он хорошо, и, так как по уставу компании предписывалось, что «незаконнорожденные креолы должны быть призрены и обучены на иждивении компании попечениями колониального управления», он не испытывал особенной нужды. Достигнув семнадцатилетнего возраста, Ларион был направлен компанией в Санкт-Петербург в училище торгового мореплавания. В этом не было ничего необычного. Как писал Тихменев, «по выпуске из мужской школы воспитанники, одаренные хорошими способностями и оказавшие хорошие успехи в науках, отправляемы были для окончательного образования в С.-Петербург в училище торгового мореплавания. Выпускники торгового училища получали звание „вольного штурмана“».
Пять лет провел Ларион в столице Российской Империи. Нам не суждено узнать ни его дел, ни мыслей той поры. На борт «Николая» в 1837 г. вступил двадцатидвухлетний «вольный штурман», или «вольный шкипер», как его назвали позднее, Архимандритов, чтобы вернуться на родину и продолжать служить Российско-Американской компании.
По уставу компании он должен был прослужить ей как бы в погашение долга за образование и содержание пятнадцать лет, однако в «Табели чиновников и других при должности служащих людей в колониях Российско-Американской компании к 1-му мая 1840 г.» Архимандритов был зачислен на «бессрочную службу». Незаконнорожденного Иллариона компания «за свое призрение» закабаляла пожизненно.
Служба Архимандритова не оказалась бессрочной, так как история начертала срок самого существования компании, и это была служба мужественного человека чести и долга.
Осень 1844 г. начиналась порывистыми ветрами и хлесткими дождями. Четвертый год Илларион Архимандритов плавал вольным штурманом на компанейском корабле «Александр I». Заканчивалось наиобычнейшее плавание от Калифорнии в порт Ново-Архангельск, когда резко потемневшее небо дохнуло грозным предвестником шторма. Шторм осенью не удивлял российских моряков, к нему привыкли и не проявляли особого беспокойства. В ночь на 14 сентября до родной гавани оставалось чуть больше трех дней пути. Вдруг океан смешался с небом, задышал огромными валами волн, закружил водоворотом, а ветры, разъярившись, накинулись на корабельные паруса и мачты.
Старший по вахте штурман Красильников даже не успел поднять командира судна капитана Кадникова, отдыхавшего в каюте. Ни Красильников, ни двое рулевых матросов, которым помогал юнга, не смогли вовремя убрать паруса и развернуть корабль. Огромная волна вдруг накрыла судно с правой стороны, развернула его к ветру и отдала бушующей стихии. За первой волной через палубу прокатилась вторая, еще более мощная, и увлекла в пучину Красильникова, рулевых матросов, юнгу. Сильный напор воды выломил борта, сломал гик, гафель и штурвал, снес нактоуз и все шлюпки с бортов, а также световые люки. Вода хлынула во внутреннюю часть корабля, стала быстро заполнять ее.