Вектор атаки
Шрифт:
– Сканеры, – небрежно отвечал сержант Аунгу. – Игрушка типа «Поймай членистоногого!».
– Членистоголового, – проворчал мичман Нунгатау.
– Покрытие пятьдесят квадратных миль, – заливался Аунгу, не обращая внимания, – избирательность такая, что мелкий грызун не проскочит, будь он чужеродного происхождения. Пригороды Хоннарда закрыты полностью. А сам город сканируется избирательно, ситуативно: слишком много техногенных помех, да и жить под такой радостью для здоровья далеко не полезно.
– Как же это строили! – потрясенно вымолвил Юлфедкерк. – Сколько металла убухали, сколько сил!
– Сравнил тоже! В метрополии техника посерьезнее, компактная и скрыта от глаз предполагаемого противника. А здесь все напоказ, чтоб, значит, видел и опасался…
– И что же, опасается?
– Насчет «опасается» не уверен, но, если верить внутренним сводкам, от активных действий воздерживается.
– Неинтересно ему тут, потому и воздерживается. Да и здоровье свое бережет. Для чего спешить? Сами скоро вымрем, от собственных мер предосторожности. Нет в этом логики…
– Это почему же нет логики?! – спросил сержант Аунгу ядовито.
– А потому, что защита от предполагаемого противника оказывается едва ли не более губительна, чем сам противник. Что есть нарушение принципа целесоответствия.
– Зануда ты, Юлфа. Сектант, одно слово.
– Сами вы сектант, янрирр сержант. Уж кто-кто, а мы видим истину высокой логики во всем ее сиянии, а что касается вас…
– И логика твоя – с запашком!
Рядовой препираться не стал, а вместо того ни к селу ни к городу, должно быть, от эмоционального потрясения, завел очередную свою байку:
– Назидатель Нактарк во времена своей юности много странствовал по отдаленнейшим уголкам мироздания в поисках истинной мудрости и незыблемой логики. Случилось, что он оказался в забытой эхайнами и Стихиями обители диалектиков в горах Умкарна. Принят он был со всем радушием, какое могли позволить себе престарелые затворники, обогрет и обласкан, а ввечеру приглашен к участию в обычном вечернем диспуте. После обмена новостями Назидателю Нактарку между делом задан был вопрос, а что-де слышно в живом миру про пигаклетазм…
– Про что?! – вытаращил глаза сержант Аунгу.
– Про пигаклетазм, – терпеливо повторил Юлфедкерк. – Вот и Назидатель, отнеся свое неведение на счет юности, беспечно осведомился, что сие означает. Вопрошавший диалектик между тем вскочил на ноги, взъярился и возопил к Стихиям в том смысле, что-де персона, претендующая на высокое звание мыслителя и логика, но при том не ведающая, что есть пигаклетазм, никак не заслуживает ни упомянутого звания, ни малейшего почтения со стороны окружающих, ни даже сколько-нибудь учтивого обхождения. Нет нужды объяснять, что после таких слов Назидатель Нактарк, пребывая в полном недоумении о неощутительно допущенном промахе, был изгнан из обители по шее в холод и ночь…
– Вот мисхазеры! – не стерпел ефрейтор Бангатахх, придерживая челюсть.
– Но этим его злоключения отнюдь не исчерпывались. Воротившись к родному очагу, он поведал историю тогдашним сотоварищам и немало при том сетовал на жалкую свою планиду. Друзья же, отнесясь к услышанному со всем легкомыслием молодости, вопросили, отчего же он погнушался поведать горным
– Ну так что же это за херюзга такая?! – взмолился сержант.
– История не закончена, – злорадно молвил Юлфедкерк. – Совершенно расстроенный и теряющий всякое представление о логике вещей и разумном устройстве мира, Назидатель Нактарк…
– Отставить, – сквозь дрему проворчал Нунгатау. – Обсуждение религиозных тем за пределами культовых сооружений уставом возбраняется, это ты, рядовой, должен знать.
– Виноват, янрирр мичман. Больше не повторится.
– Врешь ведь, – сказал Аунгу. – Непременно повторится. Пацифист хренов. Логику он видит. Пигаклетазм какой-то выдумал…
– Отставить – значит отставить, ко всем относится, – рыкнул Нунгатау, и этот поганец сержант на время заткнулся.
Зато внезапно подал голос ефрейтор Бангатахх:
– Одно радует: если сканеры промолчали, стало быть, Юлфа наш точно не этелекх.
– Сами вы… – промолвил рядовой обиженно.
– Это если сканеры работают, – ввернул сержант.
– Как это они вдруг могут не работать? – промычал Нунгатау и проснулся окончательно.
– Очень просто. Я думал, вы знаете, янрирр мичман…
«С хрена ли я могу это знать, – подумал Нунгатау досадливо. – Я простая, как камень, скунгакская шпана, бушло и мисхаз, и мысли у меня насчет этих… гм… дур всегда были самые простые. Стоят – значит работают. Потому что так надо, и тебя с твоими убогими заботами не касается…»
– Система сканирования устроена таким образом, – продолжал сержант Аунгу, все более увлекаясь, – что находится в постоянном взаимодействии с орбитальными спутниками глобального мониторинга. Предполагается, что мониторы эти незыблемо висят над одним и тем же участком поверхности планеты. Над тем же Эхитуафлом таких мониторов много, а естественных лун нету вовсе. Тогда как здесь, на Анаптинувике, техническое решение аналогичное, а планетологическая ситуация иная. Близость лун вносит постоянные помехи в работу и орбитальное положение мониторов. А уж когда Изангэ и Днекка сойдутся потеснее, вот как сейчас, то гравитационные помехи становятся критическими, и мониторы теряют контакт с сетью наземных сканеров.
– И что же? – с интересом спросил рядовой Юлфедкерк. – Проходи, кто хочет?
– Размечтался, членистоногий, – хохотнул сержант. – Прощения просим, янрирр мичман – членистоголовый… А для чего все эти защитные контуры, все патрули? Чтобы дублировать работу сканеров и прикрывать их бездеятельность во время сбоев. К тому же пять-десять минут, и мониторы спохватываются, выполняют позиционную коррекцию, и связь со сканерами восстанавливается.
– Откуда ты все это знаешь? – спросил мичман с неудовольствием.