Величайшее путешествие: сознание и тайна смерти (фрагмент)
Шрифт:
Тема явно имела для Отто сильный эмоциональный заряд, и понять ее представлялось важным. В то время я все еще находился под сильным влиянием своей подготовке в русле психоанализа Фрейда, и изо всех сил старался выяснить бессознательные мотивы этого странного поведения с помощью метода свободных ассоциаций. Мы потратили на это массу времени, но без какого-либо реального успеха. Вся последовательность просто не имела никакого смысла. В конце концов, процесс переместился на другие области, и я перестал думать об этой ситуации. Весь эпизод оставался для меня полной загадкой влоть до того времени, когда я много лет спустя переехал в Соединенные Штаты.
Вскоре после моего приезда в Балтимор, меня пригласили выступить в Нью-Йорке на конференции Общества искусства,
После нескольких первоначальных встреч, мы с Джозефом стали добрыми друзьями, и он стал играть очень важную роль в моей личной и профессиональной жизни. Моя жена Кристина подружилась с ним независимо от меня, когда была его студенткой в Колледже Сары Лоуренс. Джозеф обладал замечательным интеллектом, а его знание мировой мифологии было поистине энциклопедическим. Ему очень нравились материалы психоделических исследований, в особенности, моя концепция базовых перинатальных матриц (БПМ, см. Главу 8), которая помогала ему понять повсеместное распространение и универсальную природу темы смерти и возрождения в мифологии. После нашего переезда в Калифорнию, мы регулярно виделись с Джозефом, так как он часто был гостем Института Эсален, где проводил собственные практические семинары, и был приглашенным участником месячных семинаров, которые проводили мы с Кристиной.
После нескольких дней пребывания в Эсалене, Джозеф обычно уставал от меню Института, которое он называл «едой для кроликов», и был готов к хорошему бифштексу и виски Гленливет, которое он любил. Мы с Кристиной регулярно приглашали его к нам в гости на домашние обеды, приспосабливаясь к его кулинарным предпочтениям. В течение ряда лет у нас было много интересных дискуссий, в которых я делился с ним наблюдениями различных неясных архетипических переживаний участников наших семинаров, которые я сам не мог идентифицировать и понять. В большинстве случаев, Джозеф без труда определял культурные источники символов, о которых я рассказывал.
В ходе одной из этих дискуссий, я вспомнил описанный выше эпизод из психоделического сеанса Отто, и поделился им с Джозефом. «Как интересно» — без малейшего промедления сказал он — «это явно была Космическая Мать-Ночь Смерти, Уничтожающая Богиня-Мать малекуланов из Новой Гвинеи». Он рассказал мне, что согласно верованиям малекуланов, во время Путешествия Мертвых их ожидает встреча с этим божеством, которое имеет вид пугающей женской фигуры с отчетливыми чертами свиньи. Согласно традиции малекуланов, она сидела у входа в загробный мир, охраняя замысловатый узор священного лабиринта.
У малекуланских мальчиков была сложная система ритуалов, включавшая в себя разведение и принесение в жертву свиней. Свинья, которую каждый мальчик выращивал в течение своего детства, символизировала его мать. Убийство этой свиньи в контексте ритуала половой зрелости, помогало мужчинам племени преодолевать зависимость от человеческих матерей, от женщин вообще, и, конечном счете, от Уничтожающей Богини-Матери. В течение своей жизни, малекуланы проводили огромное количество времени, практикуя искусство рисования лабиринтов, поскольку овладение им считалось необходимым для успешного путешествия в загробный мир. Таким образом, Джозеф, благодаря своему поразительному
Оставались вопросы, на которые не был способен ответить даже Джозеф: почему именно этот конкретный мифологический мотив оказался столь тесно связанным с неприятными эмоциональными симптомами Отто, почему Отто в ходе своей терапии должен был столкнуться с этим малекуланским божеством, и почему этот опыт был столь важен для ее успешного исхода. Однако, в наиболее общем смысле, задача преодоления проблем, связанных с посмертным путешествием души, безусловно, имела важный смысл для человека, чьим главным симптомом была танатофобия — патологический страх смерти. Выбор в этом конкретном случае именно малекуланской символики так и остался загадкой.
Я описал случай Отто достаточно подробно потому, что он иллюстрирует несколько важных моментов. В холотропных состояниях, различные темы из эсхатологической мифологии становятся опытной реальностью, тесно связанной с психологическими конфликтами человека и его или ее эмоциональными и психосоматическими проблемами. Тот факт, что ни я, ни Отто не имели интеллектуального знания малекуланской культуры, свидетельствует в поддержку идей Юнга о коллективном бессознательном. Для понимания этих весьма эзотерических элементов ритуала и духовной жизни племени из Новой Гвинеи, которые спонтанно проявились в сеансе Отто, потребовался удивительный энциклопедический ум величайшего мифолога нашего времени. И, наконец, этот эпизод также демонстрирует тесную связь между эсхатологической мифологией и ритуалами перехода.
Я привожу здесь еще один пример сходной ситуации из раннего периода моих психоделических исследований в Пражском институте психиатрических исследований. В этом случае, я был способен понять образы и их символику без помощи Джозефа, хотя и не сразу. Этот эпизод взят из сеанса ЛСД- терапии Алекса, который вызвался участвовать в программе психоделических исследований после многих месяцев безуспешного традиционного лечения тревожных состояний, включая фобию темноты.
На поздней стадии терапии, в одном из сеансов Алекса преобладали воспоминания о его дородовом существовании — он стал зародышем в утробе матери, ощущал вкус амниотической жидкости, чувствовал свою связь с материнским телом через пуповину, и остро осознавал изменения в эмоциональном и физическом состоянии матери. Когда он переживал блаженное состояние в период своего безмятежного дородового состояния, в окружавшей его эмбриональной обстановке внезапно открылось великолепное видение полярного сияния.
Алекс плавал в его блеске как чистый дух, без всякого осознания своего физического тела, и переживал экстатический восторг. Его окружали другие такие же эфирные существа, занятые радостной живой деятельностью. В один момент он заметил, что эта деятельность была странной игрой в мяч, поскольку существа весело перекидывали друг другу круглый предмет. В конце концов, он, к своему великому удивлению, понял, что предмет, который перекидывали, был головой моржа.
Как и в случае Отто, свободные ассоциации не дали никакой информации для прояснения этого странного, но, очевидно, эмоционально очень важного опыта. Спустя годы, я провел несколько часов в книжном магазине в Сан-Франциско, наугад выискивая книги, которые бы относились к моей области интересов. К своему удивлению, я наткнулся на книгу об эскимосской мифологии, в которой содержался отрывок, касавшийся идей о загробной жизни. Судя по всему, эскимосы верили, что наивысший уровень Небес находится в полярном сиянии — прекрасном месте, всегда светлом, без снега или бури. Там обитали счастливые души, которые веселились, используя голову моржа для игры в мяч. Согласно эскимосскому фольклору, полярное сияние, в действительности, вызывают потоки света, которые отражают возбуждение и энергию этой игры. Таким образом, загадочный опыт Алекса во время ЛСД-сеанса представлял собой точное интуитивное постижение мифологии культуры, о которой он до этого ничего не знал.