Величайшее тайдзюцу

Desmondd

Узнав о смерти учителя, Наруто поддался горечи, упросил убитую горем Цунаде дать ему миссию по поиску и возвращению тела, втайне будучи уверенным, что Джирайя-сенсей выжил, что произвести обратный призыв мешает какое-то изощрённое дзюцу, что стоит ему попытаться — и всё вернётся назад.

Как же, ведь он — джонин! Второй джонин из Конохи-12, уступивший в этом первенстве лишь Нейджи и опередивший даже Шино!

Если бы он был тут! Если бы он узнал о вторжении Акацуки не от развеявшегося клона, если бы защищал деревню, то у него, может быть, всё бы получилось. Ну а может быть и нет — ведь даже Джирайя-сенсей, такой сильный, такой уверенный, такой… такой извращённый, чьи сила и привычки были неизменным

столпом, вокруг которого держалась реальность, погиб, не в силах победить врага.

Сенсорная чувствительность сенмода делала всё гораздо хуже. Привычная, полная жизни и чакры деревня словно зияла пустотой. В ней ощущалось несколько поразительно сильных источников незнакомой чакры, идентичных, словно теневые клоны, чувствовалась редкая, слишком редкая, россыпь огоньков послабее. В направлении Монумента Хокаге, в месте, где располагались экстренные убежища, он ощущал скопление огней чакры гражданских, мало, очень мало! Наруто искал друзей, искал знакомых и любимых, тех, кто был дороже всего на свете, и слишком многих не находил!

Где-то в районе чудом уцелевшей башни Хокаге он чувствовал едва теплящийся огонёк Цунаде, неподалёку от неё была Югао Гекко — жена того проктора с далёких экзаменов. Где-то в развалинах бился Асума-сенсей, и из последних сил металась некогда полная энергии молния Майто Гая. Вот он почуствовал Сакуру-чан, и усилием воли подавил вздох облегчения.

Наруто шёл вперёд, туда, где рядом с огромным каменным шаром виднелись большие глыбы льда и торчали острые розовые кристаллы. Первым он увидел Конохамару. Тот лежал, пронзённый чёрным стержнем, рядом с мёртвым Эбису-сенсеем. В стене развалин зияла воронка, характерная для Разенгана. Узумаки горько усмехнулся, увидав её. Сложнейшее А-ранговое дзюцу поддалось его вечному сопернику, внук дедули Хирузена был действительно талантлив. Был.

Наруто не останавливался, он шёл, и какое-то давно забытое чувство разъедало его душу.

Они сражались плечом к плечу, но против них была непреодолимая сила. Какаши-сенсей, Анко, Хаку, Гурен, Тайюйя, Хината и Нейджи, Чоуджи, Шика и Ино теперь были мертвы. Их изуродованные, измочаленные, смешанные с валунами тела, были вдавлены в каменный шар, и это были лишь те, кого Наруто смог увидеть и узнать. Орочимару, которому полагалось находиться в тюрьме строгого режима, лежал длинным уродливым белым змеем, и его тело множество раз было пронзено всё теми же чёрными стержнями.

Наруто подошёл к каменному шару. Он провёл рукой по щекам Ино и Хинаты, лица которых странным образом остались нетронутыми всеобщим уничтожением.

Наруто поднял голову и закричал. Страшно, громко и отчаянно, говоря всему миру о той боли, что испытывал сейчас. Он почувствовал, как алая чакра, наполненная силой и ненавистью, захватывает его тело. Ему было наплевать. Он бросился туда, где чувствовал сильную чакру, взрезая лапами землю, взмахом хвостов ломая чудом уцелевшие стены. Он прыгнул вперёд, туда, где виднелась маленькая, такая маленькая фигура в чёрном плаще и с ярко-оранжевыми волосами, с желанием смять, раздавить, уничтожить. Прямо в полёте невиданная сила подхватила его и отшвырнула прочь. Наруто, рухнув на спину, оскалил клыки и вновь метнулся на противника. Он не помнил своих действий, он просто чувствовал, как растёт его ненависть, как алая чакра продолжает прибывать всё сильнее и сильнее. Невыносимо болел живот, но Наруто было наплевать на боль. В застилающем взор алом тумане мелькали разрозненные картины — попытки противника что-то говорить, его дзюцу, которое раз за разом отшвыривало прочь, чёрная точка в небе, втягивающая в себя всё вокруг — землю, стволы деревьев, руины, тела, и его самого. Его лапы, раздирающие новый каменный шар, в попытках выбраться из каменной трясины. Наруто почувствовал, как в его пасти закручивается яростная чакра, формируя огромный Разенган, как он выстреливает со скоростью Разенсюрикена Молнии и разносит камень в мелкую щебёнку.

Наруто стоял на коленях в воде, в отчаянии обхватив голову. Он подвёл их, подвёл их всех. И не знал, что делать дальше.

— Уничтожь их. Сделай больно тем, кто причинил боль тебе. Выпусти меня, и мы убьём тех, из-за кого ты страдал.

— Курама… — Наруто поднял глаза и посмотрел во тьму клетки.

Кьюби не стал беситься и рычать, как делал каждый раз, когда Наруто называл его имя.

— Времени нет! Разорви её!

Наруто распахнул куртку и посмотрел на свою печать. Спираль завертелась, налилась чернотой, превращаясь в дыру в пространстве. Из неё полилась смолистая жижа, расплываясь пятном порчи по воде печати и окрашивая её в чернильно-чёрный цвет.

Узумаки кивнул. Он встал, медленно подошёл к вратам, взлетел в воздух и протянул руку к бумажке с краткой надписью «печать».

Чья-то рука, тёплая и живая, удержала его за запястье.

— Опять ты! — прорычал Кьюби.

Наруто стремительно обернулся и уставился на того, кто посмел вмешаться. Небесно голубые глаза, солнечные белокурые волосы, непокорно торчащие во все стороны, протектор Конохи во лбу. Наруто принял бы его за своего теневого клона, если бы не белый плащ на плечах и черты лица, такие знакомые, такие близкие. Те самые, которые он видел каждый день на скале Хокаге.

— Йондайме, — прошептал Наруто. Рядом с ним был отец, тот человек, про которого он так много слышал и читал, на которого так хотел равняться.

— Да, это я. Печать была разработана, чтобы при высвобождении восьмого хвоста я появился в твоём сознании.

Что? Восьмой хвост? Человек, который ценой своей жизни защитил деревню, который отважно вышел против бушующего биджу, человек, встретиться с которым Наруто мечтал всю жизнь… Увидав своего сына он говорит о какой-то печати? Тот ли это Минато Намиказе, которого полюбила такая замечательная женщина, как мама, Кушина Узумаки? Тот ли Минато Намиказе, который, как она говорила, так любил его, так в него верил, что доверил самое важное — защиту деревни, и удержание Кьюби? Наруто ощутил, как переполняющие его ненависть и отчаяние смываются чистым пламенем ярости.

— Мне никогда хотелось бы, чтобы до этого дошло дело, — продолжал Минато, — как и видеть тебя вновь, Кьюби. Но теперь я вновь увиделся со своим повзрослевшим сыном.

Наруто кипел, он чувствовал, как ещё чуть-чуть и из его ушей повалит пар, поэтому почти не обращал внимания на рассказ Минато и его пререкания с Курамой. Отец рассказывал, как он следил за событиями из печати, как наблюдал за Наруто, как гордится своим сыном. Он рассказывал о человеке в маске, члене Акацуки, которого, как Наруто знал, зовут Тоби и который обладает Шаринганом и очень странной техникой нематериальности. Но Наруто было не до того. Наконец, отец, заметив состояние Наруто, улыбнулся.

— Мне скоро пора, моя чакра скоро закончится. Я восстановлю печать снова, но это в последний раз.

Минато протянул руку к печати, и Наруто прорвало. Он ухватил отца за руку и отшвырнул прочь. В месте падения взметнулся водопад воды, и Наруто, подскочив к отцу, ухватил того за горло и, подняв над собой, прижал к прутьям решётки.

— Шестнадцать лет, — прорычал он, — Шестнадцать лет ты наблюдал, смотрел на трудности, с которыми я сталкивался каждый день! Появился ли ты, когда никто в деревне не хотел со мной играть? Пришёл ли, когда мне нужна была хоть толика внимания? Был ли со мной, когда я трижды проваливал экзамены? Поддержал ли меня, когда погиб человек, кто был мне дедушкой во всём, кроме крови? Я всегда был здесь! А где был ты?