Величайшие загадки истории
Шрифт:
«Я получил Ваше письмо от 10 числа сего месяца, из которого узнал, чего Вам стоит этот Дюбрей. Если он будет продолжать беситься, поступите с ним, как с сумасшедшим, иными словами, встряхните его, как подобает, и Вы увидите, что это вернет ему здравый смысл».
Кажется, что даже при всей беспристрастности подхода кандидатура Дюбрея не может быть востребована в качестве подходящей. Остаются Доже и Маттиоли. Кандидатура Маттиоли имеет горячих и ревностных сторонников. Самый красноречивый из них — это Франц Функ–Брентано. Каковы же аргументы «маттиолистов»?
Прежде всего, они принимают во внимание, что
Затем, сторонники Маттиоли вспоминают деталь письма Барбезье относительно перевоза в 1694 г. последних пинерольских узников на остров Святой Маргариты: «Это более важные узники, по крайней мере один из них, чем те, которые уже пребывают на острове». Этим «более важным» заключенным мог быть только Маттиоли.
Кроме того, именно после прибытия Маттиоли на остров Святой Маргариты в корреспонденции появляется формулировка: «мой давний узник», «ваш давший узник». По мнению «маттиолистов», эти формулировки позволяют утверждать, что в них идет речь о заключенном, содержащимся некогда Сен–Маром в Пинероле и впоследствии вновь переданном под его бдительный контроль, — о Маттиоли.
Когда Человек в Маске умер, покойный был записан под именем Маршиали или Маршиоли. Здесь можно увидеть намек на несколько искаженное имя Маттиоли.
Наконец, госпожа Кампан, горничная Марии Антуанетты, сообщила, что Людовик XIV поведал королеве в присутствии госпожи Кампан, что Человек в Маске был «просто заключенным с характером, внушающим опасения своей склонностью к интригам; подданным герцога Мантуи». Из перехваченной переписки также известно, что то же сказал Людовик XIV мадам Помпадур; король под натиском нескончаемых вопросов ответил, что «это был один из министров итальянского принца».
Таковы аргументы «маттиолистов». На первый взгляд, они кажутся вполне обоснованными. Но если изучить их объективно, — удивишься, как могли столько людей принять на веру такие малоубедительные доказательства.
Для того чтобы отбросить кандидатуру Маттиоли, хватило бы уже только того, что история Маттиоли в свое время вовсе не была ни для кого тайной. Предательство, арест, заключение — голландские газеты разнесли эту историю по всей Европе. Более того, враги Франции — испанцы и савойцы — опубликовали рассказ о его деятельности и аресте для того, чтобы поколебать общественное мнение в пользу Маттиоли.
Однако господин де Поппон, министр иностранных дел, после ареста итальянца написал аббату д’Эстраду: «Необходимо, чтобы никто не узнал, что сталось с этим человеком». Из этой фразы «маттиолисты» сделали далеко идущие выводы. Но отметим, что эта формулировка не заключает в себе ничего исключительного. Юнг, просматривая корреспонденцию Лувуа, обнаружил, что подобные выражения применялись и относительно других государственных узников довольно часто: «…сделать так, чтобы никто не знал, что с ним стало…», «об этом человеке никто не должен знать» и тому подобное.
Когда в 1691 г. Барбезье занял место отца, он первым делом осведомился о заключенном, который содержался под охраной Сен–Мара «более двадцати лет». Это не мог быть Маттиоли, ибо он был заключен
После 1693 г. имя Маттиоли исчезло из переписки. Через десять лет он вновь был упомянут в переписке под своим именем, и это является доказательством того, что имя его больше не держали в секрете. Непонятно, зачем было называть его в каких-то случаях «давним узником». Представляется вероятным, что Маттиоли скончался в апреле 1694 г. Тот факт, что у него имелся слуга, подтверждает данное предположение.
Имя Маршиали, обозначенное в акте о смерти, вряд ли может служить аргументом в пользу Маттиоли, скорее наоборот, этот факт подтверждает противоположное предположение. Чего ради так долго и так тщательно хранить в тайне личность заключенного, для того чтобы открыть его имя кюре для занесения в журнал регистрации смертей? Существовало правило хоронить важных государственных узников под чужими именами. Сен–Мар назвал заключенного Маршиали именно потому, что он не был Маттиоли. Вполне вероятно, что ему пришло в голову имя его бывшего узника, скончавшегося на острове Святой Маргариты.
Вернемся к нашим «арифметическим рассуждениям». Мы исключили из числа пяти: Ла Ривьера, умершего в 1687 г. в Экзиле; якобинского монаха, умершего в Пинероле в 1694 г.; Маттиоли, по всей вероятности, скончавшегося на острове Святой Маргариты в том же 1694 г.; Дюбрея, шпиона, фигуру незначительную, которого Сен–Мар без сомнения оставил в Пьер–ан–Сизе, в Лионе, в 1697 г.
Вывод напрашивается сам собой: Железной Маской был Эсташ Доже.
Все сходится. Необыкновенные предосторожности, исключительные меры, принятые по приказу Лувуа при аресте заключенного. Усиление этих мер, совпадающее по времени с известием о том, что Доже узнал некоторые тайны Фуке, а также тот факт, что Доже никогда не покидал Сен–Мара. Лувуа так много занимался Доже, что ему представлялось необходимым, чтобы узник такого значения и Ла Ривьер, который волей–неволей следовал своей судьбе, были переведены в место нового назначения Сен–Мара — в Экзиль.
Маттиоли мог остаться и в Пинероле.
Перед отъездом в Экзиль Лувуа попросил Сен–Мара дать подробный отчет о его заключенном с указанием «того, что Вы знаете относительно причин их задержания». Но это распоряжение не касалось двух узников из «нижней башни» — Доже и Ла Ривьера. Их случай был настолько хорошо известен Лувуа, что он не нуждался ни в каких сведениях: «Что касается двоих из нижней башни, Вы напишите только их имена, не добавляя больше ничего».
Напомним также, что Лувуа выразился достаточно ясно: только Лозун и Ла Ривьер, как писал он Сен–Мару, были «достаточно значительными фигурами, чтобы не передавать их в другие руки».
Меры, принятые при перевозке в Экзиль и на пути из Экзиля на остров Святой Маргариты для Доже, являются логическим продолжением тех мер, которые принимались в Пинероле. Так, было запрещено всем, кроме Сен–Мара, разговаривать с узниками, и посему Доже принимали за маршала или «того выше», а губернатор был вынужден придумывать «небылицы» относительно Доже. В Экзиле Сен–Мар поостерегся изменить что-либо. Даже его лейтенант не имел права говорить с заключенным, «что исполнялось неукоснительно».