Величья нашего заря. Том 1. Мы чужды ложного стыда!
Шрифт:
Он ведь и сам, если по-другому считать, провёл на Земле не девяносто лет подряд. Чисто биологически тоже выходит – не больше двенадцати лет на ГИП, учитывая частые отлучки «в нулевое время», да два года здесь и примерно полгода в три приёма на Таорэре и в параллелях.
Теперь, получается, опять что-то сместилось, раз Шульгин то ли всплыл в реале, то ли ночью во сне пригласил Лихарева на контакт через астрал. Значит, наложенная на Валентина епитимья [6]
6
Налагаемое на верующего исповедующим священником или церковноначалием наказание за нарушение религиозных канонов и церковных установлений. Обычно заключается в посте, молитвах и даже заточении в монастырь на какой-то срок или пожизненно.
Ещё, кажется, Шульгин говорил, что меры безопасности следует усилить, но как, зачем и в расчёте на кого – тоже туман. В общем, выходило так, что ему досталось нечто вроде письма в бутылке из «Детей капитана Гранта». Общий смысл ясен, а самое главное пропущено…
Он не услышал, как на веранде появилась Эвелин. Каким-то образом он её разбудил, хотя спали они в разных комнатах, Лихарев терпеть не мог, чтобы кто-то, пусть даже любимая женщина, находился с ним рядом в постели сверх необходимого. Возможно, причина её раннего пробуждения вызвана тем же, что и у него, – некоей проникшей в их обычный мир аурой, волновым воздействием иных слоев эфира. Или просто так совпало.
– Почему ты не спишь? – спросила француженка, подходя и кладя сзади подбородок ему на плечо.
– Да вот так. Утро позвало собой полюбоваться… – ответил Валентин, чуть поворачиваясь и приобнимая её за талию. Жена прижалась к нему чуть плотнее, причём не в банально-сексуальном смысле, а именно чтобы почувствовать его силу и поддержку и передать свою. Выглядела она более чем привлекательно, в надетом на голое тело цикламенового цвета пеньюарчике. Но обычного желания её слабо замаскированные прелести сейчас не вызвали.
Валентин совсем непроизвольно сравнил её с той, какой она была в Париже, когда вдруг подсела к нему за столик в кафешке Латинского квартала, что недалеко от Нового моста (называвшегося так аж с шестнадцатого века, когда он был построен вдобавок к нескольким «Старым», стоявшим чуть ли не с тринадцатого…). Сначала она показалась ему просто очередной проституткой, не успевшей подхватить клиента раньше, но потом они быстро разобрались в ситуации. Не проститутка, а совсем даже целая доктор психологии, просто любительница внезапных и неожиданных связей. А с докторством у них просто – написала что-то вроде реферата, как в России для кандидатского минимума, доложила перед квалифицированным синклитом – вот и заветная приставка к фамилии «Dr. Phi.».
Однако чем-то зацепила она его тогда, слегка начавшего дичать от одиночества и бессмысленности жизни. Всего несколько дней они взаимоприятно и очень насыщенно пообщались, а потом Валентин почти экспромтом взял и пригласил её прокатиться в «снежную и варварскую страну», где даже к Наполеону отнеслись без всякого почтения…
Так до сих пор и живут, только теперь она Елена Лихарева и княгиня, к «сиреневым сумеркам Парижа» её совсем не тянет.
– Утро больно хорошее… – повторил Валентин, и женщина
– Хорошее. Но гроза будет? – сказала Эвелин полувопросительно.
– Верняком. И не только атмосферная…
– Война, да? А разве нас она как-то коснётся? Ты же не офицер?
– Ещё какой, – непонятно усмехнувшись, ответил Валентин, вспомнив свою учёбу в Пажеском корпусе, парады в Красном селе и кое-какие лихие дела в Гражданскую. Но не стал развивать тему.
– Не хочу войны. Тем более – большой европейской или даже мировой… – продолжила жена, словно пропустив мимо ушей довольно прозрачный намёк.
– Как говаривал один мой старший товарищ, «твой враг выбран не тобой, а для тебя». Так что нам остаётся воспринимать сие как данность…
Во всех комнатах одновременно, и на веранде тоже, вдруг мелодично затренькали вызовы аппарата внутренней связи. Так Валентин устроил, чтобы в случае чего не бежать «их светлостям» с мансарды в гостиную или наоборот, по прихоти любого слуги, захотевшего что-то доложить хозяину.
Сейчас вот звонил привратник от нижнего въезда. Там у Валентина по ночам дежурил парный пост. Не какие-нибудь наёмные консьержи от частной охранной фирмы, а свои ребята, штатные, ежедневно занимающиеся «боевой и политической подготовкой». Охранник сообщил, что подъехала машина, за рулём знакомая дама и с ней ещё трое, «в списках не значащиеся».
– Я сказал, что хозяин раньше десяти не принимает, а госпожа Ляхова настаивает…
– Ну, дай ей трубочку, – сказал Лихарев, делая рукой жест, намекающий, что Эвелин стоит одеться чуть приличнее. Она кивнула и убежала к себе, сверкая длинными незагорелыми выше колен ногами.
Валентин, не выпуская трубки из рук, направился в свою спальню с той же целью.
Оригиналка, однако, Майя. Отношения у них, особенно у неё с Эвелин, были самые тёплые, но всё же в половину седьмого утра с визитом являться, заранее не предупредив! Разве что случилось нечто совсем уж из ряда вон…
Именно так он спрашивать не стал, но, извинившись, попросил без церемоний ехать прямо к дому и подождать в гостиной минут десять, поскольку, сама понимаешь, умыться, причесаться требуется, то да сё.
– Горничной у нас здесь нет, так что сама распорядись. Прохладительное и наоборот в холодильнике и в буфетной…
– Нет, так будет, – непонятно на что намекая, сказала Майя и рассмеялась серебристо, что в её исполнении могло означать абсолютно всё, что угодно. Любое настроение и любую затеянную шалость. Ну, раз смеётся, значит, неординарность из разряда приятных или хотя бы безвредных.
Валентин решил особенно не спешить, тщательно побрился, умылся, оделся по обстоятельствам, то есть в светло-оливковый летний костюм, только галстук повязывать не стал. Окликнул жену.
– Я буквально через пять минут, – отозвалась Эвелин, – ты пока спускайся, займи гостей…
Майя, несмотря на неприлично ранний час для светского визита, выглядела, как всегда, очаровательно, хоть и проснулась, надо понимать, никак не позже пяти, чтобы сюда успеть. Или, по столичной моде, вообще ещё не ложилась. Но там обычно такого перевёрнутого биоритма придерживались зимой – развлекались до поздней ночи или раннего утра, а потом спали часов до двух или трёх, а на Водах жили по более естественному графику, впрочем, тоже не все и не всегда.