Великан
Шрифт:
Она сидит на арбузах, трясется и ничего не слышит. Вот тетеря глухая!
Я бросил дыню и понесся догонять. Весь овраг обогнули, тогда только я догнал и прыгнул на телегу. Вырвал у бабушки вожжи, остановил Пеганку, спрашиваю:
— Ты что, бабушка, сбесилась, что ли?
— Чего?
— Зачем ты хотела уехать от меня?
— Я не уехать, мне кобылу жалко: навалили на нее целый воз да сами еще сидим. Ты молоденький, и пробежишь, так не беда.
— А как же дыни-то?
— Какие дыни?
—
— И-и, родимый, я уж, и забыла про, них. Старая становлюсь, намять у меня плохая…
Мы завернули и поехали подбирать дыни. Нашли восемь штук. Пять совсем разбились, и мы их бросили, а три были целые, только немножко треснули. Я положил их на телегу и сказал:
— Ну, теперь смотри, бабушка. Я шибко поеду. Если еще потеряем что-нибудь, я про тебя все расскажу.
— Нет, не потеряем. Зачем терять? Мы лучше сами съедим.
Я ударил Пеганку вожжами. Она дернула и с места взяла рысью. Я крикнул:
— Держись, бабушка!
Поглядел — на возу никого нет. Лежат арбузы, в задке дыни, даже треснутые на месте, а бабки нет. Поглядел дальше — она на дороге. Лежит, ворочается, встает. Руки у меня сами собой потянули за вожжи. Пеганка встала. Я спрыгнул к бабке:
— Что, бабушка, убилась?
— Ну что это я убиваться буду! Тут мягко, — вишь, пыль какая.
Приехали домой — уже темнело. Я, чтобы не сразу отвечать, стал отпрягать Пеганку. Бабка слезла и пошла в избу. Навстречу ей вышел дядя Антон — злой, нахмуренный.
— Здравствуйте, с добрым вечером. Скоренько вы! Духом съездили. Чего доброго, еще растеряли половину.
— Чего?
— Хоть половину привезли, говорю?
— Зачем растрясли? Вот они, все целы.
Он махнул на нее рукой и направился ко мне. Я отстегиваю вожжи, а у меня руки трясутся — никак не могу отстегнуть.
— Ну как, хозяин, а?
И начал расспрашивать меня: почему долго, почему Пеганки тяжело дышит, почему дынь мало?
Спрашивает и смеется. А у самого брови нахмурены, вот-вот ударит. Я сперва отмалчивался. Потом вывел из оглобель Пеганку, стал перед ним и говорю:
— Я тут не виноват. Это всё…
Вдруг открылась дверь в сенки, и стало слышно, как тетка Анисья ругает там бабку: как собака, накинулась на нее. Дядя Антон наступает:
— Если не ты, так кто же виноват: Пеганка, что ли?
Я вспомнил еще, как давеча бабка плакала над своими руками. Вспомнил и вместо ответа отдал дяде Антону Пеганку, а сам пошел домой. Он только пробурчал мне вслед:
— Хозяева! В рот вам мякишу!
Так и не взял он меня на мельницу. И все бабка виновата. А что же с ней сделаешь? Старая ведь она, глухая.
Красный фартук
Она, Варя, всегда такая была. Скажет ей мать ложки вымыть — она не хочет: руки будут мокрые. Пошлет в кооперацию — она весь день проходит. Оставит поиграть с маленьким Васькой — она убежит на улицу, а Васька без нее глины наестся.
Старшая девочка, Оля, пасла гусей, помогала матери обед готовить, поливала огород, подметала избу. А Варя ничего не делала.
Один раз мать собралась в поле, бахчи полоть, а Варе сказала:
— Отгони гусей на болото — Оле нынче некогда будет.
Варя обрадовалась: лучше гусей пасти, чем с Васькой сидеть. Но мать прибавила:
— Пасти их нечего. Только поглядывай, чтобы не ушли куда. Да с Васькой хорошенько играй! Опять глины бы не наелся.
Варя заупрямилась:
— И за гусями и с Васькой — ни за что не буду! Дашь красный фартук надеть, тогда буду.
— Какой тебе еще красный фартук?!
— Сатиновый, с черной каемкой, который ты в сундуке бережешь.
Мать билась, билась с ней, так и пришлось ей выдать фартук.
— Ну, смотри: если ты его замараешь, тогда лучше на глаза мне не показывайся.
Как только мать ушла, Варя схватила фартук и к зеркалу, примеривать его. Фартук был длинный. Она сделала большую складку — он все равно длинный. Она свернула его вдвое и веревочкой подвязала. Нарядилась, думает — красивее всех на свете.
— Оля, можно мне на улицу сбегать? Я только на минутку. Сейчас приду и гусей погоню.
Оля сказала:
— Можно.
Варя выбежала за ворота и пошла вдоль улицы. Шаги она делала широкие, как будто взрослая. Шла нарочно тихо, чтобы весь народ увидел ее фартук.
Но народу никакого но было. И главное — ни одной девочки. Как сквозь землю провалились. Варя спросила одну бабушку, она говорит:
— Не знаю. Скорее всего, на выгон ушли, играть.
А на выгоне как раз болото, куда гусей гнать. Варя пришла домой и стала просить:
— Оля, можно мне Ваську с собой взять? Я там сразу буду и за ним и за гусями смотреть.
Сна думала так: придет на выгон, девочки глянут на фартук и все с ума сойдут от, удивления. И весь день будут ухаживать за ней — кто с Васькой, кто за гусями. А она только будет распоряжаться, как начальница.
Оля сказала:
— Можно.
Варя взяла Ваську на руки, вышла во двор и позвала гусе как их всегда Оля звала:
— Тега, тега, тега!
Гуси сперва было закричали, загакали и побежали к ней. Потом остановились, подняли головы. Варя опять позвала их:
— Тега, тега!
Гуси вдруг как зашипят, да как кинутся к ней, и давай со хватать — за ноги, за фартук, за платье. Она закричала:
— Оля! Они дерутся! Ой, все ноги откусали!
Оля выбежала и отогнала гусей.