Великая Екатерина
Шрифт:
гофмейстер граф Нарышкин. Из-за балдахина слышится
громкий зевок.
Нарышкин (предостерегающе поднимает руку). Тс-с-с...
Придворные мгновенно перестают перешептываться,
выравнивают ряды и застывают в неподвижности. Наступает
мертвая тишина. Из-за балдахина раздается звон
колокольчика. Нарышкин и княгиня торжественно раздвигают
его, выставляя императрицу всем напоказ.
Екатерина переворачивается на спину и потягивается.
Екатерина (зевает). O-хо-хо...
(Говорит с немецким акцентом.)
Нарышкин (по всем правилам этикета). Ее императорское величество изволили
проснуться. (Придворные падают на колени.) Все. Доброе утро, ваше величество. Нарышкин. Половина одиннадцатого, матушка-императрица. Екатерина (резким движением садясь на постели). Potztausend! [Черт возьми!
Тьфу, пропасть! (разг. нем.)](Глядя на коленопреклоненных придворных.)
Ах, встаньте, встаньте.
Все встают.
Ваш этикет мне надоел. Не успею я раскрыть глаза, как он уже начинается.
(Снова зевает и сонно откидывается на подушки.) Почему они это делают,
Нарышкин? Нарышкин. Видит бог, не ради вас, матушка-царица. Но поймите и вы их. Не
будь вы великая императрица, они были бы никто. Екатерина (садясь). Они заставляют меня терпеть все это из-за собственного
мелкого тщеславия? So? [Так? (нем.)] Нарышкин. Точно так. Ну и к тому же, если они не будут этого делать, вдруг
ваше величество велят выпороть их розгами. Екатерина (энергично выпрастывая ноги из-под одеяла, садится на край
кровати). Выпороть! Я! Либеральная императрица! Философ! Ты варвар,
Нарышкин. (Встает и обращается к придворным.) И потом, мне этого вовсе
не надо. (Снова оборачивается к Нарышкину.) Тебе бы следовало уже
знать, что у меня открытый и самобытный характер, как у англичан.
(Раздраженно ходит по комнате.) Нет, больше всего меня злит в этих
церемониях то, что я единственная в России не испытываю никакого
удовольствия оттого, что я императрица. Вы все купаетесь в моей славе,
греетесь в моих улыбках, получаете от меня титулы, награды и милости,
любуетесь моей блестящей короной и сверкающей мантией, радуетесь, когда
я допускаю вас к своей особе, а когда я милостиво к вам обращусь, целую
неделю рассказываете об этом каждому встречному. А мне какая радость?
(Бросается в кресло.)
Нарышкин энергичными жестами выражает свое несогласие.
(Повторяет категорически.) Никакой! Я таскаю корону, пока у меня не
заболит голова; я стою с величественным видом, пока у меня не
подкосятся ноги; я вынуждена улыбаться старым уродливым послам и хмуро
отворачиваться от молодых и красивых. Никто мне ничего не дарит.
я была всего-навсего великой княгиней, английский посол дарил мне
деньги, когда я хотела... вернее, когда он хотел получить что-нибудь от
моей священной предшественницы, императрицы Елизаветы.
Придворные кланяются до земли.
А теперь, когда я сама императрица, от него и копейки не дождешься.
Когда у меня болит голова или колики в животе, я завидую последней
судомойке. А вы ничуть не благодарны мне за всю мою заботу о вас, за
мой труд, мои размышления, мою усталость, мои страдания. Княгиня Дашкова. Видит бог, мы все умоляем ваше императорское величество не
утомлять себя так, дать отдых голове. Потому ваше императорское
величество и страдает головными болями. У господина Вольтера тоже часто
болит голова, и по той же причине - от ума. Екатерина. Дашкова, ну и врунья же ты!
Дашкова приседает с подчеркнутым достоинством.
Думаешь, ты мне польстила! А я вот что тебе скажу: я не дам и рубля за
головы всех французских философов, вместе взятых... Что у нас в
программе на сегодня? Нарышкин. Новый музей, матушка. Но экспонаты будут готовы только к вечеру. Екатерина (нетерпеливо вставая с места}. Да, музей. Просвещенной столице
нужен музей. (Шагает по спальне, погруженная в размышления о важности
музея.) Это будет одно из чудес света. Мне нужны экспонаты, экспонаты,
экспонаты! Нарышкин. У вас хорошее настроение сегодня, матушка-царица. Екатерина (с неожиданной веселостью). Я всегда в хорошем настроении, даже
когда мне не подают туфель. (Подбегает к стулу, садится и выставляет
вперед ноги.)
Фрейлины, стоящие рядом с Дашковой, бросаются к ней,
каждая с туфлей в руках. Екатерина, собравшаяся было их
надеть, приостанавливается, услышав какой-то шум в
передней.
Потемкин (неся англичанина через переднюю). Бесполезно бороться. Пошли,
детка, пошли, душенька, пошли, красавчик. Пошли к нашей матушке.
(Поет.)
Баю-баюшки, баю,
Не ложися на краю.
Придет серенький волчок,
Схватит Чарли за бочок...
Варенька (присоединяется к нему, на терцию выше).
Баю-баюшки, баю,
Не ложися на краю...- (И т. д.) Эдстейстон (стараясь их перекричать). Нет, нет! Ваша шутка слишком далеко
зашла. Я настаиваю. Опустите меня. Черт подери, опустите вы меня,
наконец?! Будь все проклято! Нет, нет. Хватит валять дурака! У нас, в
Англии, такие шутки не в чести. Вы меня позорите. Пустите! Екатерина (в то же самое время). Что за ужасный шум? Нарышкин, посмотри, что