Великая и ужасная красота
Шрифт:
Мисс Мур кивает.
— Точная оценка, хотя и бездушная.
Улыбка Фелисити мгновенно угасает. Мисс Мур продолжает:
— Но что вы думаете о происходящем на этой картинке? Какие чувства у вас возникают, когда вы смотрите на нее?
«Какие чувства у вас возникают?» Мне никогда прежде не задавали подобного вопроса. Да и остальным девушкам тоже. От нас вовсе не ожидают каких-то там чувств. Мы ведь британки! В комнате воцаряется глубокая тишина.
— Это очень милая картинка, — предполагает Элизабет, и я понимаю, что она на
— Она заставляет вас чувствовать себя хорошенькой? — спрашивает мисс Мур.
— Нет… да… А что, я должна почувствовать себя хорошенькой?
— Мисс Пул, я и не предполагала, что вам нужно объяснять, как воспринимается произведение искусства.
— Но живопись бывает или красивой, или милой, или иногда просто ерундой. Разве не так? И разве мы не должны научиться рисовать хорошенькие картинки? — вмешивается Пиппа.
— Совсем не обязательно. Давайте попробуем по-другому. Что происходит на этом рисунке в данный момент, мисс Кросс?
— Женщина смотрит в окно на сэра Ланселота? — вопросительным тоном произносит Пиппа, как будто сама не уверена в том, что видит.
— Да. Вы все читали поэму Теннисона. Что происходит с леди Шелот?
Теперь заговаривает Марта, радуясь, что хоть что-то она знает наверняка.
— Она покидает замок и отправляется вниз по реке в своей лодке.
— И?..
Уверенность Марты тает.
— И… она умирает.
— Но почему?
Раздается несколько нервных смешков, но ответа ни у кого не находится.
Наконец тишину нарушает дерзкий, ровный голос Энн:
— Потому что она была проклята.
— Нет, она умирает ради любви, — возражает Пиппа, впервые ощутив себя знающей. — Она не могла жить без сэра Ланселота. Все это ужасно романтично!
Мисс Мур сухо улыбается.
— Или это романтический ужас.
Пиппа смущается.
— Я думаю, это романтично.
— Можно было бы поспорить о том, романтично ли умирать ради любви. Ведь когда вы мертвы, вы не можете отправиться в свадебное путешествие в Альпы вместе с другими следящими за модой молодыми парами, а это просто стыд!
— Но она ведь была обречена на смерть из-за проклятия? — говорит Энн. — Так что любовь тут ни при чем. Леди Шелот ничего не могла изменить. Она знала, что если покинет башню, то умрет.
— Но при этом она не умерла в тот момент, когда вышла из башни. Она погибла на реке. Интересно, не так ли? У кого еще есть мысли по этому поводу? Мисс… Дойл?
Я вздрагиваю, услышав собственное имя. У меня мгновенно пересыхает во рту. Я хмурюсь и пристально смотрю на рисунок, надеясь, что ответ придет сам собой. Я ничего не могу придумать насчет этой проклятой картины.
— Прошу, не стоит так напрягаться, мисс Дойл. Я совсем не хочу, чтобы мои девушки заработали косоглазие из-за искусства.
Девицы радостно хихикают. Мне следовало бы смутиться, но я скорее чувствую облегчение от того, что мне не приходится
Мисс Мур прогуливается по комнате, мимо длинного стола, на котором стоят незаконченные холсты, лежат тюбики с масляными красками, коробки с акварелью, выстроились высокие оловянные стаканы с кистями, колючими, как солома. В углу красуется картина, водруженная на мольберт. Это пейзаж с деревьями и лужайками, и склоном холма, — то есть то, что мы видим в окна перед нами.
— Я думаю, что эта леди умерла не потому, что покинула свою башню и вышла во внешний мир, а потому, что позволила себе просто поплыть через этот мир, отдавшись течению после долгого сна.
Какое-то время все молчат, и слышен только шорох подошв по полу, — девушки нервно дергают ногами. Энн негромко постукивает ногтями по крышке стола, как будто перед ней воображаемое пианино.
— Вы хотите сказать, что ей следовало взяться за весла и грести? — спрашивает наконец Сесили.
Мисс Мур смеется.
— Ну, в общем, нечто в этом роде.
Энн прекращает стучать по столу.
— Но ведь не имело значения, гребла она или нет. Она все равно была проклята. И что бы она ни делала, она бы все равно умерла.
— Но и если бы она осталась в башне, она тоже бы умерла. Возможно, не так скоро, но умерла бы. Мы все умрем, — негромко произносит мисс Мур.
Энн не собирается сдаваться.
— Но у нее-то выбора не было! Она не могла выиграть! Ей бы этого не позволили!
Энн резко наклоняется, едва не соскальзывая со стула, и я понимаю — и все мы понимаем, — что она говорит уже совсем не о леди, изображенной на картине.
— Боже мой, Энн, да это же просто глупая поэма! — насмешливо бросает Фелисити, округлив глаза.
Прихлебалы поддерживают ее, бормоча какие-то гадости.
— Тише, тише, довольно! — предостерегает их мисс Мур. — Да, Энн, это всего лишь стихи. И всего лишь картина.
Пиппа вдруг оживляется.
— Но ведь люди могут подвергнуться проклятию? Их могут преследовать превратности судьбы, над которыми они не властны! Ведь так бывает?
У меня перехватывает дыхание. Кончики пальцев начинает покалывать. «Нет. Я не хочу, чтобы меня снова затянуло это. Прочь, прочь!»
— Нам всем приходится отвечать на вызов судьбы, мисс Кросс. И я полагаю, все зависит от того, насколько мы готовы взвалить на плечи некую ношу, — негромко произносит мисс Мур.
— Но верите ли вы в проклятия, мисс Мур? — спрашивает Фелисити.
Это звучит как вызов.
«Я пуста. Я есть пустота. Я ничего не чувствую, ничего, ничего. Мэри Доуд, или кто ты там такая, прошу, прошу, уходи прочь…»
Мисс Мур пристально смотрит в стену за нашими спинами, как будто ответ может прятаться где-то между нежными акварелями. Красные, зрелые яблоки. Роскошный, соблазнительный виноград. Освещенные солнцем апельсины. Все это медленно гниет в большой вазе…