Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг.
Шрифт:
18 ноября. Утром вскрыл пакет, лежавший со вчерашней ночи на столе, и из письма Аликс из Дармштадта узнал, что межу нами все кончено — перемена религии для нее невозможна — и перед этим неумолимым препятствием рушится вся моя надежда, лучшие мечты и самые заветные желания на будущее.
Еще недавно оно казалось мне светлым и заманчивым и даже вскоре достижимым — а теперь оно представляется безразличным!!! Да, трудно иногда бывает покоряться воле Божией!
Весь день ходил как в дурмане, ужасно трудно казаться спокойным и веселым, когда таким образом, сразу, разрешен вопрос относительно всей будущей жизни!
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1.Д.231.А. 134–136.)
Вел.
<До 18 ноября>
Мой дорогой Ники!
Увы! с этими строками ты получишь два разрывающих сердце письма. Одно из них то, что она написала мне. Ты сам прочтешь, что творится у нее на душе. В письме к тебе она не хотела показывать, как разбито ее сердце.
Ты хорошо можешь представить, как глубоко я сочувствую вам обоим. Ты слишком хорошо знаешь, как я всегда желала помочь вам и делала все, что в моих силах. О, как жаль, что твои родители не позволили тебе приехать сейчас! Между строк ее письма читается, что в Кобурге ей не хватило бы духа отказать, и тогда бы я сделала все, чтобы она приехала сюда и начала изучать вместе со мной-Православие.
Она не узколобая, фанатичная протестантка, но она провела годы в полном одиночестве и ни с кем она не могла поговорить о своей любви к тебе, вечно страдая, мучая себя: «Если я сменю <веру>, не грех ли это? Я так люблю его; о, потому мне надо быть в вдвойне строгой со своей совестью, и, увы, не дать своему сердцу руководить мной». И эта битва длилась годами, без чьей-либо поддержки, только пара строк от меня. Я боялась такого результата — бедное дитя! О, ты не знаешь, что ей приходится переживать, отпечаток невыразимой грусти в ее глазах. Невыносимо думать об этом; о, я так хочу, я надеюсь вопреки всему, что в конце концов Господь даст ей почувствовать, что протестантская вера столь бедна по сравнению с нашей Церковью — кажется такой суровой и безрадостной.
Не пришлешь ли ты мне для нее письмецо — очень нежное, ведь она так страдает, и жизнь ее страшно одинока. Письмо согреет ее бедное разбитое сердце, а ты, мой милый мальчик, сам жестоко страдающий, простишь ее, ведь она жертвует своим земным счастьем, веруя, что такова воля Божия. Покажи эти письма своей Мама, если хочешь, а письмо Pelly (Аликс. — Сост.) пришли мне обратно. Все это так печально.
До свидания, дорогой мальчик.
Да благословит и поможет тебе Бог.
Искренне любящая тебя Элла.
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1.Д. 1254. Л. 150–151 об. — на англ. яз.)
Гессенская принцесса Алиса — цесаревичу Николаю Александровичу
8/20 ноября. Дармштадт
Драгоценный Ники,
Благодарю тебя от всей души за твое милое письмо, и посылаю тебе фотографию, которую ты хотел, — ее передаст тебе Элла. Полагаю, надо иметь более сильную волю, чем у нас с тобой, чтобы пережить невозможность нашей встречи в Кобурге — однако это доставило мне случай передать в письме все свои самые сокровенные чувства, которые, может быть, мне не удалось бы высказать с ходу, так, чтобы ты не понял меня превратно.
Ты знаешь, каковы мои чувства к тебе — Элла тебе уже все рассказала — но я считаю своим долгом высказать их тебе лично. Я столько раз передумывала об всем — умоляю, только не подумай, что отношусь к этому легко — ведь это причиняет мне ужасное огорчение и делает меня несчастной. Я старалась рассмотреть это со всевозможных точек зрения, но неизменно возвращаюсь к одному и тому же. Я не могу этого сделать против своей совести.
Дорогой Ники, ты, имеющий такую крепкую веру, поймешь, что я считаю грехом менять веру, и я была бы несчастна до конца своих дней, сознавая, что совершила большой грех. Я уверена, ты не хотел бы, чтобы я перешла в вашу веру против своих убеждений. Какое счастье может дать замужество, если оно начинается без истинного благословения Божия? А я считаю грехом менять веру, в которой меня воспитали и которой принадлежу сейчас. Я никогда не смогла бы обрести душевный покой и потому никогда не смогла бы быть тебе настоящим спутником жизни, призванным помогать тебе во всем. Все потому, что между нами всегда будет стоять то, что я искренне не смогу принять ту веру, в которую перешла, и вечно буду жалеть о той, что оставила. Это было бы нечестно по отношению к тебе, к твоей религии и к Богу. Таково мое понимание истинного и ложного; глубокие религиозные убеждения и чистая совесть пред Богом гораздо важнее личных земных желаний. И так как все эти годы не смогли поколебать моей убеждений, сейчас, я чувствую, самое время сказать тебе еще раз, что я никогда не переменю веры. Я уверена, ты полностью меня поймешь и увидишь, как и я это вижу, что мы только мучаем себя несбыточными надеждами, и с моей стороны было бы немилосердно позволять тебе лелеять надежды втуне — надежды, которым не суждено сбыться.
А теперь до свидания, дорогой Ники, и да благословит и сохранит тебя Бог.
Вечно любящая тебя,
Аликс.
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1147. Л. 3–6 об. * на англ. яз.)
Дневник вел. кн. Сергея Александровича
29 ноября. Александрия.… Письмо от Пица — писал ему и описал московские обстоятельства.
(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1.Д. 29. Л. 337.)
Вел. кн. Сергей Александрович — вел. кн. Павлу Александровичу
29 ноября
… Боже мой, как меня многое, очень многое интересует — а не могу удовлетворить этому чувству — я говорю вообще — право, это томительно. Подумай сам — я говорю совершенно спокойно: жена, мои занятия — т. е. дело — это прекрасно, и я очень рад; но дело уж не такое громадное, чтобы меня всего поглощало — есть и свободное время — у меня уж такой характер — я люблю общение с членами моей семьи — с est meme pas du tout fin de siecle! et tres touchant — (это совершенно не конец века! А очень трогательно — фр.) и с людьми обоего пола — мне симпатичными; ничего этого тут для меня нет. Notre entourage — je les adore, ils sont excellents mais voir toujours eux, rien queux — oh! C est fatiguant et c’est embetant a la longue (наше окружение — я их обожаю, они замечательные, но всегда видеть их и только их — о! Это утомительно и скучно в конце концов — фр.)
Ты можешь на это возразить: «А общество московское?» Но где оно и что оно?! Во-первых, они или оне могли быть моими отцами или матерями, а что есть помоложе (их на пальцах можно высчитать) — у них взгляды совершенно своеобразные — я грешен, но я не привык к ним, а в 36 лет я переделать свой образ мыслей не могу. Не думай, что я сочиняю — ведь три года я приглядывался ко всему этому, и вот мое заключение. Я думал принимать ces elus (этих избранных — фр.) в нашем интимном кружке, но тогда пойдет такой стон и такие сплетни в обществе, страх отчего он или она — а не я!
Вот нам и приходится с одной стороны ограничиваться исключительно большими приемами или балами — ас другой стороны pour la vie de tous les jours (в повседневной жизни — фр.) — только нашим entourage (окружением — фр.).
Если бы мы любили свое собственное величие — так здесь мы бы могли с наслаждением им захлебнуться! Повторяю — я н-и-че-г-о не преувеличиваю — оно так и есть, но оно же и гнетет меня ужасно!!!! Я пропускаю разные факты в подтверждение того, что пишу — но они у меня налицо.