Великая Российская трагедия. В 2-х т.
Шрифт:
На глазах идет процесс расставания страны с большевистской школой гуманитарных наук, ориентированных на полуправду и подтасовку данных под установку. Люди все больше стали ориентироваться на здравый смысл: в экономическую науку вернулись имена М.И. Туган-Барановского, Н.Д. Кондратьева, А.В. Чаянова, а сама литература стала носить больше прагматический характер, в историческую науку вернулись В. Ключевский, Н. Костомаров, в социологию — П. Сорокин. Наши люди вдруг увидели громадное богатство русской философии в трудах П. Чаадаева, В. Соловьева, Н. Федорова, Н. Бердяева, П. Флоренского, И.Ильина и на этом фоне юридическая наука как бы раскрывается навстречу теории разделения властей.
Государственные институты цивилизованных стран, возникшие и формировавшиеся в процессе совершенствования горизонтального и вертикального разделения власти, добились реальных успехов. Россия отстала. Это подтверждает сравнение уровня жизни, структур власти, выросших на теории единства власти. Теория разделения властей и ее практическое воплощение позволяют наметить общие и характерные элементы действия институтов власти и управления по вертикали и горизонтали.
Вместе с теорией единовластия нас покидает, хотя и очень трудно, ленинско-большевистский лозунг: “Никаких компромиссов!” Компромиссы разных ветвей власти, пробивая автократическое мышление высшего чиновничества, приходят в повседневную жизнь вместе с самой теорией разделения властей. Наряду с этим все меньше остается людей, готовых взять на себя державную ответственность, готовых “впрячься” в дело государства. Их буквально единицы — царедворцы, серьезно влияющие на внутреннюю, внешнюю, оборонную политику, норовят остаться в тени. Банкротство неототалитарного политического режима произошло в тот момент, когда народ понял: бороться не с кем. Общего врага нет, поскольку становилось все яснее, что прежняя классовая стратификация не соответствует реалиям, — есть обнищавший народ при единицах процентов людей обеспеченных. Реформаторская деятельность Горбачева лишь усилила бедность народа и ослабила государство. Идея национальных государств в таких условиях не могла приобрести иные формы, чем те, к которым подвела ее сегодняшняя жизнь. С этим надо считаться и учитывать в практической политике. Но в то же время развивается и положительная тенденция, переводимая на нашу психологию английской идеей: “Мой дом — моя крепость!” Индивидуальная свобода и индивидуальный интерес при учете общегосударственного интереса способны вывести общество из кризиса.
Данный процесс требует иного подхода. Власть должна “идти” как бы с двух сторон: от человека и от державы, защищать и человека, и державу. На смену примитивному возвеличиванию роли государства должна прийти и иметь свое место государственно-правовая концепция власти — теория и практика разделения. Диктат принуждения как принцип должен вытесняться конструктивным сотрудничеством. Власть должна выступать в роли как бы садовника, который выращивает фруктовое дерево, сообразуясь с особенностями микроклимата, почвы, сорта, ожидаемых вредителей, засухи, заморозков и иных переменных. Но власть должна быть властью и жестко обеспечивать эффективное функционирование самого государства.
Диктатура и демократия
Привычная нам ленинская теория единства власти упирается формально в марксово понятие “диктатура пролетариата”. На самом деле и это понятие, и условие осуществления его остались вместе с Парижской коммуной в XIX столетии. Опыт России показал, что на деле, во-первых, это означало использование данной концепции для прерывания естественно-исторического эволюционного движения общества, навязывание революционного переворота с целью захвата государственной власти; во-вторых, это неумолимо привело к движению от диктатуры пролетариата к диктатуре партийной олигархии, а от нее — к диктатуре личности, к вождизму и, соответственно, к формированию идолов и идолопоклонников. Вот это самое идолопоклонничество, засевшее прочно в головах даже наших парламентариев, не дает нам возможности укреплять парламентаризм и представительный характер всякой власти.
Прямой контакт с народом Президента, лидеров Парламента, Правительства следует считать проявлением демократии. Я бы сказал, что частота встреч с людьми, создание атмосферы прямого диалога с человеком, “неподготовленность” высказываний можно считать механизмом демократии. Сильная власть может быть лишь в том случае, если лидеры имеют прямые контакты: если слабеют контакты — сразу гаснет демократия.
Современный исторический опыт дает нам два типа диктатуры — диктатуру буржуазии и диктатуру пролетариата. Диктатура буржуазии как свою крайность дала режимы Гитлера, Муссолини, Франко, диктатура пролетариата — режимы Ленина, Сталина, Мао Цзедуна, Пол Пота. Когда мы задумываемся о диктатуре, то осознаем, что оба типа режимов имеют крайне отрицательные черты, в них нет начал цивилизации, отвергаются подлинно историко-национальные ценности, но культивируются низменные подсознательные инстинкты и именно они возводятся в ранг моральных ценностей. Поэтому и первая, и вторая разновидности диктатуры представляют собой своего рода историческое отклонение от естественной эволюции общества, и потому очевидна кратковременность их существования. Причем эти политические режимы, методы их применения и даже атрибутика удивительно близки по духу и содержанию.
Демократия и охлократия
В наследство тоталитаризм оставил нам парадоксальные ситуации, объяснить которые можно только опытом лет, прожитых под игом полуправды-полулжи. К тому же мы внезапно столкнулись с тем парадоксальным обстоятельством, когда эта полуправда-полуложь получила как бы второе дыхание в условиях, которые, казалось бы, должны вести к ее искоренению.
В мире политиков только власть имеет значение, и, чтобы ее укрепить, рухнувший режим шел почти на все. Есть опасение, что те, кто стремится сегодня к власти, смогут обойтись без “почти”.
Как ни странно, ярче всего это подтверждается судьбой двух слов из “Словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка”, составленного под редакцией А.Н. Чудинова и выпущенного в Санкт-Петербурге в 1894 году, сто лет назад. Цитируем: “Демократия (греч. demokratia, от demos — народ и kratos — власть). Образ государственного управления, при котором принимают участие все члены народа без различия звания и состояния”. И далее “Демократ — приверженец демократии. Демократический — народный, сообразный правилам демократии”. (С.286.) “Охлократия (греч. ochlokratia, от ochlos — чернь, народ и kratos — господство). Правление черни, злоупотребление демократией. Охлократ (греч.). Приверженец охлократии, предводитель народа, черни”. (С.612). Если иметь в виду отдаленную трансформацию этих понятий, “охлократия” — это безответственное и циничное правление “от имени народа”, когда для сохранения своей абсолютной, неконтролируемой власти правящий режим обещает народу все что угодно и стремится в оправдание своих неразумных действий направить народный гнев на “врагов”. В результате недовольство усиливается, но истинный виновник народных бед остается в тени.
Вот что дает нам “Словарь иностранных слов”, М., 1979. В словарь включены статьи: “Демократизация”, “Демократизм”, “Демократический централизм”, “Демократия” — народовластие — политический строй, в котором установлены и осуществляются на практике способы и формы народовластия, закрепленные в законах свободы и равноправия граждан...” Статьи “Охлократия” в словаре нет!
Уместным представляется привести слова Николая Николаевича Миклухо-Маклая по поводу специфического толкования слов и понятий в России. “Дикая татаро-монгольская орда с ее свирепой жестокостью, презрением к духовным ценностям и разделением общества на рабов и вождей принесла и укрепила на века в Русском государстве положение, при котором право думать получили только те из нижестоящих, кто, думая, в мыслях своих угадывал желание вождя. А коль всякое слово толковать можно по-разному, и человек, намереваясь сказать одно, невольно может дать повод понимать его иначе, из страха не угодить вождю, родилась привычка говорить и писать пространно, все со всех сторон обсказывать, обтолковывать, дабы понятым быть в одной лишь позволительной плоскости. Все речи заведомо строились с расчетом на понимание примитивное, и потому развитию мышления у тех, кто читал их или слушал, они не способствовали”. Согласитесь, эти мысли — замечательно точные мысли — и ко дню сегодняшнему.
Когда же мы, наконец, осознаем, что мы все “члены народа без различия звания и состояния”. То есть без деления на “черных”, “коричневых”, “белых”, “красных”, правых”, “левых” и так далее — все вместе. Сейчас требуется идея гражданского союза, единения, что особенно важно в час испытаний.
Управлять должны те, кому доверяет народ, путем истинно прямого равного права. Восстановив в русском языке понятие “охлократия” и охарактеризовав более чем 70-летний период истории этим словом, мы лучше разберемся с понятиями “частная собственность” и “разделение властей”, чего и требует истинная демократия.
И ничего плохого нет в том, что в Россию на свое место возвращается марксизм, учение Маркса и то, что внес Ленин и его последователи как одно из направлений общественной мысли XIX — начала XX веков. Практически важнее то, что коммунистическая идеология как господствующая, императивная, уступает место общепринятой в мире общественной политической науке, созданной индивидуальным и коллективным творчеством великих предшественников и нашими современниками, науке, предполагающей многообразие взглядов и идей. Мы принимаем науку как достижение всего цивилизованного человечества, а не одного Маркса и его приверженцев, которые теоретическими посылками и практикой обогащали и вместе тормозили науку, проводили жестокий эксперимент в Европе и Азии, Америке и Африке. Не осознав происходящих, буквально тектонических, изменений нашей жизни, мы не сможем опереться на теории естественного права и разделения властей, не осознаем свою ответственность перед грядущими поколениями, историей.