Великая русская революция: 1905-1922
Шрифт:
[11]К истории вопроса о несчастном мире // В. И. Ленин, ПСС Т.35 URL: обращения 28.10.11).
[12]Речи о войне и мире на заседании ЦК РСДРП(б) 11(24) января 1918 года // В. И. Ленин, ПСС Т.35 URL: обращения 28.10.11).
[13]IV конференция профессиональных союзов и фабрично- заводских комитетов Москвы // В. И. Ленин, ПСС Т.36 URL: (дата обращения 28.10.11).
[14]К истории вопроса о несчастном мире // В. И. Ленин, ПСС Т.35 URL: обращения 28.10.11).
10.
Наконец, третья точка зрения по «брестскому вопросу» в партии большевиков — «ни войны, ни мира» — принадлежала Л. Троцкому и его сторонникам. Вот как описана история ее появления в работах самого Троцкого: «К этому моменту переговоры достигли той стадии, когда перерыв стал необходим (речь о заседании 18 января, на котором Гофман предъявил делегации карту с германскими требованиями — Д. Л.). Все притязания немцев были оглашены, и оставалось выждать, какое это произведет впечатление на Западе и внутри РСФСР, где уже начинали выявляться разногласия как внутри партии большевиков, так и между обеими правительственными партиями…»
«О подписании мира в этот момент речи быть не могло, да и не было… повсеместно упорно держалась сплетня о том, что большевики являются агентами Германии и разыгрывают в Бресте комедию с заранее распределенными ролями. Об этом усердно трубили как антантовские газеты, так и буржуазная и соглашательская печать в России. <…> Клеветническая кампания еще усилилась в связи с разгоном Учредительного Собрания. Подписание мира в этот момент явилось бы как бы подтверждением всех этих слухов и сплетен. В связи с этими обстоятельствами и возник впервые… план — объявить войну оконченной, но в то же время отказаться от подписания мира».
«Именно под влиянием этих соображений… я пришел в Брест-Литовске к мысли о той «педагогической» демонстрации, которая выражалась формулой: войну прекращаем, но мира не подписываем. Я посоветовался с другими членами делегации, встретил с их стороны сочувствие и написал Владимиру Ильичу. Он ответил: когда приедете, поговорим; может быть, впрочем, в этом его ответе было уже формулировано несогласие с моим предложением; сейчас я этого не помню, письма у меня под руками нет, да я и не уверен, сохранилось ли оно вообще» [1] .
Троцкий считал «педагогическую» демонстрацию» осуществимой, исходя из предположения о неспособности Германии начать наступление — как в силу чисто военных причин (развал Восточного фронта, вызванный агитацией и братанием, плюс военное давление на Западе), так и в силу внутриполитических факторов — нарастающей германской революции. Как показала практика, он поспешил на несколько месяцев.
Впоследствии сам Троцкий признавал: «глубокой ошибкой» и «переоценкой событий» «революционную фразу: «Немец не может наступать», из которой вытекала другая: «Мы можем объявить состояние войны прекращенным. Ни войны, ни подписания мира». Но если немец наступит? «Нет, он не сможет наступать» [2] .
Примечания:
[1]Л. Троцкий «Советская Республика и капиталистический мир» 4.1. «Первоначальный период организации сил», сноска 40. URL: обращения 15.12.11).
[2]Л. Троцкий «Сталин» Т.2. URL: обращения 15.12.11).
11. Стратегия: отдать Россию на разграбление, но спровоцировать партизанскую войну
Союзная большевикам Партия левых эсеров–интернационалистов (ПЛСР), представленная в СНК, во ВЦИК, коллегиях наркоматов, ВЧК и других учреждениях, по вопросу о мире оказалась даже более радикальна, чем левые коммунисты. В свое время лидеры ПЛСР порвали с эсеровской партией из-за непримиримых противоречий в оценке Первой мировой войны. Левая фракция ПСР вслед за большевиками заняла «пораженческую» позицию, в то время, как правые эсеры влились в ряды «оборонцев».
Левые эсеры в вопросе войны и мира оказались куда более последовательными марксистами, чем правое крыло ПСР и даже меньшевики, что крайне сближало их с партией Ленина. В 1917 году даже поднимался вопрос объединения партий [1] .
С Октября партийная идеология претерпела уже знакомую нам трансформацию от революционного «пораженчества» к революционному «оборончеству». Левые эсеры, как и левые коммунисты, стояли на позиции революционной войны против Германии, отрицали возможность заключения мира, как отодвигающего Мировую революцию в далекую перспективу.
На II съезде ПЛСР Камков — один из авторитетнейших (наряду со Спиридоновой и Натансоном) лидеров левых эсеров — яростно критиковал позицию большевиков, которые своими мирными инициативами не только отдали на «поток и разграбление» Украину, Прибалтику, Финляндию, но и блокировали революционный процесс в Германии и Австро-Венгрии [2] .
При этом саму революционную войну партии понимали по-разному. Аргументация Ленина, что Россия не может воевать ввиду отсутствия ресурсов и армии, левых эсеров не убеждала. Войне, как делу государственному, они противопоставляли абсолютно анархистское представление о народном восстании — как деле самих масс.
Один из лидеров ПЛСР Мстиславский выдвигал лозунг «Не война, но восстание!». Он так объяснял партийную позицию: «Для нас, социалистов и революционеров, — нет вообще «государственных границ». И поэтому мы должны рассматривать австрийские и германские войска не как армии чужого государства, находящегося в войне с нашим государством, а совершенно так, как смотрели мы в былые революционные годы на карательные отряды нашего собственного, ныне низвергнутого монарха. А потому одинаков должен быть и метод действий против этих отрядов. Не войну против них должны мы вести, но восстание» [3] .
Мстиславский отмечал, что подготовка к революционной войне большевиков и подготовка левых эсеров к восстанию — вещи разные. У большевиков «в такой постановке «государство» заслоняет «класс», борьба революционная уступает место государственной войне. В этом — отклонение, в этом — отход от чистых позиций революционного социализма на путь оппортунистического служения Молоху государства… Для нас революция и война — понятия непримиримые. Мы были и будем партией восстания как метода классовой — классовой, а не государственной — революционной борьбы».