Великая Скифия
Шрифт:
– Те-те-те! На кого же похож этот невольник?.. Гм… Не иначе пленный варвар!.. Где же я мог его видеть?
– Где?.. Этот?.. Да это же…
Не договорив, Мениск высоко поднял голову и, открыв рот, громко расхохотался. Смех его становился все громче, он схватился за бока и стал топать ногами.
– Хо-хо-хо! Ха-ха-ха… Ой, держи меня!
– Что с тобою, Мениск? Ты с ума сошел?
– Охо-хо-хо!.. Погляди на него! Попал прямо в гребцы к Диофанту, да еще в кандалы!.. Боги решили по-своему отомстить за нас!.. Ведь это же князь Фарзой! Наш спутник с «Евпатории»! Новоявленный друг тавров!.. Родственник Палака! Хо-хо!.. Подожди, я сейчас
Мениск перестал смеяться, злоба сверкнула в его глазах. Он схватил с земли камень и, мерзко изругавшись, пустил его вдогонку белокурому пленнику. Но пьяная голова плохо работала, в глазах двоилось от гадкого вина, в которое Тириск добавлял настой из дурманящих трав. Камень запрыгал по мерзлой земле, не задев никого.
– Да, это он… – задумчиво протянул Автократ, глядя вслед уходящим рабам. – Значит, он попал в плен и не выкуплен своими. Это странно. Почему Диофант поработил князя? Он мог получить за него слиток золота! Гм… Тут я чую какую-то тайну. А я падок на чужие тайны.
– Зачем они тебе?
– Не мне они нужны… Впрочем, это тебя не касается. Пойдем в кабак, мне нужно подумать.
– Пойдем, эта скифская шуба совсем плохо греет меня.
5
Шумная экклезия закончилась. Но народ не расходился. Все оживленно обсуждали только что принятое решение. А решение совета и народа гласило:
«Херемона, сына Никона, из рода Евкратидов, за преступное волхвование, нанесшее ущерб городу и навлекшее на Херсонес неисчислимые бедствия, лишить всего имущества, домов, кораблей, рудников, земельных участков, виноградников, мастерских, рабов, всех вещей и драгоценностей и передать это достояние в казну города. Самого Херемона лишить звания пастуха священных овец и вывести из членов совета города. Оставить Херемону лишь ежегодную выплату, достаточную для прожития до конца дней его, и половину дома, им занимаемого».
Особенно радовались многочисленные должники «старого грифа». Теперь все долги снимались сами собою, долговые расписки подлежали уничтожению.
Диофант готовился к выходу на площадь. Он нарядился в яркую восточную одежду, два телохранителя затягивали на нем пояс. Рядом стоял одетый в скифский кафтан Бритагор. Вошел Дамасикл и с поклоном сообщил, что совет и народ свои дела закончили и разрешили ему всенародно принести жертву херсонесским богам.
Полководцу уже было известно о судьбе Херемона.
– Добро, – отозвался он, – но скажи, почтенный архонт: почему вы столь жестоко поступили с лучшим гражданином города седовласым Херемоном? Я поражен, даже огорчен!.. Неужели такой благочестивый человек мог колдовать против города?
– Да, – ответил Дамасикл мягким и проникновенным тоном, – Херемон способствовал колдовским занятиям еврея-гадателя, чем навлек на город магические влияния, вредные для его благополучия. И гнев народа был так велик, что эсимнеты должны были принять решение о защите старика от избиения толпы. Но воля народа – высший закон! Отныне Херемон так же беден, как метельщик улиц, или каменщик, работающий по найму!
– Поразительно, непонятно, – пробормотал Диофант, обращаясь к Бритагору, – ведь совсем недавно старик был уважаемым гражданином и имел богатство и почет!.. Да не ошиблись ли херсонесцы?.. Слушай, мудрый Дамасикл: не следует ли вам пересмотреть свое решение?
– Не говори так, непобедимый стратег, дабы не оскорбить законов полиса! Наши законы
– Гм… Неужели нельзя обуздать народ и принудить его к другому решению?.. Нельзя народу давать большую власть!
Дамасикл спрятал улыбку в серебряную бороду. Он видел, что почтенный вояка не понимал самой сути общественной и государственной структуры полиса, а в своих суждениях был слишком прямолинеен и прост. Не собираясь многого растолковывать ему, секретарь ответил:
– Ты очень проницателен, стратег. Видишь глубоко и с большой ясностью. И вполне прав в словах своих, как соратник и подданный своего владыки, царя Митридата, нашего милостивого предстоятеля. Царь Митридат так мудр, что не нуждается в советах со стороны своего народа. Но полис основан на демократии, и в этом его особенность и сила! Он не имеет всесильных владык и решает свои дела путем свободного обсуждения и волеизъявления народа… Решение народа, если оно принято и советом, есть наш самый большой закон. Подавление же этих прав может привести к власти недостойных, которые учредят тиранию. Многие великие цари поддерживали демократию в городах-государствах. Вспомни, стратег, Александра Великого. Он освобождал города Малой Азии, построенные греками-колонистами, свергал тиранов и олигархов и восстанавливал демократический строй. Так он освободил Хиос, Илион, Милет, Эфес, Приену и другие полисы, подобные Херсонесу…
– О, демократия Херсонеса неприкосновенна! – вмешался Бритагор. – Великий Митридат в этом подобен Александру. Он добр для всех, кто не поднимает против него оружия и не таит измены. Но горе тем, кто станет на пути его боевой колесницы! Вспомни, архонт, как поступил Александр с Тиром, Газой, Галикарнасом, Фивами!.. Он разрушил их за сопротивление и измену! Так и Митридат Евпатор – милостив к Херсонесу и дарит ему вечную элевтерию, но грозен с теми, кто идет против него.
В словах Бритагора прозвучал прямой намек на то, что Понт, при всей своей терпимости к колониям, не допустит слишком большой независимости Херсонеса и сломит его гордыню, если город вздумает зазнаваться.
Дамасикл поклонился в знак полного понимания.
– Прошу высоких гостей пожаловать на площадь!
Диофант пошел, посапывая носом. Он не понимал, почему нельзя разогнать народ по домам и принять иное решение. Ведь это очень просто, и он, Диофант, мог бы обеспечить такое мероприятие, введя в город своих гоплитов. Но тут же вспомнил стычку своих воинов с херсонеситами, а также наказ царя о всяческом сохранении припонтийских полисов и невмешательстве в их внутреннюю жизнь. Поэтому он отказался от дальнейших расспросов, тем более что Бритагор сделал ему предостерегающий жест и многозначительно приподнял брови.
Он вздохнул и, косо ступая тяжелыми ступнями, зашагал быстрее.
6
Лаудика кинулась на шею Гедии, и обе девушки заплакали от избытка чувств.
Мата смотрела на воспитанниц и тоже утирала глаза краем белого покрывала, стараясь не размазывать по лицу румян. Старшая жрица готовилась к выходу и успела нарядиться в белоснежные одежды и подмалевать лицо. Всякий, кто сейчас взглянул бы на нее, поразился бы ее величавым благообразием. Настоящая доверенная богини, первое лицо в городе, непосредственно общающееся с таинственной Артемидой Таврополой.