Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего
Шрифт:
Затем, перейдя в наступление, ударами Западного и Северо-Западного фронтов «разбить люблинскую группировку противника». В это же время Юго-Западный фронт, нанеся «решительное поражение люблин-сандомирской группировке, выйдет на реку Висла с целью овладения Краковом».
В разделе 2 «Вооруженные силы вероятных противников» командование Красной Армии исходило из предпосылки, что «при войне на два фронта СССР должен считаться с возможностью сосредоточения на его границах около 270—290 пехотных дивизий, 11 750 танков, 30 000 полевых орудий средних и тяжелых калибров, 18 тыс. самолетов».
Из самой логики этих соображений вытекало мнение, что Красной Армии не составит большого
В соответствии с разработкой Генштаба предполагалось сосредоточить на западе 142 стрелковых и 7 моторизованных дивизий, 16 танковых дивизий; 10 кавалерийских дивизий, 15 танковых бригад; 159 полков авиации, имеющих на 15. 09 6422 самолета.
Для действий на Востоке против Японии предлагалось назначить 24 стрелковых и 4 мотодивизии; 4 кавалерийские дивизии; 2 танковые дивизии и 8 танковых бригад с 5741 танком и танкетками; более 44 авиационных полков с 3347 самолетами. Из-за тревожной обстановки на границах с Турцией и Ираном еще 25 дивизий оставлялись на южных рубежах.
Концепция «подготовленного ответного удара» была общепризнанной истиной военного искусства того времени. «Этот проект и план стратегического развертывания войск Красной Армии, – пишет А.М. Василевский, – докладывался непосредственно И.В. Сталину в сентябре 1940 года в присутствии некоторых членов Политбюро ЦК партии. От Наркомата обороны план представляли нарком С.К. Тимошенко, начальник Генерального штаба К.А. Мерецков и его первый заместитель Н.Ф. Ватутин. Мы с генералом А.Ф. Анисимовым, доставив в Кремль план, во время его рассмотрения в течение нескольких часов находились в комнате секретариата И.В. Сталина».
Конечно, немцы понимали, что Сталин внимательно наблюдает за происходящим в Европе и мире. И 13 октября 1940 года, уже после заключения пакта Берлин – Рим – Токио, Риббентроп, сделав в пространном письме обзор событий за минувший год, убеждал Сталина, что этот пакт «ни в коем случае не нацелен против Советского Союза».
В конце обращения он писал: «Мы были бы рады, если бы господин Молотов нанес нам в Берлин визит… Его визит… предоставит фюреру возможность лично высказать господину Молотову свои взгляды на будущий характер отношений между нашими странами…» Из-за затянувшегося перевода на русский язык Шуленбург передал письмо только 17 октября, а 22-го числа он получил в запечатанном конверте ответное послание.
Сталин нуждался в информации из первых рук. Поэтому он поддержал предложение о визите в Берлин своего представителя. Он отвечал германскому министру иностранных дел Риббентропу: «Я согласен с Вами в том, что, безусловно, дальнейшее улучшение отношений между нашими странами возможно лишь на прочной основе разграничения долгосрочных взаимных интересов. Господин Молотов согласен с тем, что он обязан отплатить Вам ответным визитом в Берлин. Поэтому он принимает Ваше приглашение.
…Что касается обсуждения ряда проблем совместно с Японией и Италией, то, в принципе не возражая против идеи, я считаю, что этот вопрос должен быть подвергнут предварительному рассмотрению…»
Для него было совершенно очевидно, что со времени заключения советско-германского договора о ненападении международная расстановка сил значительно изменилась, причем не в пользу Советского Союза. Перед отъездом в Берлин Молотов получил подробные инструкции Вождя: «о чем говорить, что выяснить, с чем соглашаться».
Поезд с советской делегацией прибыл к Ангальскому вокзалу Берлина утром 12 ноября. Представителей Сталина, встреченных почетным караулом и исполнением государственных гимнов двух стран, любезно приветствовал министр иностранных дел Рейха
Сразу после встречи Молотов телеграфировал Сталину: «Состоялся первый, более чем двухчасовой разговор с Риббентропом. Ввиду того, что сейчас должны идти на беседу к Гитлеру, сообщаю о разговоре с Риббентропом кратко. Пространно повторив свое сообщение Сталину, он добавил, что интересы Германии в восточной и западной Африке; Италии – в северо-восточной Африке; Японии – на юге, а у СССР также на юге – к Персидскому заливу и Аравийскому морю.
Пока я только кратко мог ответить, что мысли Риббентропа весьма интересны, заслуживают обсуждения в Берлине, а затем в Москве… что мне нужно выяснить у него предварительно ряд вопросов в связи с тройственным пактом… а также что я считаю прошлогоднее германо-советское соглашение исчерпанным в ходе событий, за исключением вопроса о Финляндии, но у меня есть и другие вопросы взаимоотношений с Германией, Италией и Японией».
Шифрограмма была принята в 18 часов 20 минут. Сталин ответил в 22 часа 50 минут. Он был кратким: «В твоей шифровке… есть одно неточное выражение насчет исчерпания соглашения с Германией… Следовало бы сказать, что исчерпан протокол к договору о ненападении. А не соглашение. Ибо выражение «исчерпание соглашения» немцы могут понять как исчерпание договора о ненападении. Что, конечно, было бы неправильно. Жду твое сообщение о беседе с Гитлером» [18] .
Обе последовавшие беседы Молотова с Гитлером были продолжительными. Первая встреча состоялась в огромном кабинете нового здания имперской канцелярии. Встречая советского министра, Гитлер встал из-за стола и быстрыми шагами прошел к середине кабинета. Он был в военном кителе без погон, на груди Железный крест, а на рукаве широкая красная повязка с черной свастикой в белом кружке. Из-за больших размеров зала фюрер казался маленьким. Через боковую дверь вошли Риббентроп, советник германского посольства в Москве Хильгер и личный переводчик Гитлера Шмидт. Гитлер пригласил всех к диванам и столу, стоявшим в углу. Он говорил четкими фразами, перемежая их паузами для перевода.
Молотов рассказывал, что по завершении первой встречи, уже когда Гитлер ушел, раздался сигнал воздушной тревоги и министры спустились в бункер. Беседа возобновилась, и Риббентроп снова стал говорить «о разделе сфер мирового влияния. Есть все основания считать, добавил он, что Англия фактически уже разбита». Молотов не удержался и бросил реплику: «Если Англия разбита, то почему мы сидим в этом бомбоубежище?» Позже эта фраза понравилась Черчиллю.
О результатах встреч с Гитлером Молотов доложил на Политбюро 18 ноября: «Беседа началась с длинного монолога… Смысл рассуждений Гитлера сводился к тому, что Англия уже разбита и что ее окончательная капитуляция – дело ближайшего будущего. Скоро, уверял Гитлер, Англия будет уничтожена с воздуха. Затем он сделал краткий обзор военной ситуации, подчеркнув, что Германская империя уже сейчас контролирует всю континентальную Европу. Вместе с итальянскими союзниками германские войска ведут успешные операции в Африке, откуда англичане вскоре будут окончательно вытеснены.
Из всего сказанного, заключил Гитлер, можно сделать вывод, что победа держав «оси» предрешена. Поэтому, продолжал он, настало время подумать об организации мира после победы. В связи с неизбежным крахом Великобритании останется «бесконтрольное наследство», разбросанные по всему земному шару осколки империи, которыми надо распорядиться. Гитлер заверил Молотова, что не может быть и речи о том, что Россию поставили перед свершившимся фактом. Теперь, когда в общих чертах урегулированы отношения между Германией, Францией и Италией, он и счел возможным обратиться к России относительно «первых конкретных шагов в направлении всеобъемлющего сотрудничества».