Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего
Шрифт:
Сталину нужно было подтверждение конкретной даты начала войны, а вместо этого контрразведка подсовывает ему перечни послужной деятельности работников министерства хозяйства и сплетни, ходившие в этом ведомстве. Более того, с «обещанием», что « понятие Советский Союз должно быть стерто с географической карты » и визой Фитина: «Верно…»
Как бы ты поступил, читатель, оказавшись на месте Сталина? …Вот именно он так и сделал… Говорят, хотя это и не подтверждено, что он размашисто, причем не синим, как обычно, а красным карандашом
Конечно, «послать» следовало товарища Фитина, подсунувшего Вождю этот аналитический «шедевр», но Сталин был деликатным человеком и не допускал оскорбления подчиненных. Впрочем, по указанному адресу, пожалуй, можно было бы отослать и авторов, ядовито смакующих этот момент.
Но обратим внимание на более значимые факты. Сталин знал, что перед началом каждой военной кампании Гитлер выдвигал какой-то повод для нападения. При всей своей бесцеремонной наглости немецкий лидер оглядывался на окружающий мир. Он смягчал агрессивность своего вероломства и перед оккупацией Польши провел операцию «инцидент в Глейвице».
В ее ходе немецкие солдаты, переодетые в польскую форму, захватили на германской территории радиостанцию, находившуюся северо-западнее приграничного городка Глейвице. По радио был оглашен текст обращения на польском языке. В это же время отряды Абвера, тоже одетые в польскую форму, совершили нападение на приграничные немецкие посты.
Об этом инциденте писали газеты всего мира. Иностранные корреспонденты имели возможность собственными глазами увидеть «доказательства» нападения поляков. Им предъявили лужи крови и трупы людей, одетых польскую форму. О том, что это были уничтоженные заключенные из лагерей интернирования, стало известно только на Нюрнбергском процессе, из показаний полковника Эрвина фон Лахузена.
Но 1 сентября 1939 года Гитлер обвинил в развязывании войны Польшу. В зале «Кроль-Опера» он произнес знаменитую речь: «Прошедшей ночью польские солдаты учинили стрельбу по нашей территории. До 5 часов 45 минут утра мы отвечали огнем, теперь бомбам мы противопоставляем бомбы…»
Сталин знал о подоплеке этой провокации, и еще 17 июня он дал задание Берии об организации особой группы из числа сотрудников разведки. П. Судоплатов пишет: «Она должна была осуществлять разведывательно-диверсионные акции в случае войны.
…Первым нашим заданием было создание ударной группы из числа опытных диверсантов, способных противостоять любой попытке использовать провокационные инциденты на границе как предлог для начала войны. …Не дать немецким провокаторам возможности провести акции, подобные той, что была организована против Польши в 1939 году, когда они захватили радиостанцию в Глейвице…»
После эмоционального «экспромта» Сталина на кремлевском приеме выпускников военных училищ и факультетов ни у кого из высшего руководства армии уже не было сомнения в неотвратимости войны. Обстановка продолжала накаляться, и Василевский писал, что в июне 1941 года «все работники нашего Оперативного управления
Казалось бы, что шкодливо-молчаливая реакция Берлина на «Заявление ТАСС» не давала оснований для сомнений в определенности «роковой даты». Но это не так. Даже Гитлером она была назначена как ориентировочная. В распоряжении главнокомандующего сухопутными войсками от 10 июня 1941 года указывалось:
«Днем «Д» предлагается считать 22 июня. В 13.00 21 июня в войска будет передан один из следующих сигналов:
а) сигнал «Дортмунд». Он означает, что наступление, как запланировано, начнется 22 июня и можно приступать к открытому выполнению приказов;
б) сигнал «Альтона». Он означает, что наступление переносится на другой срок; но в этом случае придется пойти на полное раскрытие целей сосредоточения немецких войск, так как они уже находятся в полной боевой готовности. …По поручению: Гальдер».
То есть хотя дата наступления уже была вроде бы назначена, но это не являлось окончательным решением. И повторим, что ни одну операцию Гитлер не начал в день, установленный им предварительно. Поэтому все предупреждения разведчиков, на которые ссылаются историки, являлись лишь информацией «для размышления».
Сдвигая даты начала осуществления своих планов, Гитлер выиграл все кампании. Пожалуй, в этом даже можно усмотреть некую мистику. Окончательное решение о сроке нападения на Советский Союз должно было состояться 18 июня, и в этот день переноса срока не последовало…
В этот день в Москву поступило сообщение из Швейцарии: «Директору. Нападение Гитлера на Россию назначено на ближайшие дни». Но когда? И не перенесет ли Гитлер срок в последние часы? Как окажется, не перенесет. Он начнет операцию в установленный срок… и Сталин выиграет войну .
Сталин не удовлетворился этой неопределенной информацией разведки и за четыре дня до нападения немедленно произвел контрольную проверку для установления точности своего понимания ситуации. 18 июня Москва предложила Берлину принять с визитом Молотова. В ответ был дан решительный отказ.
Это свидетельствовало, что война уже вставала во весь свой рост. В этот же день на участке командира 15-го стрелкового корпуса И.И. Федюнинского, входившего в состав 5-й армии М.И. Потапова, «появился немецкий перебежчик-фельдфебель, который показал, что в 4 часа утра 22 июня гитлеровские войска перейдут в наступление на всем протяжении советско-германского фронта» [39] .
Именно этот факт – этого перебежчика, кстати, действительно «немецкого фельдфебеля» – по-мюнхгаузенски ловко Жуков в своих «сочинениях» перенес на 21 июня. Этим подлогом он объяснил причину своего появления в этот «вечер» в кабинете Сталина. На самом деле все было иначе.
Как и положено, о перебежчике Сталину доложили сразу. И его реакцией на поступившую информацию стало то, что за четыре дня до начала войны Генеральный штаб получил санкцию Сталина на объявление в приграничных округах повышенной боевой готовности.