Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего
Шрифт:
И снова импровизация: 29 июля 1940 года он дал указание Йоделю: отложить вторжение в СССР до весны 1941 года , а сначала провести операцию «Морской лев». Позже дата высадки в Британию была перенесена на 21 сентября 1940 года, а затем – на 27 сентября. Но еще накануне, 17 сентября, Гитлер передвинул начало операции на май 1941 года.
За Гитлером не могло уследить даже ближайшее окружение. В ноябре 1940 года Гальдер записал: «Гитлер снова проявляет интерес к операции «Морской лев», то есть к планам десанта в Англии».
Таков был стиль руководителя
Поэтому, зная о шизофренических тенденциях Гитлера, Сталин не мог ориентироваться даже на самые надежные сообщения информаторов и разведчиков о «точной» дате нападения.
Впоследствии Молотов подчеркнул: «Нас упрекают, что не обращали внимания на разведку. Предупреждали. Да. Но если бы мы пошли за разведкой, дали малейший повод, он бы (Гитлер) раньше напал… Разведчики могут толкнуть на такую опасную позицию, что потом не разберешься… Когда я был Предсовнаркома, у меня полдня уходило ежедневно на чтение донесений разведки. Чего там не было, какие только сроки не назывались !
И если бы мы поддались – война могла начаться гораздо раньше… Слишком открыто, так, чтобы немецкая разведка увидела, что мы планируем большие, серьезные меры, производить подготовку было невозможно… Мы делали все, чтобы оттянуть войну, и нам это удалось – на год и девять месяцев …»
Все это так, и лишь простодушным историкам присуща легкость, отбросив множество фактов, ухватиться за очевидное и затем носиться с ним как с писаной торбой. Действительно, предупреждения были. Но время шло, и, несмотря на сообщения различных источников, ни в марте, ни между 15 мая и 15 июня война не началась.
Скажем больше: даже если бы Гитлер лично (!) предупредил Сталина о начале войны с СССР 22 июня – верить этому было нельзя! В этой, до предела накаленной, политически и психологически напряженной ситуации было два выхода. Либо нанести удар первым, либо скрыто, не давая немцам повода для обвинения в подготовке «агрессии» СССР против Германии, провести мобилизацию. Сталин выбрал второе.
И все-таки: кто должен был дать Сталину предельно точную информацию о дате начала войны? Для ответа на этот вопрос нет необходимости гадать на кофейной гуще. Безусловно, что всю объективную и аналитически выверенную информацию, позволявшую Председателю Совнаркома принять политически и стратегически верное решение, должен был предоставить Генеральный штаб.
Накануне войны туда, точнее, в Главное разведывательное управление Генштаба, стекались все сведения, поступавшие как от агентов в Европе, так и от информаторов, находившихся в немецкой зоне по другую сторону советской границы. Здесь собирались сведения об арестованных германских агентах, о фактах нарушения самолетами противника государственной границы, о передвижении немецких частей и штабов и многое, многое другое.
И когда читающая публика развлекалась бестселлером «Кто вы, доктор Зорге?», она играла радужной оберткой конфеты, в которой находилась лишь дешевая жвачка.
Военная разведка приграничных
Именно Генеральный штаб, этот «мозг армии», должен был дать Председателю Совнаркома исчерпывающую информацию и следовавшие из нее выводы. Однако Генеральный штаб «проморгал начало войны».
Но дело не в оценке верности даты нападения. Существо ошибок военных руководителей в самой концепции превентивных мер. И все стратегические просчеты, случившиеся в начале войны, целиком и полностью лежат непосредственно на Жукове.
После публикации «сочинений» маршала долгие годы считалось, что Сталин якобы все же узнал о «точной» дате нападения. Жуков утверждал: «21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель , утверждающий, что немецкие войска выходят в районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.
Я тотчас же доложил И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев.
– Приезжайте с наркомом в Кремль, – сказал И.В. Сталин».
Лукавый автор мемуаров лжет. 21 июня Пуркаев не звонил Жукову о перебежчике и начальник Генштаба не сообщал о нем Сталину. К моменту публикации мемуаров Максима Алексеевича Пуркаева уже не было в живых. Он умер в 1953 году и уже не мог опровергнуть инсинуации маршала.
Поэтому повторим, что упоминаемый выше перебежчик – немецкий фельдфебель перешел границу еще 18 июня. Сразу же был доставлен в Ковель, в штаб командира 15-го стрелкового корпуса полковника Ивана Федюнинского.
На допросе немец сказал полковнику: «Я был пьян, ударил офицера, мне грозит военно-полевой суд и, скорее всего, расстрел. Вынужден был бежать. Через три дня – 22 июня, в 4 часа утра, – наша армия начнет кампанию против России».
Федюнинский доложил об этой информации командующему 5-й армией генерал-майору Михаилу Потапову, тот в свою очередь позвонил командующему округом Кирпоносу. В этот же день, 18 июня, начальник штаба Пуркаев сообщил о ЧП в Наркомат обороны.
Именно эту историю, происшедшую накануне, Жуков и представил в виде побасенки в своих «сочинениях», не сообщив о том, что эта информация была им получена за четыре дня до начала войны.
Но не нужно быть аналитиком, чтобы сообразить, что принять на веру полностью показания «пьяницы» фельдфебеля, которому грозил военно-полевой суд, было нельзя. Так не бывает, чтобы в секретнейшую государственную тайну были посвящены какие-то фельдфебели.
Не то что фельдфебель – кроме Гитлера и высшего военного командования Германии, никто в это время еще не знал точной даты нападения. И все-таки эту информацию приняли во внимание. Именно 18 июня по указанию Сталина Генеральный штаб начал выдвижение войск к границе, а 19-го числа объявил в приграничных округах боевую готовность № 2.