Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего
Шрифт:
Он с большим уважением относился к маршалу. Это выражалось даже в том, что Борис Михайлович был в числе немногих, кого он называл не по фамилии, с прибавлением «советского звания» товарищ, а по имени и отчеству. И хотя в 1942 году Шапошникова сменил на посту руководителя Генштаба более молодой и перспективный Василевский, он не разочаровался в маршале.
Сталин не обольщал себя надеждой, что перелом в ходе войны может произойти сам собой. Он отдавал себе осознанный отчет, что паника, возникавшая в терпящей постоянные поражения армии, может превратить ее в неуправляемую толпу дезертиров. Паническое бегство уже имело место. Он не мог допустить такого развития событий.
12 августа
Обратим внимание, речь не шла о рядовых солдатах, претензии относились к «начсоставу». Вскоре в эти трудные, полные решающего смысла для существования страны дни появился знаменитый Приказ Ставки Верховного главнокомандования № 270 от 16 августа 1941 года «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление оружия врагу».
В этом всколыхнувшем армию историческом приказе сказано: «В нашей освободительной войне с немецко-фашистскими захватчиками части Красной Армии, громадное их большинство, их командиры и комиссары ведут себя безупречно, мужественно, а порой прямо героически… Но мы не можем скрыть и того, что за последнее время имели место несколько позорных фактов сдачи в плен» [66] . В числе проявивших «позорные факты сдачи в плен» назывались генерал-лейтенанты Качалов, Понеделин, генерал-майор Кириллов.
Это была вынужденная, но, безусловно, необходимая мера: она отражала горькую правду войны. В приказе говорилось: «Можно ли терпеть в рядах Красной Армии трусов, дезертирующих к врагу и сдающихся ему в плен, или таких малодушных начальников, которые при первой же заминке на фронте срывают с себя знаки различия и дезертируют в тыл?..
Можно ли считать командирами батальонов или полков таких командиров, которые прячутся в щелях во время боя, не видят поля боя, не наблюдают хода боя на поле…?»
Приказ сурово, но обоснованно требовал: «Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров… командиров батальонов и полков, прячущихся в щелях во время боя и боящихся руководить ходом боя на поле сражения… переводить в рядовые, а при необходимости расстреливать их на месте, выдвигая на их место смелых и мужественных людей…»
То есть речь шла о тех самых «Серпилиных», которых позже вдохновенно воспел хрущевский клеврет писатель Константин Симонов. О командирах-предателях вроде Власова и Лукина, оставшихся «живыми», изменив «мертвым». Видимо, у картавого писателя было свое «подлинное лицо», позволившее ему не понять высокого смысла русского патриотизма.
Но в то, описываемое нами время немецкая кампания тоже изменила свои акценты. Вермахт не стал штурмовать Ленинград. Для этого у Гитлера уже не хватало сил, и свое основное внимание он сосредоточил на южном фланге театра боевых действий. В свете вскрывшихся уже после войны фактов очевидно, что решение Сталина не сдавать Киев было единственно верным в сложившейся ситуации. Трезвый прагматик и прирожденный стратег, Сталин учитывал ситуацию в полном объеме военных, экономических и политических аспектов. Он видел и то, что до сокрушения Киева Гитлер не решится на продолжение наступления по овладению Москвой.
Однако Сталин и Шапошников учитывали «вероятность продвижения немцев в сторону Чернигова,
Примечательно, что приказ о формировании группы армий в Брянске был подписан Сталиным и Шапошниковым в директиве Ставки «О формировании и задачах резерва Главного командования» еще 25 июня. Вечером 14 августа Еременко прибыл в Ставку для получения указаний по новой должности лично от Верховного главнокомандующего. Василевский пишет, что «Еременко держался с большим достоинством, очень находчиво отвечал на все вопросы. Да, сказал он, враг, безусловно, очень силен и сильнее, чем мы ожидали, но бить его, конечно, можно, а порою и не так сложно. Надо лишь уметь это делать».
В состав фронта, передаваемого в подчинение командующему, вошли 13-я армия генерал-майора Петрова, имевшая восемь стрелковых и одну кавалерийскую дивизию, и 50-я армия генерал-майора Голубева. В последнюю входили 8 стрелковых, 1 танковая и две кавалерийских дивизии, а также две бригады воздушно-десантного корпуса. Кроме того, в резерв фронта передавались 3 стрелковые и 1 кавалерийская дивизии.
Характеризуя обстановку, Сталин подчеркнул, что «основная и обязательная задача войск Брянского фронта состоит в том, чтобы не только прикрыть Брянское направление, но во что бы то ни стало своевременно разбить главные силы 2-й танковой группы Гудериана».
Выслушав Сталина, Еременко очень уверенно заявил, что «в ближайшие дни, безусловно», разгромит Гудериана. Эта уверенность понравилась Верховному. «Вот тот человек, который нам нужен в этих сложных условиях», – бросил он вслед выходившему из кабинета Еременко».
Резервный фронт под командованием Жукова начал наступление 17 августа. Однако ни Тимошенко, ни Жуков не смогли обеспечить разгром германской группировки на Центральном направлении. Правда, и немцы, предпринявшие очередное наступление с 8 по 21 августа, тоже не добились результата на этом участке фронта. Зато они развили успех на другом фланге. 17 августа немецкие войска заняли Николаев, и 1-я танковая группа Клейста начала действия с целью уничтожения советских частей в излучине Днепра. 19 августа противник занял Гомель, находившийся на стыке групп армий «Юг» и «Центр».
В этот же день, когда на юге решалась судьба Киева, Сталин пригласил наркома Шахурина, главкома ВВС Жигарева, его заместителя Петрова, конструкторов Ильюшина и Яковлева. Сталин, вспоминает А. Яковлев, «встретил нас посреди комнаты и, прежде чем объяснить, зачем вызвал, обратился к Ильюшину:
– На ваших самолетах хорошо воюют. Известно ли вам об этом? Военные особенно хвалят штурмовик Ил-2. Какую вам дали премию за Ил-2 (речь шла о первых Сталинских премиях, которые присуждались с марта 1941 года)?
Ильюшин ответил, что получил премию второй степени и очень благодарен правительству за это.
– Чего же благодарны? – удивился Сталин. – За эту машину вы заслуживаете премии первой степени. – Обращаясь к наркому, он сказал: «Нужно дать Ильюшину премию первой степени».
Сталин ценил талантливых людей и всячески стремился поощрить их, но превосходная оценка им «илов» служила для Ильюшина большей наградой, чем премия.
Конечно, Сталин вызвал работников не для чествования. Речь шла о срочной эвакуации заводов из европейской части страны и скорейшем восстановлении производства боевых самолетов на востоке. Уже в конце встречи, когда собеседники «выразили недоумение, почему наши войска отступают», он пояснил: