Великая война. Тайна рождения ХХ века
Шрифт:
Итак, Версаль был пиром победителей, которые кромсали Миттельойропу с тем, чтобы она никогда не стала конкурентом победителям в мировой политике и мировой экономике. Австро-Венгрию расчленили так, что сырьевые области и промышленно развитые области оказались разделены государственными границами. И, как знать, возможно не так уж и далеки от истины те, кто считает: если бы Австро-Венгрия сохранилась, Гитлер едва ли пришёл бы к власти в Германии. Но лимитрофы нужны были британцам, чтобы физически отрезать Германию от России и тем самым не допустить их контактного союза. Ну а Гитлер понадобится тогда, когда станет ясно: сталинская команда похоронила проект «мировая революция» и будет строить социалистическое государство, красную империю. Теперь британцам нужна была новая мировая война, а следовательно, Гитлер, которого они должны были натравить на СССР.
Что касается Германии, то Версаль
XVI
В 1994 г. пятидесятилетняя глобальная Холодная война окончилась (черта — вывод эрэфских войск из Германии) поражением исторической России. Сначала капитулировал горбачёвский СССР, а потом ельцинская Россия. Да-да, СССР уже не существовал, и потерпевшей поражение назначили РФ, которая — в лице ельцинского руководства — как бы даже посоучаствовала в победе Запада над прекратившим в одностороннем порядке в 1987/89 гг. Холодную войну СССР. Исторический круг замкнулся: «короткий XX век» — век Большой войны, состоящей из двух «горячих» мировых и одной глобальной (Холодной), военный век — окончился. Его абсолютным и неоспоримым победителем кажутся США — как в 1919-1929 гг. таким победителем Первой мировой войны казалась (ах, как опасно такое впечатление, как правило, оно — индикатор близкого неблагополучия, потрясений и тревог: «много, много непокоя принесёт оно с собою») Британия, морская держава, впервые всерьёз участвовавшая в войне как сухопутная, континентальная, т.е. влезшая по сути не в свою сферу — и перенапрягшаяся именно тогда, когда её гегемония на самом деле уже шла на спад.
Сегодня послемальтийские США всё больше напоминают послеверсальскую Великобританию — та же уверенность в могуществе, потому что повержен главный противник (но то был противник ушедшей эпохи!), то же стремление американцев влезать в те зоны, которые традиционно лежат вне их реальных возможностей, — Каспийский регион, Центральная Азия, центр Евразии, Heartland, сегодня — Украина. И это при том, что ресурсов для поддержания присутствия в этой турбулентной зоне будет всё меньше; та же ситуация преддверия экономического кризиса, который, в отличие от кризиса 1929-1933 гг., будет не структурным, а системным и превзойдёт его по масштабу и последствиям.
Закончился XX век, советские/российские войска покинули Миттельойропу, СССР распался, как в 1917-1918 гг. Россия; рухнул ялтинский мир, а пришедший ему на смену мальтийский оказался очень похож на версальский. Центр Европы занят мелкими, экономически слабыми и нестабильными государствами, правда, не с полицейскими, авторитарными или фашистскими режимами, а формально «демократическими», но, несмотря на евросоюзовскую риторику, эти режимы на самом деле весьма чтят национализм, а в случае с «балтийскими карликами» — нацизм. Да и сам Евросоюз есть результат политического заката Европы, активной начальной фазой которого стала Великая война. Конец Холодной войны стал его финалом — с крушением СССР Европа закатилась полностью: советская Европа кончилась, а несоветская утратила возможность играть на советско-американских противоречиях. Евросоюз — это большой протекторат США, как бы ни пыжились европейцы. В 1918 и 1989/94 гг. кончились «большие» войны, и тут же начались в режиме non stop войны малые: в 1990-е гг. — Югославия, в 2000-е — Ирак, Ливия, в 2010-е — Сирия и Украина. После и в результате глобальной Холодной войны Германия и Япония мирным экономическим путём во многом добились того, к чему стремились путём военным в 1914-1945 гг. Рухнул СССР, и мир словно вернулся не то в 1917 г., не то в 1914 г. — мир эпохи передела и водораздела. Теперь, как и тогда — именем демократических ценностей.
1990-2000-е годы удивительно похожи одновременно на предвоенные 1900-е и на послевоенные «версальские» 1920-е, особенно на последние. Парадокс, но последние два десятилетия лет мы живем будто бы во втором издании (разумеется, с поправками на эпоху глобализации и НТР — полных повторений не бывает) версальской системы. И именно поэтому история и опыт Великой войны, того, что ей предшествовало и что пришло вслед, очень важны. Это такое прошлое, которое оборачивается актуальным настоящим и, как знать, будущим. В известном смысле 1914 и 1918 гг. значительно ближе к нам, чем даже 1939/41 и 1945 гг., хотя и эти годы недалеки. И следует предупредиться об этом, ибо кто предупреждён, тот вооружён.
XVII
В советское время Первую мировую вспоминали нечасто, главным образом в связи с революциями 1917 г., Февральской и Октябрьской — как фактор, их ускоривший. Вспоминали также в качестве примера поражения царизма. И это не во всём справедливо: русский воин и в той войне демонстрировал и героизм, и отвагу, и жертвенность. Другое дело, что всё это приносилось на алтарь главным образом чужих интересов: Россия Николая II таскала каштаны из огня для британцев и французов, спасая их, точнее, спасая британские и французские капиталы и их хозяев. Ну а хозяева «отблагодарили» николаевский режим сполна в феврале 1917 г., а самого Николая и его семью позже: его двоюродный брат, британский король отказался принять и тем спасти бывшего русского царя — «пропадай-погибай, именинница!». Сегодня отношение к участию и роли Российской империи в Первой мировой у нас меняется — нам даже в этой войне есть чем гордиться. Именно русский солдат своими действиями прежде всего в кампании 1914 г., а также в других кампаниях не позволил немцу одержать победу в войне, он эту победу подсёк уже в первый месяц войны.
В то же время создаётся впечатление, что повышенным вниманием к Первой мировой, её героизацией пытаются если не оттеснить, то затенить победу СССР во Второй мировой — в Великой Отечественной войне. Действительно, уже сейчас ясно, что одной из линий «игры на понижение» оценки роли и значения Великой Отечественной войны может стать противопоставление ей Первой мировой войны как «первой германской» — «второй германской». Первые симптомы такого противопоставления уже появляются.
Две войны — две германских, две мировых. Они сыграли огромную роль в истории. А в их истории огромную, решающую роль сыграла Россия, как бы она ни называлась. В этом году отмечают столетие начала Первой мировой войны, и о ней много пишут, в том числе и у нас. Вспоминают героев этой войны, ход боевых действий, эпоху. Восстанавливается историческая память, и это, конечно же, хорошо. Нехорошо другое: уже сейчас видно, что намечается тенденция противопоставления Первой мировой — Великой Отечественной. Оно развивается в контексте противопоставления Российской империи как чего-то положительного Советскому Союзу как чему-то отрицательному.
Сегодня можно с уверенностью сказать: попытка героизации белого движения, использования «поручиков Голицыных и корнетов Оболенских» в качестве оргоружия против красного периода нашей истории провалилась. Более чем вероятно, что под лозунгами восстановления «исторической справедливости» о Первой мировой будет предпринята попытка использовать её в качестве антисоветского оргоружия, как минимум уравняв её по историческому значению с Великой Отечественной.
И это будет ложь. Для России, русских и мировой истории значение двух этих войн несопоставимо.
В 1914 г. Вильгельм II и немцы не ставили, в отличие от Гитлера, задачу стирания русских из истории — физического уничтожения одной половины русских и культурно-психологического (т.е. оскотинивания) — другой. Ставки в Великой Отечественной были неизмеримо и несравнимо выше, чем в 1914 г. — быть или не быть России и русским вообще, и уже поэтому ни о каком уравнивании двух войн речи быть не может, при всём уважении к памяти русских, павших в Первой мировой. Я уже не говорю о том, что геройствовал и погибал русский солдат на полях Первой мировой не столько за русский интерес, сколько за кошельки англо-американских и французских банкиров, у которых самодержавие Николая II было почти по уши в долгах. Это — во-первых.