Великие адмиралы

Свитмэн Д.

Так как Дьюи приказал перерезать телеграфный кабель Манила — Гонконг, чтобы лишить испанцев связи, сообщение о его победе было получено в Соединенных Штатах лишь 7 мая. Американский народ охватил невиданный патриотический подъем, Дьюи и его матросы вмиг стали национальными героями. Детей называли «Дьюи», немедленно появились шляпы Дьюи, трости, ложки, пресс-папье. Жевательная резинка, названная «Жвачкой Дьюи», заполнила все магазины. 16 мая конгресс присвоил Дьюи звание контр-адмирала, для чего специальным законом количество этих званий было увеличено с 6 до 7. Через 10 месяцев ему присвоили звание адмирала флота, которого до Дьюи и после него не имел ни один американский моряк. Ему предоставили возможность либо оставаться на службе до самой смерти, либо уйти в отставку с сохранением жалования в полном размере.

На Филиппинах у Дьюи не было времени

праздновать. Хотя эскадра Монтохо была уничтожена, испанцы еще удерживали Манилу. Дьюи мог захватить город, однако он сообщил в Вашингтон, что ему нужны подкрепления, чтобы удержать захваченное. 2 мая он перевел эскадру на укрытую якорную стоянку в Кавите, вне пределов досягаемости орудий Манилы, и там оставался до конца кампании.

В середине июня Вашингтон сообщил ему, что флот под командованием контр-адмирала Мануэля де ла Камара вышел из Испании на Дальний Восток. По крайней мере на бумаге его силы превосходили эскадру Дьюи, но вскоре эта опасность развеялась. В июле американская Северо-Атлантическая эскадра в бою у Сантьяго уничтожила крейсерскую эскадру, посланную испанцами в Карибское море. Флот Камары был отозван для защиты берегов Испании от возможного нападения американцев.

Но тут проблемой для Дьюи стали немцы. Надеясь отхватить кусок оставшихся бесхозными Филиппин, Германия направила эскадру вице-адмирала Отто фон Дидерихса в Манилу. С мая по август более сильная германская эскадра нарушала международные обычаи, заходя в блокированные порты. Дьюи был взбешен, и один корреспондент даже застал его за подготовкой плана сражения с немцами.

В июне и июле прибыли 6000 американских солдат для оккупации Манилы. Теперь Дьюи имел достаточно сил, чтобы стать командиром настоящего блокадного соединения. Он довольно резко заявил немцам: «Если Германия хочет войны, что ж, мы готовы». Так как в Маниле не было кораблей других держав, которые могли бы поддержать фон Дидерихса, германский адмирал согласился на компромисс, который ослабил напряжение.

Однако в любом случае эскадра Дьюи уже не играла никакой роли в Маниле после того, как 13 августа 1898 года американские войска заняли город. Он оставался там, пока тянулись мирные переговоры, и лишь 20 мая 1899 года, через 1 год и 20 дней после прибытия на Филиппины, измученный Дьюи покинул Манилу. Он сказал репортеру: «Мне жаль уходить. Но я больше не могу стоять на страже и нести груз ответственности».

В Нью-Йорке величайшего героя Америки ждал фантастический прием. На салюты в честь Дьюи было израсходовано больше пороха, чем сам он истратил в Манильской бухте. Городские газеты собрали 70000 серебряных монеток от школьников, чтобы отлить огромный кубок. Появились сотни поэм, увековечивших деяния адмирала. Празднования завершились 30 сентября колоссальным парадом на Пятой авеню, в котором участвовали 35000 человек во главе с президентом МакКинли. Места у окон, через которые можно было посмотреть на парад, продавались за огромные по тем временам деньги — по 500 долларов.

Дьюи не нравилась шумиха, поднятая вокруг него. Он написал сыну, что собирается «избегать всего, что только возможно». Но был и один приятный эпизод. Сойдя на берег с борта «Олимпии» в Нью-Йорке, Дьюи в толпе увидел многих своих родных. Тогда он повернулся к корреспонденту Фредерику Палмеру и радостно сказал: «Теперь я думаю, они признают, что Джордж приобрел кое-какой вес».

Популярность Дьюи пошла на убыль, когда 9 ноября 1899 года он женился на Милдред МакЛин Хазен — вдове одного из видных вашингтонских деятелей. Идол публики стал как-то немного приземленнее, и популярный хроникер тех времен написал: «Казалось, что американский народ выбрал сам себя в качестве жены адмиралу Дьюи и теперь считал адмирала двоеженцем».

Разочарование публики усилилось, когда газетчики выяснили, что прекрасный дом в Вашингтоне, приобретенный адмиралу по общественной подписке, был им подарен своей новой жене. Но Дьюи только хотел, чтобы его сын получил этот дом после его смерти, однако местные законы требовали, чтобы сначала дом перешел к жене. К тому времени, когда все разъяснилось, облик Дьюи еще больше потускнел.

Примерно в это время начались разговоры о том, что Дьюи будет баллотироваться в президенты в 1900 году. Если бы собрание выборщиков состоялось сразу после его возвращения с Филиппин, кандидатура адмирала встретила бы всеобщее одобрение. Но сейчас дела обстояли совсем иначе. Дьюи нажил новых врагов, когда 3 апреля 1900 года сказал репортеру: «Я убежден, что обязанности президента не так уж трудно исполнять. Его главная задача — выполнять законы конгресса». На Дьюи обрушился шквал критики. Корреспондент назвал его заявление «одним из самых наивных высказываний, когда-либо сделанных человеком, хотя бы немного сталкивавшимся с американской политической системой». Поэтому Дьюи не оставалось ничего иного, как дать задний ход. 6 мая он заявил, что не собирается баллотироваться в президенты. Недолгая политическая карьера Дьюи с треском окончилась.

Остаток жизни Дьюи посвятил тому, что знал лучше всего — командованию флотом. Исключая недолгий выход в море во время Венесуэльского кризиса в 1902 — 03 годах, служба Дьюи проходила на берегу. 13 марта 1900 года он стал первым президентом Генерального Совета ВМФ. Эта организация была создана для подготовки военных планов в мирное время и оказывала серьезное влияние на морскую политику. Имя и слава адмирала придали вес его должности.

В 1913 году здоровье Дьюи ухудшилось, с ним случился удар. Хотя Дьюи оправился, но не до конца. 11 января 1917 года страшные боли в плече и спине сразили адмирала. 16 января в бреду он обратился с молитвой к своему отцу: «Я надеюсь, отец, что ты думаешь, что я сделал все хорошо. Я надеюсь, что ты гордишься мною, отец». В 17.36 адмирал Дьюи скончался.

Тело Дьюи было выставлено для прощания в Капитолии — такой чести удостаивались очень немногие. На его мундире была приколота лишь одна награда — первая медаль за кампанию, введенная американским конгрессом. На ней был изображен артиллерист у орудия, а вокруг шла простая надпись: «В память победы в Манильской бухте».

13. Хейхатиро Того

Японский Нельсон

(1848–1934)

_{Эдвард Стюарт Кирби}

Адмирал Хейхатиро Того сыграл огромную роль в превращении отсталой феодальной Японии в современную морскую державу. Его почитают в собственной стране и уважают во всем остальном мире за высокий профессионализм, целеустремленность и благородство. Очень часто его называют «японским Нельсоном». Это сравнение весьма почетно, однако его следует заслужить. Эти два человека принадлежали совершенно разным эпохам. Нельсон жил во времена парусного флота, «деревянных стен Доброй Старой Англии» и «сердец из дуба». Того жил в эпоху пара и стали, промышленной революции, которая превратила Японию в ведущую дальневосточную державу. Именно в ходе этой борьбы Того прославился, выиграв первую крупную морскую войну современной эпохи. Обстоятельства, в которых приходилось действовать двум флотоводцам, были совершенно различными, и по-разному они вели свои кампании.

Так же различны были и их характеры — исключая высокие профессиональные качества обоих и этические стандарты. [43] Конечно, Того во многом напоминал Нельсона в области стратегии и организации. Но фигура Нельсона сегодня овеяна романтикой, для современного романиста или киносценариста это красочный, живой, бунтарский характер. Того, наоборот, человек уравновешенный, конформист не только в личной, но и в политической жизни, в своей служебной деятельности, образцовый семьянин. Он был воплощением основательности, морской волк лишь в отношении волчьей хватки. Он всегда вовремя завершал тренировки, внимательно следил за техническими и прочими новинками, находил способ использовать их наилучшим образом. Того умел собрать вокруг себя умных людей и умел правильно использовать их способности. Он также был рыцарственным и гуманным человеком, которого любили подчиненные и весь народ. Наконец, следует напомнить, что определение Того как «японского Нельсона» принадлежит англичанам, а не японцам. Вместо этого японский учебник европейской истории будет рассказывать, что Нельсон был «английским Того».

43

Вот в этом можно крепко усомниться. Того был средневековым самураем, оседлавшим огромный броненосец. И он разделял все дикие для европейца взгляды, нравы и этические нормы самураев. Эта пропасть со временем лишь углублялась. Вспомните японских офицеров Второй Мировой войны, которые бежали в атаку на танки и пулеметы, размахивая фамильными катанами. Это вам даже не польские уланы… Вы можете себе представить фельдмаршала Манштейна, указующего путь своим танкам прадедовским Richtschwert’ом? Прим. пер