Великие и ценные вещи
Шрифт:
«Тогда ты ошибаешься. Ты ни за что на свете не захочешь этого», - огрызнулся он и жестом показал между нами.
«Потому что ты не хочешь? Мне можно хотеть только то, что хочешь ты?»
Я обхватила руками свое тело, внезапно похолодев. Как будто тепло, исходившее от моей кожи, просто исчезло, оставив меня холодной и пустой.
«Не хочу? Ты что, издеваешься надо мной? Думаешь, все это имеет отношение к тому, чего я хочу?»
Он покачал головой.
«Не имеет?»
Я облокотилась на стол, слегка сморщившись. Речь шла о том, чего я хочу. Я не хотела давать ему возможность
Нет, он хотел меня. Любой идиот мог это заметить. Спортивные штаны не очень-то помогали в маскировке.
«Нет, черт возьми. Уиллоу, я потерял всякое право голоса, всякое право даже...»
Его пальцы вцепились в волосы, и он сделал самый длинный вдох, который я когда-либо слышала. Затем он опустил их по бокам, и прическа встала дыбом.
Я вздохнула, когда он это сделал.
«Я выбрал отряд Салливана», - наконец сказал он, выговаривая слова.
«Их было двое, и я выбрал его.»
«Но ты не знал, что это его отряд. Выбор ничего не меняет.»
В его глазах промелькнула та же решимость, которую я видела раньше, но на этот раз это было предупреждение.
«Я привез его домой в гробу. Я был с ним, когда он истекал кровью.»
«Не надо», - прошептала я.
Холод менялся, становился прожорливым и оцепеняющим. Этот холод зарождался в пальцах ног и поднимался волнами, питаясь моей радостью, моим желанием, даже глупой тоской, а затем замораживал их и превращал пустоту.
«Ты должна знать.»
Боль сквозила в каждом слове, сырая и горькая.
«Одно дело - думать, что ты меня прощаешь, но ты должна знать, как он выглядел в моих руках. Как я пытался остановить кровотечение, но он был ранен в шею. У него была повреждена яремная вена. Я даже не видел, куда делась вся кровь. Врач приехал, но, блядь, недостаточно быстро.»
Я была не в состоянии думать. Я была лишена всего, даже мыслей, пока он рассказывал историю, о которой мне никогда не говорили. Я никогда не считала себя достаточно сильной для подробностей.
«Я сорвал с него шлем, и Васкес - один из моих парней, попытался заткнуть дыру в его шее. Но волосы Салли... они не выглядели такими светлыми, как раньше. Они были темнее, ближе к моим, и я помню, как подумал, что это неправильно. Он должен был быть хорошим, как Ксандер. Он не мог превратиться в меня. Глупо, верно? Потому что он превращался в ничто прямо на моих глазах, а я мог только сидеть, положив его голову себе на колени.»
Мои губы начали дрожать.
«Я знал, что он умирает. Было так много крови. Они не смогли бы эвакуировать его достаточно быстро, пока нас атаковали. Я взял на себя давление на рану и сказал Васкесу, чтобы он открыл огонь с позиции Салливана. И я сказал Салли: «Ты должен жить. Ты должен. Уиллоу ждет. Папа ждет. Ты должен держаться.» Я знал, что это сделает с папой. С Ксандером... с тобой.»
Я проглотила хныканье, которое вырвалось без разрешения, и слезы навернулись мне на глаза.
«И...»
Он отвел взгляд, его лицо исказилось от ярости, горя и сдержанности.
«Скажи мне», - умоляла я шепотом.
«Достаточно. Ты не хочешь...»
Он покачал головой.
«Скажи мне!», -
«Не смей ничего утаивать или скрывать от меня. Я заслуживаю знать!»
Его глаза закрылись на вдохе. Два. Три. Затем они открылись и уставились на мои.
«Ему было трудно говорить. Его дыхательные пути... Это было трудно. А когда он заговорил, между этими ужасными, задыхающимися вдохами, он сказал: «Кэм. Это действительно ты. Отвези меня домой. Он умолял меня отвезти его домой! А мы сидели там, на грязном боевом посту, о котором я даже не знал. Я не знал, что эта территория принадлежала ему, посреди гребаной перестрелки, в которую я его послал, и я ни черта не мог сделать, чтобы спасти своего младшего брата. И когда...»
Кэм втянул воздух и ухватился за спинку кухонного стула, словно она могла его удержать.
«Когда он уходил, он звал маму, как будто видел ее или что-то в этом роде. Его пульс перестал биться о мои пальцы, а голубые глаза... зрачки... Он просто ушел. Это длилось минуты две, не больше. Я сидел и держал его, как в тот раз, когда он сорвался с последнего спуска в ущелье и повредил спину, когда мы были детьми. Помнишь?»
«Помню», - прошептала я.
Нам было девять. Салливан не послушался и побежал вперед. Кэму было одиннадцать, и он был виноват. Отец наказал его, когда мы вернули домой Салливана.
«Я был весь в его крови, держался за эту оболочку, которая когда-то была Салливаном, такой злой, пустой и даже завистливый. Я хотел, чтобы это был я.»
«Кэм, нет.»
Я заставила свои ноги слушаться и сделала шаг, но он отступил еще дальше.
«Я молил Бога позволить мне поменяться с ним местами. Взять меня вместо Салливана, но ты же знаешь, Он не хотел иметь со мной ничего общего. Салли был хорошим, добрым и упрямым, в нем не было ни одной злой мысли. Он заслуживал жизни.»
По лицу Кэма скатилась слеза, исчезнув в бороде, и я сомневалась, что он ее почувствовал.
«Он заслуживал.»
Я кивнула.
«Он заслуживал жизни, и он был именно таким и даже больше. Но, Кэм, ты тоже заслужил жизнь.»
«Нет!», - закричал он, раскидывая руки. «Не так, как он. Не тогда, когда у него были все, к кому он мог вернуться домой.»
«Как и у тебя!»
«Ты правда думаешь, что кто-нибудь посмотрел бы на Салливана в день моих похорон и сказал бы ему, что это он должен был быть в том гробу?»
Его глаза сузились.
«Твой отец не имел права так говорить.»
Я покачала головой. Кончики пальцев болели от желания притянуть Кэма поближе. Вернуться в тот день и встать рядом с ним, а не напротив него. Сказать то, что я хотела, а не то, что должна была.
«У него было полное право. Салливан был мертв. Я должен был спасти его. Я должен был отправить другой отряд удерживать периметр. Я должен был сам занять его место. Я понял, для какой боевой вылазки нас вызвали. Я должен был крепче зажать его рану. Пусть бы ему немедленно сделали переливание крови. Я должен был прострелить ему ногу, как только он решил пойти на службу. Есть миллион вещей, которые я мог бы сделать, и миллион вещей, которые я сделал, благодаря которым, я с лихвой заслужили тот сосновый гроб, в котором мы его похоронили.»