Великие пророчества о России
Шрифт:
8 октября в Ливадию приехала греческая королева Ольга Константиновна и ее мать великая княгиня Александра Иосифовна, которая и привезла с собой кронштадтского пастыря. На военном корабле прибыли они в Ялту, и отец Иоанн сразу же отправился в малую церковь при дворце служить заздравную литургию. Весть о пребывании в Крыму отца Иоанна мгновенно распространилась по всей округе, и дом, где он жил, стал осаждать народ. Толпа начинала собираться с трех часов ночи и дежурила до шести, когда батюшка появлялся в подъезде. Первыми подходили к нему русские, последними — инородцы и смиренно преклоняли головы.
Здесь
10 октября император встретился с отцом Иоанном. «Я был позван в 11 часов утра, — записал батюшка. — Идучи к Высокому Больному, я думал: как бы мне лучше, сердечнее приветствовать царя, тяжко больного? А незадолго пред этим я читал Послание св. апостола Павла к ученику его Тимофею, и в нем особенно мне показались пригодными в моем положении для первого привета царю слова, выражающие величие Господа — Царя царей, от Которого все цари получают свою державу и власть над народами. Я и запомнил эти слова. Вхожу в кабинет Его Величества. Государь встретил меня стоя, в шинели, хотя сильный отек в ногах не позволял ему стоять. Я приветствовал его… Затем он перешел в другую комнату, пригласил меня помолиться с ним и стал на колена. Я прочел три молитвы. Его Величество молился с чувством, склонив голову и углубившись в себя. Когда я кончил, он встал, поблагодарил меня и просил впредь молиться».
После этого посещения Александру III стало настолько лучше, что начали надеяться если не на полное выздоровление, то на улучшение, которое позволило бы больному прожить при строгом соблюдении советов врачей еще годы.
И все же могучий, почти двухметровый великан угасал «Я не считал свою миссию выполненной, доколе сам не причащу Высокого Больного…» — писал отец Иоанн. В день памяти о чудесном спасении императорской семьи, 17 октября, он причастил императора — второй раз за время болезни.
18 октября началось резкое ухудшение самочувствия, хотя государь не жаловался и не терял самообладания, зная, что умирает.
В роковой день 20 октября положение больного резко ухудшилось. Он пожелал встретиться с отцом Иоанном. «Я поспешил явиться, — записал батюшка, — тотчас по совершении литургии и оставался в Высочайшем присутствии до самой блаженной кончины Государя. По желанию Государыни Императрицы я прочитал молитву об исцелении болящего и помазал его елеем из лампады от чтимой чудотворной иконы, доставленной усердствующими чрез одного из ялтинских священников».
20 октября 1894 года в четыре часа пополудни на площади перед Малой церковью Ливадии протопресвитер Янышев прочитал Высочайший Манифест, в котором император Николай II возвестил народу своему о кончине царя Миротворца и о вступлении своем на прародительский престол. Потом он привел к присяге на служение новому государю России особ царской фамилии, чины двора и войска. Началась недолгая, двадцатидвухлетняя эпоха последнего российского императора Николая II, которого его отец Александр III в своих заветах предупреждал: «Помни, у России нет друзей. Нашей огромности боятся».
Многие политики и ученые прошлого и настоящего видели в самодержавии оплот единства и могущества России. Об этом писал и святой отец Иоанн Кронштадтский: «Да, чрез посредство державных лиц Господь блюдет благо царств земных и особенно благо мира Церкви Своей, не допуская безбожным учениям, ересям и расколам обуревать ее. И величайший злодей мира, который явится в последнее время, антихрист, не может появиться среди нас по причине самодержавной власти, сдерживающей бесчинное шатание и нелепое учение безбожников».
Множилось число внешних врагов самодержавной России, однако самый главный враг таился в душе народа. О нем пророчествовали все святые XIX века: преподобный Серафим Саровский, святители Филарет (Дроздов), Игнатий (Брянчанинов), Феофан (Затворник). Емко и образно сказал об этом замечательный русский писатель М. М. Пришвин. В своем дневнике (21 февраля 1918 г.) он пишет о расстреле 27 октября (3 ноября ст. ст., еще до октябрьского переворота) Московского Кремля. «В чем же оказалась наша самая большая беда? Конечно, в поругании святынь народных: не важно, что снаряд сделал дыру в Успенском соборе, — это легко заделать. А беда в том духе, который направил пушку на Успенский собор. Раз он посягнул на это, ему ничего не стоит посягнуть и на личность человеческую».
Десятью годами раньше отец Иоанн Кронштадтский писал: «А теперь исчезла правда, и повсюду неправда, и в печати, и в жизни… Чего ожидать впереди, если будет продолжаться такое безверие, такая испорченность нравов, такое безначалие? Снова ли приходить на землю Христу? Снова ли распинаться и умирать за нас? Нет, полно глумиться над Богом, полно попирать Его святые законы!»
Речь идет все о том же духе антихриста, который уже поразил русский народ, и наказание за это неминуемо приближалось в виде Октябрьской революции.
«Незадолго до блаженной кончины отца Иоанна он часто любил служить обедню в подворье Леушинского монастыря, — вспоминал И. К. Сурский. — Мы с женой постоянно посещали эти службы, и многократно отец Иоанн в проповедях своих грозно пророчествовал и громогласно взывал:
— Кайтесь, кайтесь, приближается ужасное время, столь ужасное, что вы и представить себе не можете!
Он не говорил, а кричал, поднимая руки кверху. Впечатление было потрясающее, ужас овладевал присутствующими, и в храме раздавались плач и рыдания. Мы с женой недоумевали, что же это будет: война, землетрясение, наводнение? Однако, по силе слов пророка, мы понимали, что будет много ужаснее, и высказывали предположение, что перевернется ось земная…
Теперь же все, конечно, понимают, про какое время говорил отец Иоанн».
Еще одно свидетельство от 1934 года белоэмигранта П. М.
«В 1900–1903 годах учился я в Ораниенбауме в Офицерской стрелковой школе, куда часто приезжал покойный протоиерей Иоанн Кронштадтский, который говорил, что уже близко время, что разделится народ на партии, восстанет брат на брата, сын на отца и отец на сына и прольется много крови на русской земле. Часть русского народа будет изгнана из пределов России, изгнанники вернутся в свои родные края, но не так скоро, своих мест не узнают и не будут знать, где их родные похоронены. Я покойному протоиерею не верил. Но теперь вспоминаю его слова».