Великие пророчества. 100 предсказаний, изменивших ход истории
Шрифт:
Смотреть новое жилье пришли втроем: Василий, Саша и Евгения Ивановна. Отомкнули запертую дверь и остановились на пороге. «Не нравится мне тут! – проговорила Колосова-старшая. – Затхло как-то и сумеречно». – «Давно не жил никто, – ответил Василий. – Это ведь бывшая квартира танцовщицы Телешовой». Колосова залюбопытствовала: «И почему после Телешовой никто тут не жил? Говори, Василий, мы ведь с дочкой в собственном доме живем, ваших казенных сплетен не знаем».
Пришлось Василию рассказать, что несколько лет назад жила в этой квартире балерина Екатерина Телешова. Была она вздорна и капризна, ничуть не талантливее других танцовщиц, да вот закрутила роман с самим генерал-губернатором,
Было пасмурно. Падал мелкий снежок. Братья Каратыгины – старший Василий и младший Петр – видели из замерзшего окна, как всесильный граф Милорадович спешил пожелать доброго утра своей капризной пассии. Весь «сценический дом» еще только лениво просыпался – репетиции на сегодня были отменены, ведь ожидалось торжественное событие – присяга на верность новому императору Николаю I. Накануне друзья Каратыгиных – Одоевский, Якубович, Бестужев – говорили, что многие не хотят присягать Николаю после смерти Александра I, что возможны волнения. Но, судя по частному посещению Милорадовича, все было спокойно. Вдруг во двор въехал жандарм и побежал наверх к Телешовой. Через минуту выбежал Милорадович, торопливо сел в карету, и она рванула с места. Василий Каратыгин тогда выскочил в коридор и услышал обиженные вопли Телешовой: «И зачем я сюда переехала? На Офицерской он у меня днями сиживал, а тут полчаса не побыл. Ничего, вернется!»
Он не вернулся. Через несколько часов граф Милорадович был смертельно ранен декабристом Каховским.
Телешова прорыдала всю ночь. Соседи, забыв, как она строила им пакости и выживала из театра, сидели с ней. Под утро, затихнув, она прошептала: «А еще говорил – хорошая квартира! Да будь она проклята!»
Услышав такую историю, Саша изумленно заахала: «И ты предлагаешь нам жить в такой квартире?!»
Василий вздохнул: «Другой-то ведь никто не даст! Да и ремонт тут давно сделали». – «А нехороший дух остался!» – ежась, прошептала Саша.
И тогда ее мать решительно произнесла: «Я вообще всегда думала – нельзя жить в театральном доме. Вся жизнь на виду. Погляды, сплетни. А что у вас по молодости денег на собственное жилье нет, так я вот что скажу: пусть Вася к нам переезжает. Негоже жить в такой нехорошей квартире!»
Ну а у Пети Каратыгина свои дела – своя любовь наметилась. Теперь каждый день Петя приходит во флигель театрального дома. Еще недавно тут был кусочек коридора и чуланчик. Потом их отгородили от общего коридора и поселили новую жиличку – юную актрису Любовь Дюрову. Веселая хохотушка быстро покорила не только зрителей, но и коллег-актеров. А уж Петя, часто игравший в паре с Любой, глаз с нее не сводил. Чуть не каждый день зазывал к себе – познакомил с родителями, разучивал вместе роли. Вот и сейчас явился с радостной вестью: «Любушка! Брат Василий женится на Саше Колосовой!» Только вот Люба вмиг побелела. Села на стул, пальцы сцепила.
«Что с тобой? – испугался Петр. – Почему ты не рада?» А Люба в слезы: «Я думала… Мы с тобой поженимся…» Петр от счастья аж задохнулся: «Конечно! Хоть завтра!» – «И не завтра и никогда! – выдохнула Люба. – Евгения Ивановна Колосова – моя родная тетя, а Саша – двоюродная сестра. Если она выходит за твоего брата, ты становишься моим братом. Тогда мы не сможем пожениться без специального разрешения церковного Синода. А он вряд ли его даст, тем более нам – актерам!»
Вот так счастье одного брата обернулось несчастьем другого. Напрасно Василий хлопотал через театр, напрасно Петр ходил по кабинетам канцелярии
Влюбленные совершенно отчаялись. Казалось, будто непреодолимая бездна разлучает их навеки. Но нашелся-таки знакомый с судьбоносной фамилией Богомолов. Он помог хорошенько подмазать секретаря канцелярии, и проблема разрешилась совершенно по-российски: что нельзя за так или за маленькие деньги, можно за большие.
За несколько дней до венчания Люба поехала на Смоленское кладбище – отслужить панихиду по похороненной там матери. Подъезжая к кладбищу, она вдруг увидела над воротами «мертвую голову», как она потом в слезах рассказала Пете. Ей сделалось так дурно, что она вернулась домой. Петр тоже поехал на Смоленское. Над воротами висел образ Смоленской Божьей Матери. Она смотрела на будущего жениха грустно и как-то отчаянно. Тут бы и задуматься перед материнским отчаянием, но… впереди так явственно маячило счастье.
Словом, 28 сентября 1827 года Петя с Любой сыграли долгожданную свадьбу. Василий с Сашей, переживавшие всю эту историю не меньше новобрачных, принесли дорогие подарки, даже театральное начальство расщедрилось – назначило молодым квартиру на третьем этаже. Ту самую, о которой такие нехорошие разговоры идут. Да только какое дело счастливым влюбленным до чужих разговоров? Да и мало ли что болтают!..
Любочка Каратыгина легко взлетела на третий этаж. Отомкнула заржавевшим ключом тяжелую дверь и вошла в комнаты. Ее встретили затхлость с сыростью и еще какой-то тяжелый, нежилой дух. Но Любочка не обратила на них внимания. Подумаешь, открыть окна, проветрить да помыть! Зато теперь у них с Петей – свое жилье!
Жили дружно. Всё вместе – и дом и сцена. Через год ожидали первенца. Люба уже шила пеленки-распашонки, правда, частенько прихварывала. И тогда начинала вздыхать: «Как-то у нас промозгло в квартире!» – и распахивала окна. Как-то Петр возвращался из театра домой и увидел, что к открытому окну несется воробей. Где-то в мозгу шевельнулся суеверный страх: если птица влетит – не к добру. Петр кинулся в квартиру, но воробей опередил его. Птицу Петр, конечно, выгнал, но дурное предзнаменование из головы не шло. Любе он ничего не сказал, она и так боялась родов.
Но все прошло нормально. Родился чудесный мальчик, которого назвали в честь брата Любы – тоже актера – Николая Дюра. Люба даже вышла на сцену и вдруг – захворала. «Как же сыро в этой квартире!» – жаловалась она мужу. Доктора говорили: у нее грудница, а оказалось – чахотка! Проклятая актерская болезнь… «А что вы хотите? – скривился один врач. – Вся ваша актерская братия ест кое-как, живет в сырых квартирах, на солнышке не бывает!» Бедный Петр вздохнул: где же видеть солнышко? Актер уходит на репетицию еще затемно, со спектакля приходит, когда уже темно.
4 декабря 1828 года Любы не стало. Ее похоронили на том самом Смоленском кладбище. На этот раз мать не пугала ее, а приняла в свою могилу. На следующий день Петр съехал с квартиры на третьем этаже и перебрался к родителям. Те уже год как жили не в театральном доме, а у Поцелуева моста в доме Немкова.
В начале 1831 года приятель-актер Хотяинцев познакомил Петра Каратыгина с начинающей певицей – Софьей Биркиной. Девушка жила в доме крестной – бывшей оперной примы Нимфодоры Семеновой. Считалось, что Нимфодора обучает ее пению. Соня Биркина действительно прекрасно дебютировала и уже пела Агату в «Вольном стрелке» Вебера с огромным успехом. Но не капризной крестной она была обязана фурору, а собственному таланту и трудолюбию, поскольку в доме Нимфодоры жила скорее на правах бедной родственницы, бегающей день и ночь по разным поручениям бывшей примадонны и ее дочерей.