Великие рогоносцы
Шрифт:
Да, экзальтированная особа! И пример такой экзальтации, наверное, от матушки переняла. Екатерина Медичи носила на шее засохшую кожу младенца, охраняющую ее якобы от «порчи». Мы вот заметили, дорогой читатель, что каждый экзальтированный монарх что-то такое имел от порчи. Какие-то странные амулеты. Так, Нерон носил всегда с собой платок, сшитый из кожи саламандры, Наполеон Бонапарт какой-то рубиновый перстень, выгнутый из ока египетского божка. Перстень приносил императору удачу и берег от сглаза. И, когда он подарил перстень одной австрийской даме, удача моментально «ушла» от Наполеона и он начал терпеть одно поражение за другим. Матери дикарских племен вешают на шею ребенка искусственные фаллосы, сделанные в зависимости от материального положения родителей из самого разного материала: от слоновой кости до глины. Римский папа Александр VI носил на шее ладанку, подаренную ему одной цыганкой, которая сказала ему, что, пока он ее носит на шее, убийство ему не грозит. Раз римский папа забыл надеть ладанку и принялся травить кардиналов без своего спасительного антидотум, но и по ошибке выпил «свою» отраву, предназначенную для других. Уже отравленный, он закричал: «Ладанку, скорее ладанку», — но было поздно. Ладанка, расставшись с шеей папы, уже мощи не имела. Римскому папе пришлось умереть отравленному.
Многие короли носили на груди магический индийский камень безуй, обладающий способностью охранять от «порчи».
Кроме того, что королева Марго была экзальтированной особой, она была еще и авантюрной особой. Нам нет тут резона исписывать страницы всех ее интриг и по отношению к своей матери, которая даже одно время пыталась физически ее уничтожить, и по отношению к брату Генриху III, и к мужу Генриху IV. За нанесенную ей обиду Марго отвечала злом. Она была очень мстительной и нанесенных оскорблений не прощала. Не всегда ей удавалось отомстить и она сама несла кару: просидела в своем замке целых восемнадцать лет после развода с Генрихом IV. Но потом решила наверстать опущенное, приехала в Париж и принялась писать воспоминания.
Марго к пятидесяти годам очень постарела и потолстела. Ее внешний вид ей самой внушает такое отвращение, что она перестала смотреть в зеркало. А когда однажды увидела в нем себя, то спросила: «Кто эта женщина?». До самой старости, то есть до шестидесятидвухлетенего возраста (в таком-то возрасте она умрет), Марго будет иметь маленьких мальчиков любовниками.
Ее сладострастие не угасает с возрастом. В довольно хороших отношениях она будет со второй женой Генриха IV Марией Медичи. И толстой лысой старухой, с огромным париком на голове, сделанным из белокурых волос ее любовников (только таких и держала), ковыляет Марго во дворец Марии Медичи, чтобы немного понянчиться с ее детьми. Ибо несмотря на некоторые сенсационные сообщения некоторых историков, утверждающих, что у Марго было двое внебрачных детей, по нашему мнению, она бесплодна и никогда детей не рожала. «Бодливой корове бог рогов не дает». Наградив королеву Марго необыкновенной чувственностью, у нее навсегда была отнята радость материнства. Генриха IV она пережила на пять лет.
Не испытав никакой радости супружества с женой королевой Марго, Генрих ищет такую «радость» на стороне.
«Генрих IV, будучи весьма склонен к любовным забавам, соблюдал неизменную почтительность к милым созданиям, умел хранить тайну, а потому всегда был радушно принимаем и взлелеян, хотя, я знаю, часто менял свои привязанности, благо всегда находился другой альков, где его уже ожидали. А являлся он всегда без охраны — даже когда приходилось отправляться в самые гнилые, гиблые и опасные места Сен Жерменского поместья, блуждая там по темным проулкам и лестницам. Его сопровождал только доверенный лакей Гриффон, шедший впереди со своим небольшим охотничьем копьецом и факелом. За ним шагал сам повелитель, укрывшись плащом по самые глаза, или прямо в ночном халате со шпагой подмышкой. А возлегши с дамой, клал копье и шпагу у изголовья, меж тем как верный Гриффон у крепко запертой двери сторожил и чуть подремывал». Гриффону очень часто приходилось «подремывать» у разных дверей, ибо Генрих IV, как хорошая гончая, что-то искал и нечто большее в своих эскападах, чем насыщение тела. Для души оставалось слишком мало, а вернее ничего, а королю непременно надо было испытать большое и лучше всего взаимное чувство, какое он нашел в «Прекрасной Коризанде», вдове графа Граммоиа. Ей двадцать четыре года и она белокура, словно мадонна Рафаэля. Но отнюдь не прекрасна, а даже некрасива, и эпитетом «Прекрасная» наделил ее Генрих исключительно из великодушия. Знакомство с Коризандой началось с того, что Наваррского короля ошеломил ее выезд. Представьте себе, дорогой читатель, роскошный кортеж из нескольких карет, в которых расселось самое экзотическое общество: и громадина мавр, и маленький карлик, и обезьянки в ливреях, львы и тигры под присмотром индусов в чалмах и полуголых арабов. Потом Генриху IV понравилось ее романтическое имя — Коризанда. Потом ее бескорыстие. Это была единственная любовница Генриха IV, которая не только не требовала от него денег, но на свои средства экипировала его войска. «Офицеры доложили, что ее полк прибыл. Король поцеловал руку графини Граммон. Он приказал знаменосцу выйти вперед, а к ней обратился с просьбой освятить знамя. Она сделала это и прижала тяжелый затканный шелк к своему лицу».
С таким же почтением Генрих IV будет привозить ей знамена неприятелей, чтобы кощунственно прикрывать ими их любовное ложе: «Они барахтались на простынях, сделанных из знамен неприятеля».
Коризанда умело подогревала страсть Генриха IV обыкновенной лестью. Какие прекрасные письма, полные восторга его полководческим способностям, его таланту и восхищения им как любовником, пишет ему Коризанда. Уже издание самой этой переписки в течение очень долгого промежутка времени могло бы составить интересную литературу. Генрих отвечает ей весьма пылко. Любовь, подогреваемая лестью и денежными средствами со стороны Коризанды, продолжается. Генрих готов даже жениться на ней и спрашивает совета у своего друга — министра де Сюлли. Он советует подождать ему два года. Через два года соломенный огонь Генриха IV погас, и он уже все реже и реже посылает письма своей любовнице и гораздо реже приезжает сам в ее поместье. Коризанда, любовь и тщеславие которой перемешались в одно неистребимое желание стать королевой, мучится, не спит по ночам и наконец посылает своего кузена узнать в чем дело. С обезоруживающей прямотой Генрих заявляет, что дело в том, что он… влюблен. В другую, конечно. Пришлось Коризанде проглотить этот комок, спрятать подальше документ, обещающей на ней жениться через два года, и по примеру мудрой маркизы Помпадур довольствоваться ролью приятельницы, в письмах к которой можно говорить обо всем: от домашних неурядиц с женой до чувств к новым любовницам. Сейчас этой новой любовницей стала Шарлотта Дезэссар. От нее у Генриха родилось две девочки. Связь быстро надоела Генриху и он выдает мать своих двух детей замуж за некоего графа Романтена. Графиня Романтен на всю жизнь сохранила приятные воспоминания о короле. Потеряв от Генриха рожденного в 1592 году ребенка — сына — графиня Грамон заболевает
Примерно в это же время у Генриха IV появляется новая любовница Эстер Имбер. Она оказалась нудной и король быстро ее оставил, не удосужившись не только обеспечить ей будущее, но даже принять ее в своем дворце, когда она приходила к королю просить помощь. И она умерла в огромной нищете, проклиная и Генриха IV и рожденного от него ребенка.
Потом будут еще любовницы — «мелкие рыбешки», озлобляя сердце короля, пока он не влюбится горячо, серьезно и со всем пылом своей необузданной натуры. Предметом его необыкновенной любви будет Габриэль д’Эстре, женщина, сумевшая напялить на Генриха IV «рога» и звание вечного «рогоносца».
Брантом о многочисленных связях женщин сказал так: «Доброму судну надобен не один, а несколько, два либо три якоря, чтобы прочно удержаться на месте». Отобрать любовника у этой женщины, самому безумно в нее влюбиться, чтобы потом все время мучиться муками ревности и своего бессилия, — таковы в нескольких словах отношения Генриха IV и Габриэль.
Загадочна личность человека и разгрызть ее под стать только, наверное, богу иди дьяволу. Тут, кажется, в этом в чувстве короля одно с другим смешалось: то как сам Господь Бог любит, то как сам дьявол ревнует. У господина жениха Бельгарда все по принципу: «Язык мой — враг мой». Ну зачем ему надо было хвастаться, что его невеста самая красивая девушка во всей Франции? Похвастался наш Меншиков своей наложницей — прачкой Мартой Скавронской и как это плачевно для русской истории вышло?
Царь Петр I ее русской царицей Екатериной I сделал. А сидел бы Меншиков тихо, не была бы в России такая легкомысленная, вечно пьяная русская царица. Так что если хотите, господа любовники, только в свое личное пользование любовницу иметь, попридержите свои язычки.
В это время у короля Генриха IV на альковном поле довольно пусто было. — Его жена, королева Марго, с которой он и в лучшие времена не часто ложе делил, где-то там в провинции обитает, своих фрейлин, с которыми у короля любовные связи были, из двора не отпускает, король по походам мается, походные проститутки его венерическими болезнями одаривают и даже скромная монашенка Вердун туда же со своим сифилисом лезет. Словом, король страдает без ласки женщины и маркотный ходит. И вспомнил король, как Бельгард нахваливал свою невесту и решает от нечего делать съездить к ней в поместье и самолично ее красоту оценить. Но реальность превзошла самые смелые ожидания короля. Он как увидел эту бледнолицую красавицу — блондинку с личиком падшего ангела, моментально не только ей прозвище дал «прекрасный ангел», но и вскипел к ней неземной любовью. Так мгновенно, с первого взгляда влюбился и, оказывается, прочно. Историки и хроникеры потом удивляться начнут и свое недоумение в эпистолах выражать: как мог такой ветреный, такой непостоянный в любви король вдруг загореться таким глубоким чувством? И на целых восемь лет, до самой смерти Габриэль!
Гастон Орлеанский, брат Людовика XIII, дает такой вот портрет Габриэль:
«Она обладала одной из самых восхитительных головок в мире, с золотыми густыми волосами, голубыми глазами, ослепительно сверкающими, и лицом цвета лилий и роз».
С места в карьер король решает переговорить с родителями Габриэль по поводу своего окончательного решения сделать ее своей постоянной метрессой. Во-первых, конечно, долой господина жениха. Ну это просто! Раз дунуть и любовь Бельгарда в прах рассыпалась. Он свое жениховство под мышку и давай других дам обхаживать! Вот еще — с королем связываться! Труднее было родителей удобрить. Матери вообще след простыл. Она, нарожав что-то около дюжины детей, вдруг загорелась страстью к одному маркизу и убежала, как подросток, а не как многодетная мать, со своим любовником и теперь где-то по Европе таскается. Но недолго таскалась. Однажды народ, узнав кто такой в их корчме обитает, какая великая прелюбодейка, вскочил в комнату и прирезал влюбленную многодетную парочку. Габриэль осталась на воспитании отца и тетушки. Отец Габриэль свои железные или там позолоченные очки напялил, в бумагу углубился, расчеты производя, какие такие особые корысти будет иметь его дочь от любовной связи с королем. Ибо так, на первый взгляд, таких корыстей раз два и обчелся. Король на девять лет старше жениха дочери, на внешний вид уродлив: длинный и с длинным носом, одевается, хуже некуда, потом от него вечно воняет, ему видите ли свой «дух» дороже — духами опрыскиваться не желает. Дочь нос от него воротит и прямо в лицо королю говорит: «О боже, ну какой же вы уродливый!» А жених? Жених был самим экс-любовником Генриха III и имеет большие богатства. И быть женой графа Бельгарда гораздо престижнее, чем любовницей короля «без кола и двора», то есть — «король без короны и муж без жены».
Перспективы слабые. Габриэль от короля нос воротит, король все больше и больше влюбляется и свои «корысти» отцу Габриэль под пенсне подсовывает: а поместья, а должности, а бриллианты, а иные драгоценности, которые влюбленный король готов сыпнуть щедрой ручкой, хотя, как все гасконцы, немного скуповатым был. «Для Габриэль — ничего не пожалею», — воскликнул король и этим сломил все сопротивления дочери и отца. И вот она уже баронесса, а потом и маркизой станет, и вот уже для нее замок куплен, вот уже походная карета с удобным ложем на пикники ее с королем возит. А народ-то, народ, как глянет на эту карету, злость его пробирает — ишь, барыней разлеглась — вся в шелках да бриллиантах, и даже в лошадиные гривы какие-то драгоценные камни вплетены. Это при том всем, что у народа не только курицы к воскресному обеду нет, но даже хлеба с луком на каждый день не хватает. Народ рассержен. Народ во все времена и народы не любил куртизанок королей. Одну только Нель Гвин любил народ, мы вам об этом рассказывали, дорогой читатель. И народу казалось, что все их беды — вина куртизанок. Ни одна королевская шлюха, пока царствовала, не принесла народу в подарок свое богатство. Вот когда король ее выгонял из дворца, тогда другое дело. Тогда они, эти королевские шлюхи, монашенками становились и все несли народу. Знаете, по принципу: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». И очень ценил народ французского короля Людовика XI, который на любовниц не больно-то раскошеливался и даже задрипанным перстеньком с нечистой воды алмазом не всегда их одаривал. Народ это ценил. И когда учил своих попугаев нецензурными словами фавориток королей награждать, по отношению к Людовику XI великую уступку делал. Попугаи народа Людовика XI не выкрикивали там, «ах ты мать…», а невинное: «Ах Пептита, ах Пептита» (имя королевской любовницы), сквернословием ее не унижая.