Великие стратегии великих полководцев. Искусство войны
Шрифт:
Это – позиционная война. Это выглядит так, как если бы два борца, вместо того чтобы охватить друг друга и попытаться применить законный прием или подножку, уперлись друг в друга, плечо в плечо, в терпеливом ожидании, что один из двух «сдаст» в результате истощения, вызванного долгим непрерывным напряжением мускулов и нервов.
Маневр невозможен: нельзя маневрировать перед Китайской стеной. Не существует более стратегии. Последняя представляет собой искусство вождения массы войск до поля сражения, а в данном случае войска уже здесь, в тесном соприкосновении, жестко развернутые. Не существует более тактики. Последняя представляет собой искусство выбора надлежащей местности для наступления или для обороны; в данном случае местность такова, какова она есть; ее не выбирают,
Сплошной фронт появился совершенно непредвиденно, в полнейшем противоречии со всеми господствовавшими теориями и в полном противоречии с мышлением генеральных штабов…
Все прошлое опрокинуто. Обе линии постоянно находятся в непрерывном и полном vis-'a-vis (друг против друга) и занимаются лишь тем, что обоюдно наносят друг другу удары – удары молота по наковальне.
Какова же была причина этого явления, столь грандиозного и столь общего? Эта причина, имеющая именно такой характер, является чрезвычайно простой и заключается в громадной эффективности, достигнутой огнестрельным оружием, в особенности малокалиберным. Необходимо помнить, что всякое повышение эффективности огнестрельного оружия, в особенности оружия малых калибров, повышает ценность обороны…
Отсюда огромное значение, которое получили оборонительные устройства, т. е. средства, пригодные для защиты собственного оружия от неприятельских ударов – окопы, и средства, пригодные, чтобы задержать неприятельское наступление в непосредственной близости от позиций – проволочные заграждения и т. п., поскольку эти устройства позволяют самыми малыми силами уравновешивать значительно более крупные силы.
И действительно, на практике немедленно выявилось значительное увеличение ценности обороны. Это привело к кристаллизации линий, так как противники, раз вступив в соприкосновение, ввиду невозможности для каждого из них продвигаться вперед, были вынуждены оставаться на месте… Когда все стратегические планы на практике оказались несостоятельными и когда стена стала против стены, борьба сделалась растянутой и разрозненной…
Периодически, в наиболее благоприятные моменты, когда удавалось накопить людские массы и боеприпасы, производились попытки действий в более крупном стиле; эти действия поглощали людей и боеприпасы, и когда они шли хорошо, то вызывали изгиб одного из участков длинных непрерывных линий. В виде исключения имели место прорывы фронтов и глубокие продвижения; но и в этих случаях непрерывный фронт всегда восстанавливался…
Наступательные действия обходятся дороже оборонительных до того момента, пока не удастся преодолеть оборону. Но когда наступление бывает остановлено прежде, чем достигнет своей цели, оно дает отрицательный результат, ибо обходится дороже тому, кто его ведет, чем тому, против кого оно направлено. Но поскольку сохранялся образ мыслей, стоявший за наступление ради наступления, создалась французская теория «grignotage» («прогрызания»)…
Эта теория определила полное крушение военного искусства и поставила под вопрос исход войны: материально – потому, что когда Россия «сдала», исчезло превосходство в численности; морально – потому, что в войсках она привела к проявлениям слабости духа.
Обе стороны лелеяли надежду, что зарождающаяся позиционная война окажется всего лишь временным состоянием. И ни одна сторона не нашла в себе мужества отступить, чтобы найти местность, более подходящую для длительной обороны, – они боялись, что уступка земли, за которую было пролито столько крови, могла быть воспринята как открытое признание поражения.
Поэтому линия фронта застыла там,
Затем соперничающие армии принялись совершенствовать свое вооружение и материальную часть. Особенно значительно возросла численность пулеметов – насыщение ими войск продолжалось до конца войны и сильно повысило статус пулемета; из вспомогательного вида вооружения пехоты пулемет превратился в ее основное оружие, а в дальнейшем стал главным оружием также и в авиации. Число артиллерийских орудий тоже возросло, и каждый расчет был укомплектован беспрецедентно большим количеством боеприпасов; каждый годный ствол был пущен в дело, включая многочисленные модели устаревшей конструкции. Повысилась значимость саперных работ: уже вошли в употребление минометы и ручные гранаты, бункеры, подрывные заряды, водные преграды и препятствия всех видов все больше и больше придавали позициям характер крепостных укреплений.
Время показало, что немцы более, нежели противник, пострадали оттого, что ухватились за позиции, навязанные необходимостью момента, не приняв во внимание, насколько эти позиции пригодны для долгосрочной обороны. И опять-таки обыкновение стягивать все силы к самой линии фронта добавляло много лишних трудностей. Это сокращало количество доступных резервов, это мешало их подготовке, это резко сокращало период их отдыха, и хуже всего – это уменьшало ударную силу, в которой отчаянно нуждались другие театры военных действий, где с помощью этих резервов можно было справиться гораздо быстрее. С нашей точки зрения, ситуация у наших противников улучшилась с пугающей быстротой после того, как союзники решили больше не направлять крупные силы на второстепенные театры (как они делали в Галлиполи) и вместо этого сосредоточить все наличные ресурсы войск, снаряжения и огневой мощи во Франции. Это, однако, не значит, что такое решение было обязательно лучшим. Обе стороны убеждали себя, что только путем введения в бой чрезвычайных ресурсов они могли достичь успеха в битве на Западном фронте, и каждая из них стремилась различными средствами добиться именно этого результата.
Воздушное оружие имеет ярко выраженный наступательный характер, но совершенно не пригодно для обороны, до такой степени, что тот, кто намерен применять его для обороны, должен примириться с абсурдностью применения для этой цели воздушных сил, значительно превосходящих те, которые могут произвести на него нападение.
Во время мировой войны, хотя и не было еще точных критериев для крупных наступательных операций с воздуха, все воздушные нападения, производившиеся хоть с некоторой решимостью, удавались. Мы бомбардировали Полу каждый раз, когда это нам было угодно, а австрийцы бомбардировали Тревизо вплоть до самого дня перемирия, несмотря на то, что в последние месяцы войны мы обладали неоспоримым преобладанием в воздухе.
В приложении к воздушной войне этот общий принцип кажется жестоким вследствие нашей особой и традиционной чувствительности, которую необходимо будет изменить.