Великие стратегии великих полководцев. Искусство войны
Шрифт:
Вы увидите из всех тех правил, которые я в сем сочинении предписал, на чем основывается теория военных учреждений заведенных в моих войсках. Намерение в сих движениях состоит в том, чтоб во всех случаях выиграть себе время, и решить дело скорее, нежели до сего в обыкновении бывало, и чтоб, наконец, ниспровергнуть неприятеля яростным ударом нашей конницы.
При таком стремлении побуждаем и трус, так что сей равномерно, как и храбрый, должность свою исправлять принужден, к тому же и ни один рейтар праздным не останется. Все при сем основано на скоропостижной атаке, и так я льщу себе, что все генералы, будучи удостоверены о пользе и надобности сего военного порядка, стараться будут о сохранении и о приведении оного в совершенство, как в военные, так и в мирные времена.
Я не забуду никогда, что говорит Вегеций о римлянах, восклицая в восторге: «И наконец римское благоучрежденное
Опасность, которой избежал Наполеон, дала ему почувствовать необходимость образования охраны из отборных людей, специально подготовленных к этой службе и занятых исключительно заботами об его безопасности. Была сформирована часть, получившая название «гиды». Организация ее была поручена Бессьеру, командиру эскадрона. Этой части тогда же присвоили особое обмундирование, такое же, какое впоследствии было у гвардейских конных егерей; она явилась их зародышем. В нее зачисляли отборных людей, минимум с десятилетним сроком службы, и часть эта оказала в боях большие услуги. Тридцать – сорок из этих доблестных храбрецов, использованных вовремя, всегда добивались самых решительных результатов. Гиды во время боя были тем, чем впоследствии при императоре сделались дежурные эскадроны, и это легко объяснить, потому что и те и другие были у Наполеона под рукой, и он их бросал в дело в наиболее важные моменты.
Бессьер, уроженец Лангедока, начал службу в 22-м конно-егерском полку, в армии Восточных Пиренеев. Он был храбр, хладнокровен и сохранял спокойствие под самым сильным огнем. У него было очень хорошее зрение и большой навык в маневрировании конницы. Особенно хорошо руководил он кавалерийским резервом. В дальнейшем во всех больших сражениях он оказывал величайшие услуги. Он и Мюрат были первыми кавалерийскими начальниками армии, но обладали совершенно противоположными качествами. Мюрат был авангардный начальник, порывистый и кипучий. Бессьер обладал свойствами офицера резерва, полного энергии, но осторожного и рассудительного. Со времени создания отряда гидов ему была поручена исключительно охрана главнокомандующего и главной квартиры. Впоследствии он стал герцогом Истрийским, маршалом империи и одним из маршалов гвардии.
С одной стороны, военная деятельность представляется в высшей степени простой. Мы часто слышали и читали, как просто и безыскусственно говорили о ней величайшие полководцы; по их словам, управление и приведение в движение тяжеловесной армейской машины, состоящей из сотен, тысяч различных членов, отходит совершенно на второй план перед их личностью, и, таким образом, весь исполинский акт войны в его целом индивидуализируется в своего рода единоборстве двух вождей. При этом мотивы их действий кажутся обусловленными немногими простыми представлениями, а порою несложным душевным побуждением; создается впечатление, что полководцы приступают к делу легко, уверенно, хотелось бы даже сказать – легкомысленно. Но, с другой стороны, мы усматриваем бесчисленное множество обстоятельств, в которых должен разобраться анализирующий разум полководца, огромные и часто неопределенные расстояния, на которые тянутся отдельные связывающие их нити отношений и множество комбинаций. И мы должны помнить обязанность, лежащую на теории, все это охватить систематически, т. е. с совершенной ясностью и исчерпывающей полнотой, и для всякого действия указать достаточные основания. При этом, вполне естественно, нами овладевает сильнейшее беспокойство, как бы нам не опуститься до школьного педантизма, туда, где, ползая по подвалам тяжеловесных понятий, мы на пути своего анализа ни разу не встретимся с мышлениями великих полководцев, одним взглядом охватывавших существо дела. Если результат теоретических усилий привел бы к этому, то, пожалуй, лучше было бы вовсе к ним не приступать. Они вызвали бы пренебрежительное отношение к теории со стороны таланта; такая теория обречена на скорое забвение. С другой стороны, этот свободный глазомер полководца, эта простота представлений, эта персонификация всей военной деятельности до такой степени составляют самый корень хорошего ведения войны, что лишь в условиях этой широты можно мыслить ту свободу духа полководца, которая является необходимой, чтобы властвовать над обстоятельствами, а не быть ими подавленной.
Не без робости делаем мы следующий шаг; он может быть направлен лишь по пути, намеченному нами с самого начала. Теория должна ярко осветить всю массу обстоятельств, дабы уму легче было среди них ориентироваться; она должна вырвать плевелы, которым заблуждение дало возможность повсюду прорасти; она должна вскрыть взаимоотношения явлений, отделить существенное от несущественного. Там, где представления сами собою складываются в такое ядро истины, которое мы называем принципом, там, где они сами устанавливают такой порядок, который мы называем правилом, в обязанности теории это отметить.
То, что ум вдохнет в себя во время этого странствования среди фундаментальных
Но как бы ни были велики поля сражения, человеческий глаз увидит очень мало. На обширном пространстве нельзя будет ничего обнаружить. Если бы не оглушала орудийная канонада, то только слабые огневые вспышки позволяли бы догадываться о наличии артиллерии. Нельзя было бы установить, откуда раздается треск пехотного огня, если бы время от времени то здесь, то там, появляясь на мгновение, не продвигалась вперед, как бы скачком, узенькая линия, чтобы затем так же быстро снова исчезнуть. Не видно ни одного всадника. Конница вынуждена выполнять свои задачи вне поля действия двух других родов войск. Нигде не видно Наполеона, расположившегося на высоте и окруженного блестящей свитой. Он сумел бы мало что обнаружить даже в самую лучшую подзорную трубу. Его серая лошадь была бы удобной целью для бесчисленных батарей. Главнокомандующий находится далеко позади в доме с обширными кабинетами, где можно иметь под рукой проволочный и беспроволочный телеграф, телефонные и сигнальные аппараты и множество ожидающих распоряжений автомобилей и мотоциклов, готовых к самым дальним поездкам. Там в удобном кресле перед широким столом сидит современный Александр Македонский, и все поле сражения лежит перед ним на карте; он передает оттуда по телефону зажигательные слова и получает донесения командующих армиями и корпусами, привязных аэростатов и управляемых дирижаблей, наблюдающих вдоль всей линии за движениями врага и за его позициями.
Эти донесения будут отличаться от донесений прежних времен, главным образом, величиной количественных данных и, в меньшей мере, своим содержанием. Довольно единодушно будут они сообщать, – как они сообщают уже в течение веков, – что неприятель непрерывно укрепляется, что артиллерия несет большие потери, пехота не в состоянии продвигаться вперед и настоятельно требуется подкрепление. Полководец не сумеет выполнить этих пожеланий. Даже при наличии в его распоряжении сильного резерва, последний оказался бы вскоре исчерпанным, если бы он удовлетворял все призывы о помощи, которые могут казаться основательными, и посылал подкрепления во все стороны на расстояния многих миль и дневных переходов. Так как самый бой можно вести только относительно небольшим числом людей, то отправка крупных подкреплений, для которых вследствие ограниченности пространства не оказалось бы укрытий, лишь увеличила бы потери. Основная задача руководителя сражения заключается в том, чтобы задолго до встречи с неприятелем указать всем армиям и корпусам дороги, пути и направления, по которым они должны продвигаться, и назначить примерные цели движения на каждый день. Подход к полю сражения начинается тотчас же, как войска выгружаются из поездов. Корпуса и дивизии устремятся с вокзалов к тем местам, которые им предназначены по диспозиции сражения, причем одни будут форсировать свои марши, а другие – несколько их замедлять. Так как ширина фронтов боевых действий увеличивается, колонны, идущие к полю сражения, смогут совершать переходы, сохраняя по меньшей мере ту ширину, которая им предназначена в самом бою. Стягивание войск к полю сражения должно потерять свое значение. Те корпуса, которые вступят в соприкосновение с противником, должны будут вести сражение, не рассчитывая на дальнейшие подкрепления.
Следующий момент, тоже связанный с человеческим фактором, – это подбор командиров. Наверное, треть моего рабочего времени уходила на анализ их индивидуальных особенностей. В отношениях с подчиненными важную роль играют справедливость и объективность, а также тщательная оценка человеческих качеств. Я сам назначал командиров вплоть до уровня батальона, а то и роты. Единственными критериями отбора были личные качества, способность вести за собой людей, умение доводить порученное дело до конца. Я считал своей обязанностью лично знать всех командиров и настаивал на том, что командовать должны только самые достойные. Если выбор хороших старших командиров сделан, им следует доверять и всячески их поддерживать. Любой командир имеет право на помощь и поддержку своего непосредственного начальника. Иногда он не получает ее, и такую возможность необходимо принимать во внимание, если человек не справляется с порученным заданием. Если же, получив всю помощь, на которую можно рассчитывать, человек все равно проваливает дело, он должен уйти. Бытует мнение, что офицера, получающего более высокую должность, нет нужды учить выполнению его новых обязанностей. Это серьезная ошибка. Между бригадой и дивизией – дистанция огромного размера, как и между дивизией и корпусом. Когда офицер получал повышение, на новой должности он нуждался в совете и помощи, и я считал своим долгом проследить, чтобы он получал и первое, и второе.