Великие завоевания варваров. Падение Рима и рождение Европы

Хизер Питер

Но здесь главное – не увлекаться. Все это вовсе не свидетельствует о том, что с севера хлынула волна мигрирующих варваров, а маркоманы, квады и языги воспользовались случаем и беспокойными временами, чтобы обогатиться. Некоторые из чужаков, приходивших в приграничные земли, также имели только одну цель – грабежи. Но, несмотря на это, многие обстоятельства указывают на то, что германские племена, жившие близ границы с Римом и по большей части являвшиеся полузависимыми клиентами империи, а не ее заклятыми врагами, приняли участие в войне в том числе и из-за того, что появились новые племена, и им, как они и утверждали, действительно требовалась помощь Рима. Балломарий, царь маркоманов, в свое время предстал перед императором Марком Аврелием в качестве представителя делегаций одиннадцати приграничных племен, в земли которых могли вторгнуться пришельцы с севера [111] . Если бы у нас не было больше никаких сведений о Маркоманской войне, то вплоть до 1970 года ситуация выглядела бы крайне интригующе, но вместе с тем и весьма досадно. Сами по себе исторические источники не способны дать нам более или менее реальных представлений о масштабе конфликта, ведь споры Марка Аврелия с маркоманами и квадами были лишь его частью. Однако за последние двадцать лет были обнаружены обширные археологические свидетельства, которые коренным образом изменили наши представления о том, что происходило на севере Древней Германии во II веке.

111

См.: Дион

Кассий. Римская история. 72.3.1а.

Обнаружение этих свидетельств – очень интересный побочный эффект холодной войны. Многочисленные раскопки проводились в Центральной и Восточной Европе до 1939 года, однако большая часть находок затерялась в ходе разрушительной Второй мировой войны, и после ее окончания ученые были вынуждены фактически начинать с нуля. Стимул, финансирование и кадры поступали преимущественно из одного источника – объединения восточных государств, появившихся под влиянием Советского Союза. Эти государства преследовали две цели, которые на первый взгляд кажутся несочетаемыми. С одной стороны, в них были очень сильны националистические тенденции. Археологически они выражались в желании доказать, что нынешние обитатели этих земель – далекие потомки коренного населения, которое на протяжении длительного периода занимало одну и ту же территорию, и историю его можно проследить до самого глубокого прошлого. Желание это сочеталось со здоровым интересом и стремлением продемонстрировать на практике процессы исторического развития, описанные в XIX веке господами Марксом и Энгельсом, несмотря на то что, как мы уже видели, для марксистов национальная идентичность любого рода могла быть лишь ложным сознанием. По двум этим причинам изучение далекого прошлого за «железным занавесом» рассматривалось как весьма похвальное стремление, а в результате появилась целая индустрия, спонсируемая государством. Если взять на себя труд сейчас ознакомиться с выпущенными тогда работами, то от идеологического подтекста отдельных публикаций, в особенности времен 60-х и 70-х годов, волосы встают дыбом. Однако многие ученые упорно не желали работать под гнетом официальной марксистско-националистской идеологии и ее видения прошлого и, либо поддерживая эти идеи на словах, либо просто их игнорируя, занимались исследованиями честно и беспристрастно. Даже в сталинскую эпоху на основе новых находок проводилась колоссальная и очень важная работа, а к концу 70-х и 80-х годов многие научные сообщества Восточной Европы обрели почти полную интеллектуальную свободу [112] .

112

См., например: Barford (2001), введение и главу 1.

В результате мы получили прежде всего куда более полную и ясную картину основных материальных культурных систем германской Европы в римский период, в частности, была выявлена вельбарская культура Северной Польши, заметно отличающаяся от своего ближайшего соседа, пшеворской культуры, которая была довольно полно изучена и описана между Первой и Второй мировыми войнами. Между ними немало сходств, но различия, как незначительные – к примеру, в росписи посуды, изготовлении оружия, – так и куда более весомые и значимые, заставляют разделить их. Вельбарских мужчин никогда не хоронили с оружием, но такой обычай имелся у носителей пшеворской культуры. Вельбарские кладбища указывают на то, что в ходу были обряды как кремации, так и предания земле, в то время как их соседи всегда сжигали мертвецов. Такие несоответствия свидетельствуют о существенных различиях в религиозных верованиях, касающихся посмертия.

Обнаружение различий между этими культурами для нас важно потому, что изобилие новых находок привело к дальнейшему развитию более надежных способов определения возраста археологических находок. Коссинна – автор теории «археологии поселений» – стал основоположником этого процесса, используя одновременно два элемента. Во-первых, он и его соратники установили принцип использования стилистического развития с целью определения относительных дат в рамках определенной «культуры». Появление более изысканных вариантов того или иного предмета или более сложных форм в рамках одного типа украшений заставило их предположить – и вполне разумно, как показывает практика, – что более простые варианты предшествуют им и являются более ранними. В общем и целом этот подход можно перенести на любые типы объектов, однако метод изначально применялся преимущественно к керамике. Первые исследователи затем стали в своих построениях опираться на предметы, датировка которых не вызывает затруднений, чтобы выстроить временную шкалу стилистических изменений в рамках общей хронологии. Скажем, если монета 169 года н. э. была найдена вместе с керамикой определенного вида, значит, посуда была произведена после ее выпуска. Этот метод в целом неплох, однако о временных промежутках между производством и захоронением датируемых объектов оставалось только догадываться, и ошибки случались достаточно часто – поскольку, как мы теперь знаем, римские монеты хорошего качества, изготовленные в I и II веках, по-прежнему широко использовались в варварской Европе даже в IV столетии.

Применяя этот подход к куда большему числу остатков культур, которые были обнаружены к 1970 году, ученые сумели установить последовательность эволюции стилей для оружия, пряжек, украшений и гребней, помимо всего остального. Это дало датировке находок куда более прочное и серьезное основание, поскольку можно было отталкиваться от целого ряда предметов, обнаруженных в том или ином скоплении, а не судить по какой-то одной вещи. В результате хронология основных германских культурных систем теперь может быть разделена на вполне отчетливые фазы, каждая из которых определяется по типу вооружения, определенным формам брошей, пряжек, горшков и гребней. В частности, благодаря этому стало гораздо легче выделять «нестандартные» предметы из предыдущего периода, оставшиеся в использовании. Ранее их обнаружение в захоронении, скорее всего, сделало бы правильную датировку сложной, если не невозможной [113] .

113

Фундаментальное значение здесь имеет работа недавно скончавшегося Казимира Годловского, особенно общие ее положения относительно севера Центральной Европы в римский период: Godlowski (1970). Щукин (Shchukin (1990) опубликовал хорошее обзорное исследование, опиравшееся на работу Годловского. Спор о частностях, обсуждение «культур» и фаз их развития теперь ведется в куда более определенных хронологических границах. Ранее точно датировать можно было только римские монеты. Начиная с 1945 года получило развитие изучение римской керамики с позиции хронологии, это касается как обеденной посуды, так и амфор для хранения оливкового масла и вина. Два наиболее современных метода предоставляют нам максимально точные даты: углеродный анализ (дает возможность уточнить хронологический диапазон) и дендрохронология, которая опирается на годовые кольца деревьев (то есть можно узнать, когда конкретно было срублено дерево). Совмещая это с подходом Годловского, эти научные методы позволили получить обширную хронологическую базу, которая бы поразила ученых предыдущих поколений.

Все это имеет большое значение для изучения Маркоманской войны, поскольку именно благодаря новым сведениям стало ясно, что приблизительно в середине II века начали

происходить серьезные изменения в сложившейся структуре германских (или преимущественно германских) систем материальных культур на территории нынешней Польши. В частности, вельбарская культура начала распространяться к югу от Померании на север Великой Польши (между реками Нотець и Варта) и на юго-восток через Вислу в Мазовию (см. карту 4). В прошлом идентичность племен, населявших эти территории, вызывала яростные споры из-за их потенциальной значимости в вопросе происхождения славян, однако теперь в основном принимается следующая точка зрения: носители вельбарской культуры проникли в регионы, в которых в первых двух веках н. э. господствовали готы, руги и другие германцы, даже несмотря на то, что остальная часть населения изначально не была (или так и не стала) германоязычной. На новых территориях, по которым с 150 года начинают распространяться археологические остатки вельбарской культуры, прежде обитали носители пшеворской культуры. Их традиционно ассоциировали с вандалами, однако, вне всякого сомнения, здесь проживали и иные племена. Как и большинство таких культурных ареалов, этот был достаточно велик, чтобы здесь сосуществовали несколько небольших германских племен, упомянутых Тацитом и Птолемеем.

Первостепенное значение имеет даже не идентификация культур, а сам факт экспансии вельбарской культуры. Хронологическое совпадение слишком поразительно, чтобы можно было его проигнорировать. Экспансия вельбарской культуры, указывающая на серьезные проблемы в Северной Польше, произошла приблизительно в то же время, что и Маркоманская война. Скорее всего, эти два явления связаны, а значит, приграничные волнения, упоминаемые в римских источниках, совпали с более широкими потрясениями, происходившими на территории германской Европы. Однако археологические свидетельства не могут объяснить, была эта связь причинной или следственной. Даже с помощью подробной системы хронологии использования различных стилей остатки можно датировать в лучшем случае с погрешностью в четверть века, к тому же следует учитывать, что смежные этапы могут в рамках временной шкалы накладываться друг на друга. В этом случае двадцати пяти лет было бы вполне достаточно для того, чтобы экспансия вельбарской культуры послужила либо причиной, либо следствием Маркоманской войны. Более точные методы датировки вроде радиоуглеродного анализа и дендрохронологии смогут дать ответ на этот вопрос, однако пока мы вынуждены оставить его открытым [114] .

114

Если определять периоды, то расширение приходится на римский железный век, фазы В2, В2/С1а. Два последних абзаца опираются на важные сборники статей: Peregrinatio Gothica 1 и 2; Shchukin (2005).

Остается также неясным ход развития событий после экспансии вельбарской культуры. Археологические зоны – это материальные остатки культур, не вещей, поэтому экспансию в географическом регионе одной системы за счет другой не следует трактовать как акт завоевания, как сразу же предположил бы Коссинна. По большому счету, такого рода экспансия культуры может быть следствием развития любого рода – разумеется, в том числе завоевания или аннексии, но также и расширения торговых связей, изменения системы верований и т. д. В нашем случае вполне очевидно, что экспансия вельбарской культуры до определенного предела представляла собой слияние разных культур; пшеворское население приспосабливалось к нормам вельбарской культуры, а вовсе не заменялись полностью ее носителями. Как видно на карте 4, на некоторых кладбищах захоронения вельбарского типа заменили своих пшеворских предшественников сразу же, нет никаких признаков того, что какое-то время кладбище не использовалось. Возможно, мы имеем дело со следующим явлением – пшеворское население усвоило новые ритуалы погребения, принесенные носителями вельбарской культуры в том, что касается захоронения с оружием, и, возможно, также верования, которые их определяли. Однако даже перемены такого рода не происходят в вакууме. Что-то должно было заставить носителей пшеворской культуры изменить давно сложившиеся устои жизни, точнее, смерти. Что именно? Об этом археологические свидетельства умалчивают. На мой взгляд, самый правдоподобный ответ – новый уровень политического влияния, поскольку даже культурная ассимиляция обычно следует за установлением политического господства.

Столь же важно отметить, что помимо слияния культур экспансия вельбарской культуры также включала в себя переселение жителей северной Великой Польши на юг. Это отражено в исторических источниках. К примеру, к 200 году н. э. римская армия смогла завербовать в свои ряды готов – принадлежавших как раз к одному из старых вельбарских племен и живших близ границ Дакии. Еще сто лет назад готы находились слишком далеко от границ Римской империи, чтобы подобное могло произойти. Однако археологические данные сами по себе весьма показательны. Общая плотность населения в вельбарских становищах быстро росла с начала тысячелетия. Отдельные поселения существовали недолго, сравнительно быстро выходя из использования на протяжении I и II веков, отражая неспособность жителей поддерживать плодородность полей в течение длительного срока. Однако есть и другой аспект этого процесса. Каждые двадцать пять лет после рождения Христа появлялось все больше жилых поселений в землях носителей вельбарской культуры. Это заставляет сделать вывод о росте населения, который мог бы объяснить и постепенное перемещение этих народов на юг, ближе к Карпатам – что, в свою очередь, и позволило римлянам набрать рекрутов из числа готов. Это также говорит о вероятном давлении со стороны носителей вельбарской культуры на своих непосредственных соседей пшеворского происхождения в Центральной Польше. Как мы видели, свидетельства сельскохозяйственного производства в германской Европе и впрямь говорят о существенном росте населения в римский период, поэтому открывающаяся картина вполне правдоподобна. Если так, растущее вельбарское население, по всей вероятности, поставило своих пшеворских соседей перед нелегким выбором – принять вельбарскую культуру либо пуститься на поиски новых земель [115] .

115

Более полный обзор см.: Heather (1996), 35–38. Существует большое количество обрывочных свидетельств в античных источниках, в которых упоминаются группы готов, перемещавшиеся на юг и восток, см.: Batty (2007), 384–387.

Разумеется, хотелось бы знать гораздо больше подробностей – и очень жаль, что мы не можем установить, действительно ли экспансия вельбарской культуры предшествовала беспорядкам близ границ империи, которые Марк Аврелий упорно подавлял, или же стала одним из их последствий. Тем не менее вместе история и археология ясно показывают, что война была весьма необычна по своему масштабу и продолжительности, и позволяют предположить, что одной из причин тому стала роль, сыгранная агрессивно настроенными группами населения, пришедшими в приграничные регионы издалека. Не только ненадежные свидетельства «Истории Августов» являются основанием для утверждения, что одной из черт Маркоманской войны было появление большого количества переселенцев. Некоторые фрагменты куда более надежного источника, «Истории» Диона Кассия, указывают на то же самое, и это в сочетании с экспансией вельбарской культуры добавляет новое измерение к нашему пониманию происходивших тогда событий. Всего этого вместе достаточно, чтобы показать: Маркоманскую войну нельзя трактовать как типичный приграничный конфликт, разве что чуть более ожесточенный. И у нас появляется еще больше причин считать ее переломным моментом, если речь идет о III веке, когда размах экспансии вельбарской культуры возрос и продолжающаяся миграция германцев полностью перестроила мир близ границ Рима.